– О, Салли! Теперь ты сможешь поговорить с ним о нашей затее с лошадью. Я собиралась решить это через Боба: тогда Найла не было в Англии. Но раз он рядом!.. Только не дави на него: если откажется, сразу отступай. Мэтти дома?

– Нет, уехал по делам в Манчестер.

– Отлично! Высылаю тебе факс со всеми деталями. Салли была на седьмом небе, убедившись, что Лисетт приняла ее идею всерьез. Радуясь отсутствию Мэтти, она не могла дождаться вечера, чтобы поговорить с Найлом. Когда, усевшись напротив него с бокалом вина, она выложила свой план, стало ясно – Найл абсолютно забыл, что Сноб принадлежит ему.

– Но это конь Таш, – пожал он плечами, не понимая, к чему клонит Салли. – И она его никогда не продаст.

Салли прикусила губу.

– Уже продала. Ты сам его купил, разве не помнишь? Чтобы вывезти из Франции!

– Да, теперь припоминаю. – Он пощипал свои бакенбарды. – Боже мой, вот и способ разрешить все проблемы! Сейчас же договорюсь о его продаже: Сноб стоит полмиллиона, и я куплю нам с Таш шикарный дом.

Салли уставилась на него в изумлении:

– Ты это всерьез? Найл покачал головой:

– Ну что ты, солнышко! Таш меня убьет. Она его обожает. Я уже сказал: это ее конь, и неважно, что он записан на меня.

– Важно… – выдохнула Салли.

Объяснение заняло десять минут. Найл задумчиво тер лоб. Новость выбила его из колеи.

– Значит, Лисетт не собирается продавать свою половину?

– Вот именно, – Салли согласно закивала головой. – И на твоем месте я бы не говорила ей, сколько Сноб стоит в действительности. Она думает, что все лошади – всего лишь сырье для кошачьего корма. Единственное, что волнует Лисетт, это реклама ее будущего фильма.

– Но она уже заключила договор с «Ура!», – заметил Найл, ерзая в растерянности на стуле.

– Про лошадь вспомнила я, – с гордостью заявила Салли. – Это я предложила Лисетт подарить Таш коня. Она поговорила с Хьюго и удостоверилась, что Сноб действительно наполовину принадлежит ей. Если ты волнуешься, мы можем заключить контракт. Кстати, Лисетт предлагает покрыть все расходы по содержанию Сноба в этом году.

– И она не требует денег за передачу всех прав Таш? Салли радостно кивнула.

Найл потянулся:

– Мне не поздоровится, когда Таш узнает, что половина Сноба – собственность Лисетт.

– Но уверяю тебя, все наладится, как только она узнает, что уже через восемь месяцев конь будет переписан на нее. – Салли добавила вина в оба бокала. – К тому же Лисетт станет спонсором Сноба на этот год. Думаю, Таш придет в восторг от такого предложения.

Найл почесал затылок:

– Ты считаешь, Лисетт действительно имеет право отнять Сноба у Таш?

– Уверена – юрист проверил все бумаги.

– Господи, ну почему я никогда не вникаю в то, что подписываю!

– Послушай, Лисетт сказала, что если это огорчит Таш, то она ничего не станет предпринимать. – Салли произнесла это нехотя, всем сердцем желая, чтобы Найл согласился. – Она не хочет на тебя давить. Но Монкрифам нужны деньги, так что спонсорская помощь Лисетт придется очень кстати.

– Это правда, – согласился Найл, вспомнив рассказы Зои и Таш о проблемах фермы. – И сколько предлагает Лисетт?

Салли назвала сумму, завысив ее для пущей убедительности на двадцать процентов. Найл кусал губы:

– Я подумаю об этом, солнышко.

– Ты поговоришь с Таш?

От этой перспективы Найл вздрогнул. Когда через неделю позвонила Лисетт, чтобы узнать новости, Мэтти снял трубку и нагрубил ей.

– Постарайся держать себя в руках, – взмолилась Салли, когда муж бросил трубку на рычаг. – Подумай о том, что они развелись уже два года назад и теперь Найл женится на женщине, которую любит! Лисетт всего лишь хочет наладить отношения. Господи, она дала ему такую хорошую роль!

– Единственное, что она пока сделала удачно, – это новый нос!

– Дался тебе ее нос, – всхлипнула Салли. – Зачем я только рассказала тебе о пластической операции! – В глубине души она радовалась, что умолчала про силиконовую грудь.

– Лисетт отвратительно поступила с Найлом, ты уже забыла? – Мэтти достал из буфета чистую кружку. – А как тяжело он переживал ее уход!

– Но сейчас он готовится к свадьбе и очень счастлив с Таш, – мечтательно вздохнув, возразила Салли. – Ты не понимаешь очевидного: они с Лисетт могут снова стать друзьями.

– Не будь так уверена!

– Найл не согласился бы на роль, если бы все еще злился на нее, Мэтти. Он хочет перевернуть страницу и забыть все плохое.

– Я не о том. – Мэтти, чуть отступив, оглядел жену, словно прикидывая, стоит ли сейчас делиться с ней своей мыслью. И решил, что пора. – Зря ты думаешь, что Найл будет счастлив с Таш.

– Что за ужасные вещи ты говоришь! Она же твоя сестра.

– Да, и я слишком хорошо ее знаю. По поведению Таш на крестинах я понял, что и она тоже несчастна.

