– Так получилось быстрее, – сказал он.

– Корсет – тоже! – взмолилась Клио.

О боже! Рейф сделал шаг назад, осмотрел узел и нашел конец шнуровки. Взявшись за тонкий шнурок, он решил, что держит в руке тонкую нить своего здравомыслия. Один рывок – и все рухнет.

Тем не менее он дернул за шнурок. Ведь он уже и так зашел слишком далеко. Обратной дороги все равно не было.

– Дыши! – скомандовал он.

Клио подчинилась и сделала глубокий вдох. А Рейф почувствовал, что теряет способность мыслить здраво.

– Так намного лучше. Спасибо. – Клио повернулась к нему, прижимая к груди корсаж расстегнутого платья. – Знаешь, до этой недели я уже много лет не пробовала торта. Любопытно, не правда ли? Если ты много лет в чем-то себе отказываешь, то потом можно убедить себя в том, что тебе этого и не хочется вовсе, правда?

Рейф убрал локон, упавший ей на шею.

– Думаю, это мне знакомо, – прохрипел он.

– Когда Пирс должен был вернуться из Антигуа, мама за несколько месяцев до этого начала морить меня голодом. Мне давали только кресс-салат и мясной бульон. Она хотела, чтобы я во что бы то ни стало уменьшилась в талии. Такое питание довело меня до болезни. Я была так слаба, что не могла держать в руке ручку, – не говоря уж о том, чтобы выдержать свадебную церемонию. И свадьбу пришлось снова отложить.

От гнева Рейф едва не задохнулся.

– Твоя мать была не права! Она должна была сделать все, чтобы ты чувствовала себя… совершенной.

– Но я вовсе не совершенна. По крайней мере, для роли маркизы Гранвилл я не очень-то подхожу. Если бы Пирс считал меня совершенной в семнадцать, он бы женился на мне уже тогда. То же самое можно сказать обо мне в возрасте девятнадцати лет, двадцати одного года и так далее. Последний раз он видел меня почти два года назад, когда заезжал домой перед отъездом в Вену. Мы могли обменяться брачными клятвами и тогда, и я бы поехала с ним на континент. Но он не хотел, чтобы я поехала с ним. Вероятно, я могла поставить его в неловкое положение…

– Ты не могла поставить его в неловкое положение, – возразил Рейф. Проклятье! Ведь любой мужчина, который не гордился бы тем, что рядом с ним такая женщина, заслуживал сломанной челюсти! И он, Рейф, мог бы этому посодействовать – будь то даже его родной брат.

– Мама часто говорила, что я – хорошая девочка, но недостаточно хороша для маркизы, – продолжала Клио.

– Но ты ведь… – Рейф немного помолчал. – Клио, поверь мне, множество мужчин предпочитают женщин, которые не гремят костями.

– Ты хочешь сказать, что Пирс – один из них?

– Во всяком случае, шанс весьма велик. Я его брат, и я определенно один из таких мужчин. – Боже правый, он никак не мог забыть ощущение ее роскошного тела, прижатого к его телу. У него не хватило бы слов, чтобы выразить свои чувства словами.

– Тогда шансов нет, – вздохнула Клио. – Ни одного. У вас с Пирсом нет ничего общего.

– Ну… в целом ты права, – согласился Рейф. – Мы с братом очень разные. Он дипломат, а я – боец. Он всегда руководствуется чувством долга, а я – бунтовщик. Он восемь лет не желал тебе объяснить, как ты привлекательна. – Рейф решительно подошел к двери и повернул ключ в замке. – А я не намерен ждать больше ни минуты!


Услышав щелчок замка, Клио почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. И она еще крепче прижала к груди расстегнутое на спине платье.

– Я тебя не трону, – сказал Рейф. – Буду только говорить.

Она снова задрожала. Неужели он желал таким образом ее успокоить? Ведь его голос был не менее опасным, чем он сам…

– В отличие от моего брата у меня никогда не было трудностей с тем, чтобы сказать все необходимое. – Рейф нахмурился и принялся расхаживать перед дверью. – Так вот, послушай меня… У тебя никогда не было братьев, поэтому ты не знаешь, как устроен мужской ум. Мы, мужчины, не можем насытиться женским телом. Груди, бедра, ноги… И даже мимолетный взгляд на случайно открывшуюся лодыжку горячит кровь. Мы подглядываем за женщинами, когда они купаются, мы обмениваемся неприличными рисунками…

– Рейф, почему мы говорим об этом?

– Потому что у каждого мужчины есть одна женщина, которая становится его мечтой. Он думает о ней день и ночь. Он просыпается с мыслью о ней, просыпается, испытывая сильнейшее и прямо-таки болезненное желание, и засыпает с ее именем на устах. И ты всегда была такой женщиной для меня, – добавил Рейф, пристально глядя в глаза Клио.

– Я?.. Правда?.. – пробормотала она в растерянности.

– Да, правда. – Рейф сделал шаг к ней. – Да я и сейчас чувствую все то же… Я хотел тебя еще тогда, когда был зеленым юнцом. Твое тело сводило меня с ума: каждый его пышный, округлый, безумно эротичный изгиб. Ты даже не представляешь, как страстно я мечтал овладеть тобой. И я придумывал для этого тысячу разных способов и поз.

Клио не знала, что ответить на подобное признание, и потому сказала первое, что пришло в голову:

– Тысячу – это вряд ли. Такого просто быть не может.

