Тесса Дэр - Скажи маркизу «да»

– Проклятье, я-то был уверен, что уже давно перерос это. Проклятье!..

– Перерос… поцелуи?

– Зависть, – процедил Рейф. – Я всегда завидовал брату. Завидовал его игрушкам, его успехам. А также похвалам, которые он всегда заслуживал. С самого раннего детства – сколько себя помню – я желал получить то, что принадлежало ему. И ты тоже принадлежала ему, – добавил он, скрипнув зубами.

– О, Рейф!.. – воскликнула Клио. – Ты… – Она умолкла, не зная, что сказать.

А он провел ладонью по лицу и пробормотал:

– Черт, что я говорю?.. Ты и сейчас принадлежишь ему.

Клио понятия не имела, как относиться к такому признанию. Но было ясно: Рейф хотел ее. Он хотел ее очень давно, но вовсе не потому, что находил ее привлекательной и желанной. Он хотел ее потому, что она принадлежала Пирсу. И будь она уродиной с физиономией тролля, – это ничего бы не изменило. Он все равно хотел бы ее. Это открытие ужасно ее огорчило, и теплая нега, владевшая ею, начала исчезать.

– Ничего подобного больше не повториться, – заявил Рейф. – Никогда.

Ну вот… Нега исчезла вовсе.

– Знаешь, – сказала Клио, немного поразмыслив, – теперь я понимаю, почему ты так популярен у дам. Ты точно знаешь, как заставить женщину почувствовать себя исключительной. – Она потупилась и стала расправлять мокрые юбки, собираясь встать.

Минуту спустя Рейф взял ее под локти, приподнял и с легкостью поставил на ноги. Даже интересно, как он мог быть таким спокойным и галантным через минуту после того, как отверг ее, что, в свою очередь, произошло сразу после того, как он страстно ее целовал? Неужели у него не кружилась голова от столь головокружительных перемен?

– По крайней мере, я выиграла, – заявила Клио.

– Что ты выиграла?

– Теперь тебе придется подписать бумаги о расторжении помолвки. Они у меня в туалетном столике. Дождь уже прекратился, так что мы можем вернуться в дом и немедленно решить этот вопрос.

– Погоди! О чем ты? Ты вовсе не выиграла! Я ничего не подпишу!

– Как ты можешь отказываться после… – Она указала на место на полу, где они только что сидели и целовались. – После этого. Неужели ты все еще собираешься подталкивать меня к браку с твоим братом?

– Да, конечно.

– Но ты же целовал меня!

– Не придавай этому слишком большого значения. Поцелуи ничего не значат.

Ничего? Возможно, для него так и есть. Но не для нее.

– Я целовал многих женщин, которые спокойно продолжали жить дальше и выходили замуж за других мужчин. Иногда – в тот же самый день.

– Ты серьезно?

– Что же касается тебя, – продолжал Рейф, проигнорировав ее вопрос, – то если бы ты имела опыт хотя бы одного сезона, поцелуи и для тебя не имели бы особого значения. Тебя бы целовали десятки бездельников на балконах и верандах, и в конце концов ты бы пришла к выводу, что самое лучшее – выйти замуж за такого человека, как Пирс.

Но Клио-то всегда знала, как в действительности обстоят дела. Ее считали самой удачливой дебютанткой сезона вовсе не из-за помолвки с будущим маркизом. Просто все знали, что их с Пирсом отцы договорились об этом браке много лет назад. Но будь у нее тогда нормальный сезон… Вполне возможно, что ее никто бы ни разу не поцеловал.

– Ты же сам сказал, что не хочешь, чтобы я вышла замуж за твоего брата, – заметила Клио. – Какой же ты видишь нашу с ним совместную жизнь? Что же до тебя… – Она пошла вниз по лестнице. – Каждое Рождество и Пасху мы с тобой будем сидеть за одним столом и стараться не вспоминать, что однажды целовались в башне как любовники.

– На сей счет можешь не беспокоиться. У меня нет привычки наведываться в отчий дом на Рождество и Пасху.

Клио остановилась. Ей было известно, что Рейф и его отец вели в своем доме собственную версию Столетней войны. Но ведь теперь, когда старый маркиз умер, у братьев не было никаких оснований ее продолжать.

– Ты не собираешься приезжать к брату? Даже теперь, когда вашего отца нет в живых?

– Не вижу причин. – Рейф пожал плечами.

Какой лжец! И его поцелуи – очевидное тому доказательство. Он ведь был переполнен эмоциями! Да, возможно, он не чувствовал привязанности к кому-либо, – какие-то чувства у него все же были. Пусть Рейф не принимал ее приглашения на протяжении многих лет, но теперь-то она не сомневалась: он не игнорировал их полностью.

Они спустились на нижний этаж. Эллингворт по-прежнему сладко спал в тачке. Или не спал? Клио вдруг встревожилась: бульдог лежал абсолютно неподвижно. Затаив дыхание, она коснулась его шерстки, но та оказалась теплой. Она почесала песика за ухом, и тот заворочался, потом зевнул.

Собравшись с духом, Клио сказала:

– Знаешь, Рейф, мне кажется, собачка доживает свои последние месяцы, если не дни… И скоро ты останешься совсем один. Когда умерла моя мама… Не знаю, что бы я тогда делала, если бы не сестры. Рейф, ты что, не хочешь разговаривать?

Он отвернулся.

– Нет, не хочу.

– Уверен? Иногда это помогает.

