Александра Риплей - Скарлетт

— В тебе так много жизни, дорогое дитя, так много силы мира, в котором ты выросла. Это отсутствует здесь, в людях старой, усталой лоукантри. Ты не должна это терять, это слишком ценно. Мы просто найдем способ сделать тебя менее заметной, похожей на нас. Тогда ты будешь чувствовать себя лучше.

«И я тоже», — молча подумала Элеонора Батлер. Она будет защищать до последнего дыхания женщину, которую любит Ретт, но будет намного легче, если Скарлетт перестанет красить лицо и надевать дорогие, необдуманные наряды. Элеонора приветствовала возможность переделать Скарлетт по чарльстонскому шаблону.

Скарлетт благодарно проглотила дипломатическую оценку миссис Батлер. Она была слишком умна, чтобы полностью этому поверить. Но мама Ретта будет помогать ей, и именно это было важно, по крайней мере сейчас.

Чарльстон, который сформировал Элеонору Батлер и притянул обратно Ретта, был самым старым городом в Америке. Он был стиснут на узком треугольном полуострове двумя приливно-отливными реками, которые встречались в заливе, выходящем в Атлантику. Основанный в 1682 году, он с самого начала выделялся романтической томностью и чувствительностью, чуждыми спешке и пуританскому самоотречению колоний Новой Англии. Соленые бризы шевелили пальмовые ветви и виноградные лозы, а цветы благоухали круглый год. Земля была плодородной, без камней, ломающих плуги; воды были полны рыбой, крабами, креветками, черепахами и устрицами; леса — подарок для охотников. Это была богатая земля, предназначенная для наслаждения.

Корабли со всего света прибывали в залив за рисом, который выращивали здесь на обширных плантациях вдоль рек; они привозили роскошные товары со всего мира. Это был самый преуспевающий город в Америке.

Чарльстон использовал свое благополучие в стремлении к красоте и знанию. Обладая мягким климатом и природными щедротами, он использовал свои богатства и на чувственные наслаждения. В каждом доме был шефповар и бальная зала, у каждой леди была парча из Парижа и жемчуг из Индии. Существовали многочисленные музыкальные общества, общества танцев, школы фехтования и научные клубы. Он был цивилизованным и гедонистическим в таком равновесии, которое создало изящную культуру, где роскошь смягчалась требовательной дисциплиной интеллекта и образования. Чарльстонцы красили свои дома во все цвета радуги и возвели вокруг них затемненные веранды, которые продували морские бризы, донося до них аромат с розовых кустов. Внутри каждого дома была комната, в которой находился глобус, телескоп и все стены были заставлены книгами на многих языках мира. В середине дня чарльстонцы наслаждались обедом из шести блюд, подаваемых на фамильном серебре.

Вот таким был мир, который Скарлетт О'Хара, когда-то деревенская красавица, выросшая на грубой, красноватой земле Джорджии, теперь намеревалась завоевать, вооруженная только энергией, упрямством и страстным желанием. Выбранное для этого время было трудным.

Веками чарльстонцы славились своим гостеприимством. Было обычно развлекать сотню гостей, большая часть которых была не известна ни хозяину, ни хозяйке. Во время недели скачек из Англии, Франции, Ирландии, Испании привозили лошадей часто за месяцы до начала соревнований, чтобы они привыкли к климату и воде. Владельцы их останавливались в домах их соперников, их лошади стояли в конюшнях, в качестве «гостей», рядом с лошадьми, которые выставит на скачках хозяин дома. Это был открытый, чистосердечный город.

Пока не пришла война. Первые залпы Гражданской войны прогремели в чарльстонском заливе. Для всех Чарльстон олицетворял таинственный и волшебный, пропахший магнолиями Юг.

И для Севера тоже. «Гордый и надменный Чарльстон» — повторяющийся мотив в нью-йоркских и бостонских газетах. Военное командование Союза решило разрушить заполненный цветами, окрашенный в пастельные тона старый город. Был блокирован вход в залив, установленные на ближайших островах пушки обстреливали узкие улочки и дома осажденного города, который продержался шестьсот дней, наконец армия Шермана пришла сжечь плантации вдоль рек. Когда войска Союза вошли в город, они увидели заброшенные руины. Им также пришлось встретиться с населением, которое осталось таким же гордым и надменным.

Люди восстановили свои крыши и окна, как смогли, и заперли свои двери. Они сохранили традиции веселиться. Они собирались для танцев в гостиных, произносили тосты в честь Юга, запивая их простой водой из разбитых чашек. «Голодными вечеринками» называли они свои сборища и смеялись. Могли закончиться времена французского шампанского в хрустальных бокалах, но они все еще были чарльстонцами. Они потеряли все, чем обладали, но у них остались общие традиции и мода. Война была закончена, но они не были разбиты. Их никогда не одолеют, что бы ни делали эти проклятые янки. Никогда, пока они держатся вместе. И не пускают больше никого в их закрытый круг.

