— Хочешь что-то?

Часто задышала, чувствуя возбуждение. Она обожала эти равнодушные нотки в его голове, всегда хотелось добиться от него чего-то большего, но он никогда не отвечал. С того самого момента, несколько лет назад, когда впервые появился на пороге её кабинета будучи лишь стажером на подхвате. Хотела коснуться волос, но Ярик отдернул голову.

— Кто та женщина, что превратила тебя в такого мудака, а? — губы растянулись в хищном оскале, украшенном темной помадой. Пуговичка за пуговичкой, распахнула ворот рубашки, касаясь гладкой кожи, чувствуя каждую мышцу, слыша спокойное биение сердца, хотя присев ему на колени, ощутила вполне себе четкое доказательство его возбуждения.

— Всего разочек, — прошептала жарко, наклоняясь к губам, ощущая жажду коснуться их, но и это было недоступно. Ладонь напротив бьющегося органа, вроде живого, способного качать кровь, но не умеющего любить. Просто приспособление для жизни, не более. — Хотела бы я хоть раз узнать, какого это, когда ты любишь. И сколько не пытаюсь, ты никогда не отвечаешь.

Пальцы перехватили подбородок, заставляя заглянуть в лазурное море, напоминающее о теплых солнечных каникулах где-нибудь на побережье, правда, для нее они оставались замерзшими льдинами, как и для большинства тех, с кем он спал.

— Ты болтать меня оставила или напряжение снять? — голос сочился ядом. То, что он не позволял прилюдно, компенсировал наедине, показывая совсем другую сторону себя. Бедные дурочки, считающие, что обративший на них взор принц, будет столь же мил и обходителен в следующий раз.

Выдохнула. Едва не захлебнувшись слюной, услышав четкий приказ:

— На колени.

Да, это именно, что хочет такая одинокая женщина, как она. То, что не может дать ее ровесник или мужчина старше, обладающий деньгами да властью. Они все далеки от тех образов, что рисуют в романах многочисленные писательницы. Совсем без кубиков, абсолютно не сексуальные. Им некогда, у них другие заботы. Все остальное могут дать тебе те, кто моложе, крепче и ярче.

Вжик ширинки, темноволосая, в очередной раз перекрашенная голова между ног, ловкие пальцы отодвигающие боксеры, обхватывающие стоящий член и горячий язык, скользящий по нему, обводящий каждую выступающую венку. Дразнит уздечку, пытаясь выжать из него максимум эмоций. Ничего, кроме обычного снятия напряжения. Сколько не пытайся представлять другую, ничего кроме мягкого солнечного образа. Это не то, что вертится вокруг секса, совсем другие чувства, куда более опасные.

Чем дольше длится ласка, тем холоднее внутри. До тошноты и оскомины надоевшее ощущение липкости от прикосновений Ноны, как будто запустил руку в нечто мерзкое, тягучее, а теперь не можешь вытащить. Сколько длятся их отношения? Восемь лет? Семь? Один глупый поступок может повернуть твою жизнь в совсем другое русло, и вот, ты уже не воплощаешь мечты, а просто плывешь по течению, чувствуя опостылевшие женские пальцы, касающиеся твоего лица, губы, скользящие по шее, оставляющие след от помады, словно напоминание принадлежности.

Однажды решив совершить хороший поступок, бедный студент из региона, живущий на стипендию и подработку, чудом устроившись в известную редакцию «парнем на побегушках», вляпался в огромную проблему. Спасая какую-то малознакомую девчонку от очередного столичного мажора, разбил ему нос, а после, неудачно толкнув, повредил дорогой автомобиль. Компенсация — страшное слово для того, у кого нет никакой защиты в чужом городе. История такая банальная, что порой Ярик думал, будто всего лишь дурной сон. Не то время, не то место. Пора бы запомнить, что никому в этой жизни не стоит протягивать руку помощи, иначе ее тебе попросту отгрызут.

«Всего месяц у нас работаешь помогайкой, а уже просишь такой большой займ. Как, по-твоему, я должна верить, что ты его отдашь мне со своей копеечной зарплаты? Парень, это мир денег, гламура и пафоса. Здесь нельзя просто придти, показывая какой ты самородок. Нельзя попросить огромную сумму, надеясь на человеческую доброту»

А он и не надеялся, потому продал то, что ценили многие: его учительница в школе, молодая мачеха отца, соседка, одноклассница. Красота — все, что было у парня их Хабаровска, приехавшего с дырой в кармане и кучей надежд.

И как оказалось, она стоит очень дорого, если знать, кому продаешь и за сколько. Да только цена за это будет слишком высокой.

— Люблю тебя, — шепнула горячо в ухо, застонав от наслаждения, двигая бедрами быстрее, извиваясь в руках.

Кто бы знал, как Ярослав Тасманов ненавидел эту фразу.

— Аж тошнит, — ответил тихо, слыша сбивчивое дыхание. Женский взгляд влажный, с поволокой наслаждения после мощного оргазма без единой здравой мысли в мозгу. Такой, каким он его привык видеть еще со школы, с теми, кто как утверждал, заботился о нем.

— Почему? — легкое удивление, немного расширившиеся зрачки. Нона посмотрела прямо ему в глаза, дернувшись на секунду в сторону, будто увидела там самый настоящий Ад для грешниц подобных ей.

