После обеда Паскаль, Бен и Найл собирались в бар отметить отъезд, а женщины должны были остаться дома, чтобы «посплетничать о свадьбах». Таш поймала Найла, когда он уже собрался уходить.

– Ты все расскажешь Паскалю и Бену, а я возьму на себя маму и Софию.

– Ты уверена, что это правильно, солнышко?

– Мы должны, Найл.

Таш считала, что так будет правильнее всего: пусть каждый выполнит свою задачу. А иначе лишь половина собравшихся родственников будет знать правду, и это только все осложнит.

И хотя Таш пребывала в этом убеждении уже около часа, она никак не могла заставить себя спуститься на террасу и поговорить с Александрой.

В комнату заглянула София и попросила вернуть ей халат.

– Я положила его тебе на кровать. – Таш смущенно отвернулась.

– Хорошо. – София помедлила несколько минут, переминаясь на пороге, потом вошла в комнату и села рядом с Таш.

– У тебя все в порядке, плюшечка? Вы с Найлом оба какие-то нервные.

София редко говорила с такой нежностью, и свое детское прозвище Таш тоже не слышала очень давно. Она обомлела:

– С чего ты это взяла?

Она повернулась к сестре и встретила непривычно участливый взгляд.

Еще детьми девочки очень отличались друг от друга. София была удивительно прелестна, но холодна. Таш росла мягкой, улыбчивой и ласковой. В те минуты, когда глаза Софии становились такими заботливыми, как сейчас, ей хотелось рассказать сестренке все свои тайны.

– Я спрашиваю, потому что волнуюсь, – объяснила София. – Мне кажется, ты несчастна. К тому же есть один человек, который всем сердцем желает, чтобы ты отменила свадьбу.

– Кто? – Таш вспыхнула.

София удивленно вскинула брови, заметив, как у сестры загорелись глаза. Она не ожидала, что Таш так ухватится за эту фразу.

– Бабушка, – ответила она. – Этти считает, что ты выходишь за Найла по ее вине. Она даже грозится не прийти на бракосочетание.


Таш и Найл были мрачнее тучи, оказавшись наконец в поезде, возвращавшем их в прошлое. Оба сознавали, к чему привела их трусость: теперь оставалось только уведомить всех об отмене свадьбы по почте, и это было ужасно.

– Мы сочиним письмо сегодня вечером, – пообещал Найл. – После того как заскочим повидать Зои и остальных.

Таш не понимала, почему они непременно должны повидать Зои и остальных сразу после приезда. Она и одна вполне бы могла сходить вечером на ферму, забрать Свеклу и проведать лошадей.

Но Найл велел таксисту ехать прямо на ферму. Было уже около девяти, на улице стояла тьма.

Они вошли в дом, когда все садились за стол. В таких случаях Зои обычно смеялась и приносила еще два стула, но сегодня при виде гостей она разрыдалась.

– Солнышко! – Найл поспешил обнять Зои. – Что случилось? Ну, успокойся же…

Таш стояла позади него и растерянно смотрела на окружающих. Гас и Пенни выглядели смущенными. Поймав ее взгляд, Руфус вытаращил глаза, давая понять, что их ждут плохие новости. Индия поднялась навстречу и взяла Таш за руки, большие голубые глаза девочки были полны сочувствия.

– Мама задавила вашего индюка сегодня утром, – сказала она. – Он переходил дорогу прямо перед ее машиной, и она не успела остановиться. Теперь мама плачет без остановки.

– Мы весь день очищали двор от перьев, чтобы это не было первым, что вы увидите, когда вернетесь, – вздохнул Руфус. – Провозились целую вечность.

– Я не видела никаких перьев, – рассеянно сказала Таш. Зои плакала на груди у Найла, а тот все твердил, что ее хорошее настроение гораздо важнее всех индюков на свете.

– Простите меня, – всхлипывала Зои. – Он появился так внезапно! Я ничего не смогла поделать…

– Все в порядке, солнышко, – успокаивал ее Найл, – это же просто глупая птица. Мы тебя любим гораздо больше.

– Возможно, бедняга сознательно пошел на это, – пробормотала Таш. – Не хотел смотреть, как рушится его дом.

Гас как-то странно взглянул на нее, но Таш ничего не заметила: она не могла оторвать глаз от Найла и Зои.

В их позе не было ничего романтичного: просто друг, утешающий друга. Однако между ними чувствовались особая душевная близость и непосредственность, и это было новым для Таш. Она не испытала ни ревности, ни удивления, ей просто казалось глупым стоять вот так и смотреть на них.

Таш уже открыла было рот, чтобы сообщить об отмене свадьбы, но тут же его захлопнула, потому что первым заговорил Руфус:

– Дом Хьюго превратился в съемочный павильон! Кстати, поговаривают, что у него новый роман. Никогда не отгадаете, с кем!

– С кем? – хрипло спросила Таш.

– Вам это будет интересно, – хитро улыбнулся Руфус. – Его новая любовница – твоя бывшая жена, Найл.

– Лисетт? – Найл расхохотался, не замечая, что Таш стала белее стены.

– А вот что пришло сегодня утром! – Руфус помахал открыткой. – Это приглашение на вечеринку.

– На вечеринку? – Найл покатывался со смеху. – Только не говори мне, что они уже отмечают помолвку!