– Думаешь, преувеличение? Что ж, возможно. Но не слишком большое. Хочешь услышать список?

Клио молча кивнула – говорить все равно не смогла бы.

– Итак, можешь начинать считать. – Рейф окинул ее пылающим взглядом. – Начнем с грудей. Они занимают первые пятьдесят позиций в списке. Первое – ласкать руками, второе – уткнуться носом, третье – целовать, четвертое – лизать, пятое – сосать, шестое – легонько покусывать, седьмое – покусывать сильнее, восьмое – свести твои груди вместе, поместив между ними мой отвердевший шест.

Клио в растерянности заморгала.

– Это… правда? – прошептала она.

– Чистейшая. Даже не сомневайся. Мужчины отвратительны.

– Не думаю, что я назвала бы это отвратительным… – протянула Клио. – Уж скорее – удивительным. – На самом же деле, слушая Рейфа, она чувствовала, как твердели ее соски, а между ног становилось все горячее.

– И обрати внимание, я еще не дошел до «десяти», – заметил Рейф. – Иными словами, я только начал. Кроме того, есть некоторые вещи, о которых даже я не стал бы говорить вслух.

Он отошел и стал медленно кружить вокруг Клио.

– Знаешь, было время, когда я боялся на тебя смотреть. Ты была такой благонравной девочкой, а я представлял тебя… делающей ужасные вещи. Я хотел тебя с тех пор, как начал испытывать физическое влечение.

– Даже несмотря на многих женщин, которые у тебя были?

– Да, несмотря на них.

Клио еще сильнее прижала к груди расстегнутое платье. Она никак не могла поверить его словам.

– Но ты же мне говорил, что это из-за Пирса. Говорил, что хотел меня потому, что завидовал ему, а лично ко мне это твое желание, по сути, не имело отношения.

– О да. – Рейф снова остановился перед ней. – Себе я говорил то же самое. Себе я говорил очень многое… Например, говорил… – Он снова устремил на Клио пылающий взгляд. – Меня всегда привлекали пышные голубоглазые блондинки, поэтому привлекла и ты, – именно так я себе говорил. Разумно, правда?

– Да, вполне разумно.

– Так вот, все это – ложь, – заявил Рейф.

– То есть тебя не привлекают пышные голубоглазые блондинки?

– Безусловно привлекают. И даже очень. Но лишь потому, что напоминают мне тебя.

«Ой!» – мысленно воскликнула Клио. Что-то случилось с ее коленями… Они почему-то стали подгибаться. А жар между ног сделался совершенно нестерпимым.

– Так вот, твое тело… – Он снова к ней приблизился. – Оно всегда присутствует в моих самых греховных мечтах. И я много лет гадал: а как ты выглядишь без одежды?

– Что ж… – пробормотала Клио и опустила руки, которыми прижимала платье к груди (оно сразу же оказалось на полу). – Больше не гадай.

Но она не была нагой. Даже когда платье и корсет упали к ее ногам, на ней оставалась сорочка и нижние юбки. Однако тончайшая хлопковая ткань почти ничего не оставляла воображению.

Рейф онемел. И оцепенел. Стоял без движения и молча смотрел на нее.

Тут Клио взялась за бантик на вороте сорочки и развязала его. Она ужасно волновалась, – но если уж зашла так далеко, то вовсе не для того, чтобы отступать. Более того, она знала: если Рейф покинет ее сейчас, полуодетую и уязвимую, то ее гордость этого не переживет. Но почему же Рейф… Почему он старается отвести глаза? О боже, наверное, все его признания – ложь, придуманная лишь для того, чтобы успокоить ее. А она, дура, поверила, что он и в самом деле находил ее соблазнительной. И вот он сейчас стоит на расстоянии вытянутой руки от ее полуобнаженного тела – и не шевелится. Почему, почему, почему?!

Тихонько вздохнув, Клио опустила глаза. И раздумала снимать сорочку. Наверное, ей следовало срочно прикрыться. И найти место, где можно было бы спрятаться от очередного унижения. Возможно, в чулане. Хотя лучше, конечно, провалиться сквозь землю.

– Нет, Клио, не надо обижаться. Ты не поняла. – Рейф прижал ее к столбику кровати. – Не двигайся, милая. – И он снова окинул ее пылающим взглядом.

«Так-то лучше!» – промелькнуло у нее. И Клио почудилось, что она вот-вот задохнется от возбуждения. О боже, теперь она точно знала, что Рейф считал ее привлекательной. И ее тело – тоже!

– Клио… посмотри на себя, – прохрипел он.

Она подчинилась и, склонив голову, окинула себя взглядом. Солнечные лучи, проникавшие в комнату, очень выгодно подкрашивали ее бледное тело, а отвердевшие соски отчетливо виднелись под тонкой тканью сорочки. Правда, живот и бедра были слишком уж округлыми, но с этим, увы, ничего не поделаешь. А впрочем… Почему «увы»?

Внезапно Клио поняла, что ее тело было по-настоящему женственным и сильным. И оно было создано вовсе не для того, чтобы украшать гостиную. Нет, ее, Клио, предназначение – искушать, рожать детей, вдохновлять, творить, защищать…

И теперь Клио остро почувствовала свою силу. Она впервые в жизни наслаждалась своей женственностью, в полной мере осознавая, что ее тело вовсе не являлось недостатком, который следовало преодолеть. Оно, ее тело, было достойно уважения и восхищения, даже поклонения. И сейчас, в этот момент, она ощущала себя…