— У меня дела, — столкнул с колен, игнорируя ошарашенное лицо, невозмутимо поднимаясь, поправляя одежду. Желание лишь одно — добраться до дома, вымыться да напиться. Тихое шипение рядом, будто змея.

— Смелый стал? — прорычала, поднимаясь, с трудом способная на ногах стоя, разглядывая его. — Давно ли? Никем был, никем и останешься! В этом городе я решаю, будешь ты по помойкам побираться или на вершине мира быть! Ты слышишь меня?! Ярослав!

Преспокойно открыл дверь в конференц-зал, игнорируя любую попытку остановить, лишь на пороге лениво обернувшись.

— Да похер уже, Нона. Неужели еще не поняла? Ты просто одна из многих, отличное рыбное течение, по которому я плыву. Разница лишь в том, что тебе я больше не хочу улыбаться и лгать, что позвоню. Не позвоню, да и никто не позвонит. Ведь ты меня любишь. Так страдай теперь от собственной жадности, — усмехнулся, выходя из помещения ни разу не оглянувшись.

Хотя она очень этого хотела.

Глава 12 — Винни Пух и все-все-все

— Что с твоим день рождением?

Ярик сделал вид, что оглох. А еще ослеп, у него отсох язык и вообще он инвалид третьей группы пятой подгруппы. День Икс должен был настать завтра. А сам Тасманов даже не соизволил сообщить о своем решение провести вечер в ночном клубе вместо дружеских почти семейных посиделок в доме Канарейкина.

Как обычно в ресторане Паши было полным полно народу. Приятная музыка ласкала слух, уютные диванчики в антураже по-царски обустроенного дворца прекрасно сочетались с элементами современного стиля. Украшавшая поток лепнина с рисунками дополняли общую атмосферу. Конкретно в эту отделку сам Ярослав вложил немало сил и времени, потраченного на изучение немногочисленных сохранившихся фотографий старой обстановки Баболовского дворца до его разрушения и пожара. Сейчас, любуясь окружающей роскошью, почти не слышал повторного вопроса Киры, сидящей, напротив, за столом.

— Алло, натуральный блондин! — щелкнула пальцами перед глазами пальцами, хмуря брови. На ее лице была написана невероятная решительность, уговорить Тасманова, явиться на праздник к ним домой. Если бы все было так просто, Ярик не был бы Яриком.

— Чего, прости? — снова изобразил тугоухого Ярослав, подпирая подбородок рукой, очаровательно улыбнувшись. — Жена моего друга, ты сегодня невероятно хороша.

— Не увиливай от ответа, гиена, — погрозила пальцем Канарейкина-Леонова, от возмущения подпрыгнув на диванчике, — ты избегаешь этого разговора уже целый месяц. Мы с Пашей лично зовем тебя отпраздновать у нас дома, почему ты упираешься? Если хочешь, можно больше никого не звать, — с надеждой произнесла. Делая большие жалобные глаза.

Все было просто, когда Кенар не был женат. В этот паршивый во всех отношениях день можно завалиться в клуб до утра, не думая ни о чем. С Пашей им всегда находилось время потусоваться вместе, в любое время дня и ночи. Сам Канарейкин будто разгонял тоску, являя собой праздник в одном лице, пусть и будучи мизантропом по натуре. Теперь все иначе. В жизни Паши появились отношения, все стало серьезнее. Он явно не пойдет с ним танцевать и пить до утра, зная, что дома беременная жена.

— Если хочешь, можете в клуб сходить, — снова повторила Кира, кладя свою руку поверх его лежащей ладони на столе. Сжал тонкие длинные пальцы, несмотря на опухшие кисти, чуть поглаживая.

— Я тебя, конечно, уважаю, Канарейкина, но, пожалуй, откажусь от столь щедрого предложения, — хмыкнул, целуя ее руку и хитро подмигивая. Сама Кира что-то недовольно пробурчала, легонько шлепнув парня по лбу.

— Канарейкина-Леонова!

— Конечно-конечно, моя госпожа, — шутливо поклонился, разлегшись на столе, сдвигая в сторону тарелки с десертами. Для Киры клубничный чизкейк, для Ярика яблочный штрудель. Пудра с него в некоторых местах осыпалась, потому Тасманов легонько сдул ее с темно-бордовой скатерти, расшитой по краям кружевом.

— Ты чего тут самца изображаешь в течке перед моей женой? — голос Павла Канарейкина раздался прямо над головой Ярика, но тот даже глаз не отрыл, лишь лениво махнул рукой другу, почувствовав, как тот в ответ трепет его загривок.

— Он не хочет с нами праздновать свое день рождения, — послышалось обиженное от Киры, наверняка еще руки на груди скрестила. — Представляешь?!

— Давай Тасманчик, — Паша пихнул друга, заставляя сдвинуться с места, освобождая пространство на кожаном диванчике, дабы мог сесть. Стон противоречия вырвался из груди, но подвинулся, пропуская друга, откидываясь на мягкую спинку и прикрывая глаза, наслаждаясь покоем.

— Все равно не буду с вами праздновать, — проговорил, не открывая глаз.

— Вот видишь!

— Ладно, Тасмантус, — хмыкнул Паша, пихая его в плечо, сплетая свои пальцы с пальцами Киры, с улыбкой смотря на недовольного Ярика. — Но от торта и надирания ушей, после не отвертишься.