– Мне не нужна помощь. Я много лет назад перестал считать старого маркиза своим отцом, а он никогда не относился ко мне как к сыну. Я всегда был ошибкой… паршивой овцой. – Рейф ухватился обеими руками за рукоятку тележки, затем поднял голову и, взглянув вверх, проговорил: – Так вот, что бы там ни произошло, я не подпишу твои бумаги. А если хочешь указать мне на дверь…

– Нет-нет, – перебила Клио. – Я хочу, чтобы ты остался.

– Не старайся быть вежливой. Только не со мной. Зря потеряешь время.

– Я вовсе не проявляю вежливость, – пробурчала Клио. Тихо вздохнув, добавила: – Ты, Рейф, – совершенно невыносимый человек.

Неужели он думал, что сумеет ее обмануть?! Ведь достаточно одного взгляда на него, чтобы все понять. Он вроде бы давал понять, что в любой момент может покинуть замок – и в то же время его глаза молили о том, чтобы она позволила ему остаться. Кроме того… У нее имелся тайный план.

Как бы Рейф это ни отрицал, ему все равно нужна была семья, нужны были близкие люди, к которым он мог бы приезжать на Рождество и Пасху. И Клио очень надеялась, что если она удержит его в замке еще на какое-то время, то он сам все поймет.

– Я хочу, чтобы ты остался, Рейф, – повторила она. – Потому что мы с тобой заключили сделку. Один раунд еще не определяет исход поединка. Мне необходима твоя подпись на документах, и я не намерена сдаваться. – Последние слова относились не только к бумагам. – Что же касается поцелуев… – Она вздохнула. – Ты прав. Давай о них забудем.

«Забыть о поцелуях? – думал Рейф. – Это легко сказать, а сделать намного труднее, если вообще возможно».

После тех поцелуев прошли уже почти сутки, а Рейф до сих пор о них думал. Думал он об этом и сейчас, когда они с Бруизером и сестрами Уитмор стояли в маленькой замковой часовне. Утром он пробежал двенадцать миль, а затем совершил заплыв в ледяном пруду, но, увы, не помогло: он по-прежнему вспоминал эти проклятые поцелуи. И он не мог не смотреть на нее. А она ни разу не взглянула в его сторону. Очевидно, злилась на него. И имела для этого все основания.

Хуже всего было то, что ему нравилась рассерженная Клио. Она становилась выше ростом, поскольку все время гордо вскидывала подбородок и расправляла плечи. А ее чудесные глаза метали молнии. Для поединка на ринге она находилась в отличной форме. А вот для замужества…

– Дорогие влюбленные, – проговорил Бруизер, стоявший у порога часовни. – Мы собрались здесь по радостному поводу. – Он улыбнулся. – Вы готовы возрадоваться, мисс Уитмор? Готовы быть ослепленной великолепием перспектив?

– Я… не уверена, – пробормотала Клио.

– Мисс Уитмор вполне готова возрадоваться, – заявил Рейф, бросив в ее сторону строгий взгляд. – Она сама мне об этом сказала. Вчера…

И тут она наконец-то взглянула на него. «Мы заключили сделку. Ты не забыла?» – мысленно обратился к ней Рейф.

– Очень хорошо, – кивнула она со вздохом. – Я ко всему готова.

– Прекрасно! – Бруизер широко раскинул руки. – Так вот, представьте себе, как мы украсим всю часовню белой тканью!

– О, мне очень нравятся такие украшения. Жаль, что на моей свадьбе их было маловато, – пробормотала средняя из сестер.

– Но ты же сбежала к своему Камбурну, – напомнила Клио. – Что, забыла?

Рейф открыл рот, собираясь спросить о чем речь, но тут же сообразил, что не стоит задавать такие вопросы. Не сказав ни слова, он сел на скамью, с недоумением спрашивая себя: «Каким же образом печально известный Ученик Дьявола дошел до такой жизни?» И даже не верилось, что он сейчас покорно сидел в часовне замка, слушая болтовню о тканях…

Господь милосердный, только бы никто не узнал, что он действительно думал обо всем этом.

Тут Дафна – в вихре лент, оборочек и рюшей – выбежала на середину часовни и воскликнула:

– Итак, давайте посмотрим!.. Наверное, мы закрепим тканевые банты на концах каждой скамьи. Это будет… один, два…

– Двенадцать, – подсказала Феба.

Младшая из сестер Уитмор, устроившаяся на скамье перед Рейфом, достала из кармана бечевку и принялась делать из нее фигуры – как в игре в «кошкину колыбель»[4], только сложнее.

– Итак, двенадцать рядов, – сообщила она. – И следовательно… – Девушка пошире растопырила пальцы, показав что-то вроде веревочной решетки.

Рейф чуть привстал и, глядя ей через плечо, проговорил:

– Судя по всему, вы настоящий профессионал.

– В плетении узоров или в счете?

– И в том, и в другом.

– Да, верно, – без ложной скромности подтвердила Феба.

Рейф с любопытством наблюдал за ней. Он и впрямь был заинтригован. Из всех сестер Уитмор только Фебу он совершенно не знал. Она была совсем маленькой, когда он окончательно рассорился со старым маркизом и начал избегать семейных сборищ. И следовало признать, что она очень ловко управлялась с бечевкой. Да и в математике была сильна.

– Значит… двадцать четыре банта, – подытожила Дафна. – И еще фестоны для каждого окна. Сколько окон, Феба?