— Френсис, я не вела себя так, — попыталась возражать Фелисити, — я лишь немного развлеклась в начале этой, наводящей тоску, поездки. Не могу только понять, почему папа отправил меня в Америку. Это гнусное место.

Один из сидящих мужчин засмеялся.

— Он отправил тебя туда, дорогая сестра, чтобы вырвать из объятий того охотника за богатством.

— Но ведь он очень мил, я не вижу никакого смысла в хорошем состоянии, если вы будете отгонять от меня каждого симпатичного мужчину в Англии только из-за того, что он небогат.

— По крайней мере, ты должна отгонять их от себя, Фелисити, — сказала одна из девушек. — Это ведь совсем не трудно. Вспомни своего бедного брата Роджера, на которого американские наследницы должны слетаться, как мухи на варенье.

Роджер тяжело вздохнул, а все остальные засмеялись.

Ну скажите что-нибудь о Ретте», — тихо умоляла Скарлетт.

— Достопочтенные пользуются плохим спросом, — сказал Роджер, — я никак не могу вдолбить это в голову папе. Наследницам нужны диадемы.

Зрелых лет женщина, которую звали Френсис, сказала на это, что все они вели себя просто неприлично, и она не в состоянии понять нынешнюю молодежь.

— Когда я была молодой девушкой… — начала она.

Фелисити захихикала:

— Френсис, дорогая, когда ты была девушкой, молодых людей вообще не существовало. Ваше поколение появилось на свет в сорокалетнем возрасте, ворча на все происходящее.

— Твоя дерзость не знает границ, Фелисити, мне придется поговорить с твоим отцом.

На какое-то время воцарилась тишина.

«Почему же этой Фелисити больше нечего сказать о Ретте?» — подумала Скарлетт.

Человеком, который вновь упомянул имя Батлера, оказался Роджер.

— Батлер, — сказал он, — предложил устроить великолепную охоту, если мы приедем к нему осенью. Похоже, его рисовые поля поросли травой, и утки теперь садятся прямо на ружье охотника.

Скарлетт изорвала свое меню на кусочки. Кого могла заинтересовать такая ерунда, как утки! Похоже, только этих англичан. Они разговаривали об охоте на протяжении первой половины ужина. Она уже пожалела, что не осталась с Бриди, когда ее уши уловили тихий разговор между Фелисити и ее сестрой, чье имя оказалось Марджери. Обе они сошлись во мнении, что Ретт был самым интересным из мужчин, которых они когда-либо встречали. Скарлетт слушала их разговор с чувством гордости и одновременно любопытства.

— Жаль, что он так предан своей жене — сказала Марджери, и на душе у Скарлетт заскребли кошки.

— Совершенно наоборот, я слышала. Неужели никто вам не рассказывал? Он уже был женат на сказочной красавице. Она убежала от него с другим мужчиной. С тех пор он так и не оправился от потрясения.

— Любезная Марджери, можешь ли ты тогда представить того мужчину, ради которого она оставила Батлера?

Скарлетт тихо улыбнулась. Она получила колоссальное удовольствие от того, что, по слухам, она оставила Ретта, а не наоборот. Она даже почувствовала себя гораздо лучше, чем вначале. Теперь можно даже заказать себе десерт.

На следующий день англичане обнаружили присутствие Скарлетт на корабле.

Трое молодых людей согласились между собой, что она выглядела величественно, романтически-таинственная молодая вдова.

— Чертовски милая к тому же, — добавил Роджер.

Его молодая сестра ответила на это, что, очевидно, он слеп. С ее бледной кожей, темными волосами и такими зелеными глазами она выглядела сказочно прекрасной. Единственное, чего ей не хватало, так это приличного платья, тогда у нее не будет отбоя от кавалеров. И они решили сблизиться с ней. Когда Скарлетт стояла на палубе и принимала воздушные ванны, Марджери подошла к ней и выразила свое восхищение крошкой Кэт.

Однако Скарлетт желала большего, чем «сблизиться». Она хотела узнать абсолютно все об их пребывании в Чарльстоне. Для нее не было большим трудом сочинить трагическую историю своей любви и тяжелой утраты, которая сошла за мелодраму и удовлетворила их любопытство. Роджер влюбился в Скарлетт с первой же минуты. Еще мать учила Скарлетт, что леди должна быть благоразумно скромной, когда речь заходит о семейных делах. Поэтому Фелисити и Марджери Коупервейт поразили ее, когда от случая к случаю открывали свои самые сокровенные семейный секреты. Их мать, по их словам красивая и умная женщина, при помощи всевозможных уловок заставила отца жениться на ней.

Она подстроила так, что когда их отец занимался верховой ездой, его лошадь наскочила на нее.

— Бедняжка папа такой глупый, — рассмеялась Марджери, — и потому решил, что нанес ей моральный ущерб, увидев ее обнаженные груди, торчащие из разорванного платья. Мы уверены, что она сама разорвала на себе платье. Мать обвенчалась с отцом так быстро, что тот даже не успел сообразить, чего она добивалась.

Что особенно обескураживало Скарлетт, так это то, что Фелисити и Марджери были леди. Не просто «леди», в противовес «женщинам». Они звались леди Фелисити и леди Марджери, а их «глупец» папа был английским графом.