– Нет, она пройдет в «Оливковой ветви». – Руфус стал громко читать: – «Вечеринка посвящается началу съемок фильма „Двуспальная кровать" и приближающейся свадьбе звезды экрана Найла О'Шонесси с Наташей Френч. Вход строго по приглашениям». А вот и главное: «Репортаж о вечеринке читайте в журнале „Ура!"»!

– Черт! – Найл закрыл лицо руками. Казалось, его отправили в нокаут.

Таш уставилась на него:

– В чем дело?

Он простонал, все еще не отнимая рук от лица:

– Это же записано в моем контракте. О боже, как я мог забыть!

– Что «это», Найл? – Таш замерла, ее глаза метали молнии.

– Тогда я об этом даже не думал, – пробормотал он и поднял на нее измученные глаза. – Лисетт и Боб Хадсон заключили договор с журналом «Ура!». Мой гонорар в результате увеличился вдвое.

– С «Ура!»? – Пенни заволновалась: она украдкой читала этот глянцевый, пестрящий фотографиями журнал, хоть и стыдилась своего пристрастия к желтой прессе.

– Да, – Найл виновато смотрел на Таш. – Они заплатили несколько тысяч за эксклюзивный репортаж с нашей свадьбы.

– Фантастика! – взвыл Руфус. – Не дождусь, когда расскажу обо всем ребятам!

Таш посмотрела на Зои. В голубых глазах подруги плескались слезы. Таш тоже хотелось заплакать: она чувствовала, что ее затягивает болото, вырваться из которого не представляется возможным.


Найл и Таш выбрали самое неподходящее время для отмены свадьбы. До трехдневных соревнований в Бадминтоне оставалась всего неделя, и Таш должна была усиленно готовиться. В среду начинались съемки «Двуспальной кровати», и Найл был замучен бесконечными примерками костюмов и репетициями. Они часами обсуждали, как выпутаться из сложившейся ситуации, но ничего для этого не делали.

Таш теперь знала, что раскрутка фильма Лисетт завязана на рекламе в «Ура!», значит, отказ от свадьбы сулит Найлу серьезные неприятности. В свои дела они никого не посвящали, понимая, что если в «Ура!» пронюхают о расторжении помолвки, то вся рекламная компания рухнет, как карточный домик, подмяв под себя карьеру Найла.

В отчаянии Таш заставила Найла позвонить его агенту, чтобы тот нашел возможность обойти условия контракта.

– Мне конец, – подытожил Найл часовую беседу с Бобом. – Журнал будет судиться с компанией Лисетт, если мы разорвем контракт. А она в этом случае выставит судебный иск мне. Боб говорит, что в контракте нет ни единой лазейки. Даже отказавшись от гонорара за фильм, я не смогу выкрутиться.

– Хочешь сказать, что не можешь выкупить себя из контракта? – ужаснулась Таш.

Он покачал головой:

– Отступать уже слишком поздно. Боб говорит, что тогда придется выкупить себя из всей рекламной компании, а это будет стоить дороже, чем сам фильм.

– Может, попробовать поговорить с твоей бывшей женой?

– Лисетт будет в ужасе, когда узнает, что свадьбы не будет. Этот фильм – ее детище, она сойдет с ума, если я расторгну контракт с «Ура!». Вот почему ей пока не надо ничего знать про наше решение.

– А что советует Боб?

– Предлагает два варианта, – протянул Найл. – Первый – раздобыть где-нибудь деньги и выплатить неустойку.

Таш вздохнула:

– А второй?

Трагическое выражение на лице Найла сменилось улыбкой грустного клоуна.

– Не отменять свадьбу.

– Только не это!

– У Боба родилась сумасбродная идея, – засмеялся Найл. – Он предлагает устроить целое представление: во время церемонии ты откажешься сказать «да» и убежишь под вспышки фотоаппаратов. Он считает, что рекламная компания только выиграет от этого.

Таш была в ужасе:

– Мы не можем этого сделать, Найл! Я потом не смогу смотреть в глаза родным.

– Знаю, солнышко, знаю. И никогда не попрошу тебя об этом. – Он погладил ее по волосам. – Я сказал Бобу, что лучше пойду под суд.

– А Боб?

Найл усмехнулся:

– Заявил, что сам меня туда отведет.

Глава двадцать восьмая

Съемки, начавшиеся в среду в доме Хьюго, вызвали переполох во всей округе. Прохладным утром нежаркого английского лета в Маккоумб въехали десятки автомобилей и грузовиков. Повсюду сновали члены съемочной бригады. «Оливковую ветвь», к восторгу Анджело, облюбовали актеры.

Хьюго, которого уверяли, что съемки никак не повлияют на его жизнь и работу, был в ярости. Он не мог заходить в некоторые комнаты своего дома, делал большой крюк, огибая сад, чтобы пройти к конюшне, и был вынужден запереть собак, так как они несколько раз попадали в кадр во время сцены любовного свидания главных героев. Хьюго пришлось даже переехать из спальни в чердачные помещения, потому что на его кровати снимались многочисленные любовные сцены с участием Найла О'Шонесси.

Лисетт предложила ему на время переехать в отель в Малбери, где остановилась большая часть съемочной группы, но Хьюго наотрез отказался.