Несколько дней Мэтти мрачно наблюдал, как Найл бродит по дому, пьет вино и смотрит допоздна телевизор. И день ото дня Мэтти становился все мрачнее. Эта мрачность на грани подавленности пугала Салли, и она исчезала из дома при первой же возможности, в основном чтобы встретиться с Лисетт и пожаловаться подруге на подозрительность Мэтти. Тот, в свою очередь, пытался разговорить Найла, клещами вытаскивая из него правду.

Во вторник вечером разговор состоялся.

Салли только что положила тарелки в посудомоечную машину. Она с радостью поела бы из пластиковых, чтобы не мыть посуду, но Мэтти считал, что даже полуфабрикаты, поданные к столу на фарфоре, превращают быстрый перекус в семейное застолье. Разумеется, мужа мало волновало, кто будет мыть этот фарфор, и после ужина он отправился в комнату Тома, чтобы почитать ему на ночь книжку. Остальные дети уже давно спали, но Тому позволили остаться на ужин, так как Найл был его крестным отцом и мальчик обожал его всем сердцем, а видел очень редко.

Передав Салли бокалы, Найл надел второй свитер. Он постоянно повторял, что в этом доме очень холодно.

– Как же ты живешь у Таш? – засмеялась Салли.

– Большую часть дня я провожу на ферме. – Плечи его дернулись. – А когда приходит Таш, мы греемся в объятиях друг друга. Но чаще всего Таш отсутствует, и я болтаю на кухне с Зои. Она просто чудо.

– Да, Зои замечательная, – согласилась Салли. – Я бы хотела с ней подружиться, но Мэтти силком не затащить в Фосбурн.

– Он уже дважды отказался приехать к нам на ужин, – усмехнулся Найл. – Его можно понять: Таш не готовит, она лишь разогревает.

Салли вздохнула:

– Я даже не знала, что вы нас приглашали.

– Причем дважды. Таш надеется уговорить Мэтти стать моим шафером, но пока это не удается.

Салли вытаращила глаза:

– Об этом я тоже ничего не знала.

Когда Мэтти спустился вниз, его встретили две пары осуждающих глаз.

– В чем дело? – Он переводил взгляд с жены на друга.

– Мы хотим знать, – Салли собиралась с силами, – почему ты отказываешься быть шафером Найла?

Мэтти затравленно оглянулся.

– Нет, правда, дружище, – рассмеялся Найл. – Ты уже один раз был моим шафером и знаешь, что надо делать.

– Не думаю, что я подходящая кандидатура.

– Ты – мой самый старый, самый лучший друг, – возразил Найл. – Наверное, это о многом говорит. Тебе даже не придется писать новую речь! Просто заменишь «Лисетт» на «Таш».

– Об этом я и говорю, черт возьми!..

– Не понял?!

– «Просто заменишь»! Удивляюсь, как ты можешь такое предлагать?! Между прочим, Таш – моя сестра.

– И я сделаю все, чтобы она была счастлива. – Найл старался сохранять спокойствие.

– На данном этапе у тебя это получается плохо, – заметил Мэтти. – Надеюсь, ты одумаешься и отменишь этот фарс.

– Их свадьба не фарс, Мэтти! – вмешалась Салли.

– Нет, фарс. – Мэтти не отводил взгляда от Найла. – Посмотри мне в глаза и скажи, что у тебя нет никаких сомнений.

Найл рассмеялся и покачал головой:

– Господи, да у кого их нет! Я не исключение.

– Готов поклясться, что больше всех колеблется Таш. – Мэтти опустился на стул. – Мне кажется, ты очень изменился со дня помолвки.

– С чего ты взял?

– Не отрицай! Ты избегаешь Таш, спиваешься, стал амбициозным, грубым, необщительным, забываешь все на свете.

– Я всегда был таким, – засмеялся Найл, стараясь превратить все в шутку, но чувствуя, как в сердце закипает ярость.

– За эти дни я пообщался с тобой достаточно, чтобы сделать выводы, – не принял шутки Мэтти. – Ты без конца твердишь о своей съемочной группе: Грегори, Эмме, Минти (кстати, особенно о Минти!), нудном режиссере, об операторе, страдающем клептоманией. Понятно, это твоя работа. Ты говоришь об Америке, как ты не любишь там работать; о Свекле, что она стала привыкать к тебе; о Зои Голдсмит, какая она милая. О ее детях… – Мэтти закашлялся. – О ферме, о Монкрифах и лошадях. И лишь иногда, мимоходом, упоминаешь Таш.

Найл смотрел на друга во все глаза. Он знал: когда Мэтти в таком состоянии, лучше все выслушать молча.

– И ни разу за это время ты не заговорил о свадьбе, – продолжал Мэтти. – Разве это не странно? Ты женишься всего через два месяца. Только на этой неделе ты оставил нам приглашения, но как? Положил на каминную полку! Я всю неделю ждал, что ты снова попросишь меня стать твоим шафером, но ты молчал. И продолжал бы молчать, если бы не вмешалась Салли.

Найл все еще стоял посреди их уютной кухни, рядом с разрисованным холодильником. Забившись в угол, Салли казалась крошечной и хрупкой по сравнению с мужем.

Мэтти молитвенно сложил руки:

– И я хочу, чтобы ты попросил меня об этом, Найл! Хочу думать об этой свадьбе с той же радостью и с тем же восхищением, с каким ты говоришь про этот фильм по роману Бронте, про уроки вождения Руфуса Голдсмита или беседы с Зои. Я больше всего на свете хочу стать твоим шафером, но я не слышу энтузиазма в твоем голосе. Я знаю, что ты любишь Таш. Я никогда ни минуты в этом не сомневался. Но мне кажется, ты не хочешь этой свадьбы, впрочем, как и моя сестра.