Френсис Стурбридж, их ворчливая сопровождающая, также была «леди», но ее звали леди Стурбридж, а не леди Френсис, потому что она не была урожденной «леди», а ее муж был «лишь бароном».

— Даже если я выйду замуж за лакея, а Марджери сбежит с сапожником, даже в самых грязных трущобах Бристоля мы останемся леди Фелисити и леди Марджери.

Скарлетт засмеялась.

— Мне это все сложно понять, — призналась она.

— Дорогая моя, ничего нет более сложного, чем наша ужасно скучная семья. Все эти противные, мерзкие виконты, жены близких и дальних родственников, это прямо лабиринт какой-то. Маме постоянно приходится принимать всевозможные советы за обеденным столом, иначе она нанесет оскорбление какой-нибудь очень важной персоне.

Леди Коупервейт были более чем легкомысленные пустышки, а их брат Роджер, похоже, унаследовал некоторую тупость и бестолковость своего отца, но все же они были веселыми и непосредственными молодыми людьми и испытывали к Скарлетт искреннюю симпатию. Благодаря им Скарлетт получила удовольствие во время своего путешествия и, когда корабль приплыл в Ливерпуль, ей не хотелось с ними расставаться.

Теперь до Голвея оставалось почти два дня, и у нее было мало времени на воспоминания о встрече в Чарльстоне, которая вовсе не была встречей.

Интересно, он тоже был изумлен, когда его глаза увидели ее?

Ей показалось, что весь мир исчез куда-то, и только они остались вдвоем, в безмерном и безвременном пространстве. Она считала, что, если лишь от одного взгляда почувствовала себя неотделимой от него, он не мог не испытывать такого же чувства. Было ли все так на самом деле? Мучения терзали ее, и она смогла успокоиться лишь после того, как подумала, что ей все это приснилось или даже было лишь плодом ее воображения.

И когда «Золотое руно» вошло в бухту Голвея, воспоминание о встрече было уже лишь одним из многих воспоминаний о Ретте, хранившихся в ее памяти. Ее ждала Баллихара. Но для начала надо было изобразить на лице улыбку и протащить свои дорожные сундуки мимо таможенных инспекторов. Колум ждал оружие.

Ей тяжело было свыкнуться с мыслью, что все англичане были плохими людьми, проведя время в компании таких милых людей, как Коупервейты.

Глава 71

Скарлетт сошла на берег, Колум ожидал ее у трапа. Она не надеялась увидеть его, хотя знала, что ее встретят и помогут отвезти сундуки. Взглянув на его коренастую фигуру в церковной рясе и озаренное улыбкой лицо, Скарлетт почувствовала себя дома. Она спокойно прошла через таможню. Единственные вопросы, которые ей задали, были: «Ну как там в Америке?» и «Сколько лет этой прекрасной малышке?» Она в свою очередь ответила: «Ужасно жарко» и не без гордости; «Еще нет и года, а уже пробует ходить».

Около часа потребовалось, чтобы добраться от порта до железнодорожной станции. Скарлетт никогда еще не видела такого хаотичного движения на дороге, даже на главной улице.

— Это все из-за голвейских скачек, — сказал Колум.

Скарлетт попыталась вспомнить, что же происходило в Голвее год назад, а Колум продолжил свое объяснение:

— Бега с препятствиями и без, каждый июль, целых пять дней.

Это значило, что полиция была слишком занята и не могла прохлаждаться в районе порта, а также что в местных гостиницах не осталось ни одной свободной комнаты. Им нужно будет сесть на поезд до Баллинаслоу и там заночевать. Скарлетт пожалела, что не было прямого поезда до Маллингара. Ей захотелось домой.

— Как на полях, Колум? Пшеница уже созрела? А сено скосили? Много было солнца? А как с тем торфом, который хотели срезать? Его было достаточно? Он был сухой? А горел хорошо?

— Подожди, сама все увидишь, дорогая Скарлетт. Ты обрадуешься возвращению в Баллихару, я в этом уверен.

Скарлетт почувствовала больше, чем радость. Она была приятно поражена. На своем пути в Баллихару она проезжала под арками, установленными местными жителями и украшенными свежей листвой и золотыми лентами. Рядом стояли люди и размахивали платками и шляпами, приветствуя ее возвращение.

— Спасибо вам, спасибо, спасибо, — кричала она снова и снова, и слезы выступали из ее глаз.

Войдя в Биг Хаус, Скарлетт услышала приветствия в свою честь от миссис Фицпатрик и нескольких служанок и конюхов, которые для этого выстроились в шеренгу. Скарлетт так захотелось подбежать и обнять миссис Фицпатрик, но она должна считаться с положением хозяйки и вести себя, как подобает хозяйке. Что же касается Кэт, то для нее не существовало никаких правил. Она смеялась и протягивала свои ручки к миссис Фицпатрик.

Менее чем через час Скарлетт, переодетая в крестьянское платье, с Кэт на руках шла быстрыми шагами по своим полям. Как же приятно — пройтись по земле. Она так долго сидела. Ей приходилось сидеть в поездах, на кораблях, в конторах и креслах. Сейчас ей хотелось идти, скакать, бежать и танцевать. Она, О'Хара, была у себя дома, где в промежутках между короткими прохладными ирландскими дождями светило теплое солнце.