Военная оккупация и крайности правительства Реконструкции испытывали их характер, но они выстояли. Один за другим все остальные штаты Конфедерации были присоединены к Союзу, их управление опять отдано населению штата. Но не Южная Каролина. И, в особенности, не Чарльстон. Более десяти лет после завершения войны вооруженные солдаты патрулировали старые улицы, навязывая комендантский час. Постоянно меняющийся контроль затрагивал практически все, начиная от кусочка решимости сохранить старый стиль жизни. После своей работы в качестве клерков и служащих бывшие владельцы плантаций приезжали или приходили на окраины города, чтобы восстановить двухмильный овал Чарльстонского ипподрома и посадить в пропитанной кровью земле вокруг него семена травы, купленные на сложенные гроши вдов.

Понемножку, по символам и по дюймам, чарльстонцы восстанавливали их возлюбленный мир. Но в нем не было места для тех, кто раньше к нему не принадлежал.

Панси не могла скрыть свое удивление от распоряжений, которые отдавала ей Скарлетт, когда она впервые раздевалась перед сном в доме Батлеров.

— Возьми зеленый прогулочный костюм, который я надевала сегодня утром, и хорошенько почисти его. Затем спори всю отделку, включая золотые пуговицы, и пришей вместо них простые черные.

— Где я возьму просто черные пуговицы, мисс Скарлетт?

— Не беспокой меня такими глупыми вопросами. Спроси служанку миссис Батлер. Как ее имя? Селли. И разбуди меня завтра в пять часов.

— Пять часов?

— Ты что, оглохла? Ты слышала меня? Теперь проваливай. Я хочу, чтобы этот зеленый наряд был готов, когда я проснусь.

Скарлетт благодарно утонула в пуховом матрасе и подушках. Это был переполненный, слишком эмоциональный день. Встреча с мисс Элеонорой, затем магазины, потом это глупое собрание Конфедератского дома, потом появление Ретта с серебряным чайным сервизом… Она хотела, чтобы он был здесь, но, может, лучше подождать несколько дней, пока она действительно не будет принята в Чарльстоне. Этот несчастный Росс! Она не будет думать ни о нем, ни о том, что он сказал ей. Мисс Элеонора отказала ему от дома, и ей не придется больше его встречать. Она подумает о чем-нибудь еще. Она подумает о мисс Элеоноре, которая любит ее и которая поможет ей получить Ретта обратно.

— Рынок, — сказала мисс Элеонора, — это место встречи всех жителей Чарльстона, и там можно услышать все новости.

Итак, она пойдет на рынок завтра. Скарлетт не очень хотелось идти так рано, в шесть часов. Но дела заставляют. Скарлетт быстро заснула.

Рынок был отличным местом, где Скарлетт могла начать жизнь чарльстонской леди. Рынок был внешней, видимой формой чарльстонского духа. С первых дней города он был местом, где чарльстонцы покупали себе продукты. Хозяйка или, в редких случаях, мужчина выбирали и платили за них, а слуга или кучер клали их в корзину, висящую у них на руке. До войны продукты продавали слуги, которые доставляли их с плантаций. Многие продавцы остались на своих местах, только теперь они были свободными, а корзины носили те же слуги, за работу которым теперь платили. Для Чарльстона было важно, что не нарушался привычный уклад жизни.

Традиция была краеугольным камнем общества, прирожденным правом жителей Чарльстона, бесценным наследием, которое ни саквояжник, ни солдат не могли украсть. Манифестом ее был рынок. Чужаки могли ходить туда за покупками, это была общественная собственность. Но это было испытанием для них. Ведь чужаки никак не могли понравиться женщине, торгующей овощами, или мужчине, продающему крабов. Черные граждане были такими же гордыми чарльстонцами, как и белые. Когда посторонний человек уходил, весь рынок звенел от смеха. Рынок был только для жителей Чарльстона.

Скарлетт передернула плечами, чтобы приподнять свой воротник повыше. Холодный ветер задувал под одежду, и она дрожала. Ее глаза, казалось, были полны угольков, а ботинки были сделаны из свинца. Сколько миль может быть в пяти кварталах? Она ничего не может разглядеть. Уличные фонари — это только бледные круги в тумане, в прозрачной серой предрассветной полутьме.

Как может мисс Элеонора быть такой чертовски радостной, беззаботно болтать, как будто здесь не холодно и не темно, как в дыре? Появился какой-то свет впереди, далеко впереди. Скарлетт направилась в его сторону. Ей бы хотелось, чтобы прекратился этот ужасный ветер. Что это? Она понюхала воздух. Конечно! Это был кофе. Ее шаги выровнялись с походкой миссис Батлер.

Рынок был похож на оазис тепла и света, жизни и красок в бесформенной серой туманности. Факелы горели на каменных столбах, которые поддерживали высокие и широкие арки, открытые к окружающим их улицам, освещая яркие фартуки и головные повязки улыбающихся черных женщин и высвечивая их товары, выставленные в корзинах любых размеров и форм на длинных деревянных столбах, выкрашенных в зеленый цвет. Там было полно людей, большинство которых переходило от стола к столу, разговаривая с другими покупателями или с продавцами. Захватывающий ритуал торговли, очевидно, нравился всем.