Взяв у Кик пальто и повесив его, Малтби легонько подтолкнул ее в направлении кухни.

Синие стены кухни были цвета веджвудского фарфора, деревянный пол – медово-желтым. Ярко блестела начищенная медь старинной кухонной утвари, а из сине-белых фаянсовых цветочных горшков с рамы широкого застекленного потолка свешивались стебли декоративных растений; в центре комнаты стоял громоздкий стол с массивной столешницей, в углу – огромная черная плита. Другие стены украшала темно-синяя декоративная утварь.

Кик уловила аромат лимонного чая, запах мастики для полов и чего-то пригоревшего.

– Черт побери, – пробормотал Лионель, поспешив к плите: из духовки явно тянуло дымком. Схватив кухонную варежку, он рывком открыл дверцу, с возгласом досады вытащил противень и швырнул его на стол. Четыре пригоревших кусочка упали на пол.

– Вафли, – простодушно пояснил он. – Бывшие вафли, а теперь угли.

Глянув на черные квадратики, Кик узнала в них некогда замороженные продукты.

– Разве вы умеете готовить?

Малтби хмыкнул:

– Как видите. Кик осмотрелась.

– Ваша кухня – мечта гурмана.

– Досталась мне вместе с домом.

– Где остатки ваших вафель? – спросила она, поглядев на высокий холодильник. – Давайте-ка я покажу вам, как это делается.

Открыв морозильник, Малтби протянул Кик начатую коробку. Кик успела заметить, что морозильник битком набит аккуратно завернутыми пачками мороженых продуктов.

Разогревая вафли и процеживая кофе, Кик нетерпеливо ждала, когда Малтби закончит разговор с владельцем зимнего бассейна, расположенного где-то поблизости. Наконец на столе появились изящные тарелки в синеватую крапинку и чашки; завтрак был подан.

Час, отведенный Кик, истекал. Сделав глоток кофе, она поставила чашку и спросила:

– Не начать ли нам?

Малтби, сидевший напротив, тоже отпил кофе и бросил взгляд на часы.

– Прошу прощения за этот звонок. Больше никто нам не помешает, обещаю.

Кик вынула из сумочки диктофон и пристроила его на столе рядом со своей чашкой. Включив его, она обратилась к Малтби:

– Не могли бы вы объяснить мне, почему оскорбили Барбару Уолтерс?

В этот момент Малтби поднес ко рту чашку горячего кофе. Едва не подавившись, он закрыл рот рукой и поставил чашку на стол. Успокоившись, он разразился хохотом.

– Вы меня ни с кем не спутали? – спросил он, потянувшись за салфеткой.

Кик, стараясь сохранить внешнюю невозмутимость, уставилась на него. Сердце у нее колотилось.

– Я обещала придерживаться в ходе интервью требований, выдвинутых вашим агентом, но он не запретил мне спрашивать об этом инциденте.

– Требований? – нахмурившись, переспросил Малтби. Он так же внимательно смотрел на Кик, как и она на него. – Кто вам сказал, что я выдвигал какие-то требования в связи с этим интервью?

– Ваш агент через моего редактора, – сообщила Кик.

Малтби откинул голову и рассмеялся:

– Ох уж эта парочка! Это все игры, в которые они играют. Не обращайте на них внимания. Вы можете спрашивать меня обо всем, о чем пожелаете.

– Вы серьезно? – еле вымолвила она. – И никакого ограничения времени?

– Никакого, Кик, – сказал Малтби, поднимаясь. – Начинайте. Только захватим к камину кофе, и я расскажу вам историю с Барбарой Уолтерс, а может, и не только ее.

Захватив свои вещи, Кик последовала за ним в гостиную, где удобно устроилась на одном из диванов. Когда Малтби поднес спичку к сложенным в камине дровам, она взглянула в окно:

– Смотрите, снег пошел!

За широкими окнами медленно кружились густые хлопья снега. Вода в проливе стала еще темнее.

Бросив взгляд в окно, Малтби принялся ворошить поленья. Когда огонь занялся, Кик почувствовала странную ностальгию. Всего лишь несколько раз в жизни она бывала там, куда ее так тянуло, в местах, не похожих ни на что другое и заставляющих думать, что в подлунном мире нет ничего, подобного им. Но эти места не наполняли ее покоем и счастьем, а оставляли по себе глухую тоску. Именно это нашептывала она, когда шла по Лондонскому мосту, окутанному туманом, когда лунной летней ночью одна стояла перед Собором Парижской Богоматери. И теперь, сидя в этом прекрасном доме, рядом с которым не было ничего, кроме деревьев, воды и снега, видя напряженный взгляд и сдержанную улыбку этого человека, Кик снова ощутила то же самое – словно ей хотелось чего-то большего.

Ей хотелось понравиться Лионелю Малтби, хотелось, чтобы он оценил ее.

„Странное состояние, – заметил тихий, застенчивый голос, донесшийся из глубин ее подсознания. – Будь осторожна, тебя ждет работа".

Малтби сидел на диване напротив Кик.

– Прежде чем мы начнем, я хотел бы сказать, что ваше появление явилось для меня приятным сюрпризом. Я ожидал увидеть нечто среднее между Беатрис Артур и Голдой Меир, а тут вынырнула русалка, не девушка, а цветочек, и она наверняка, не моргнув глазом, произнесет самое нужное слово. – Он засунул большие пальцы за пояс брюк и откинулся на спинку дивана. – Ох, – вздохнул он, – надеюсь, снег будет идти вечно.

Кик зарделась от удовольствия. Взяв диктофон, она отрегулировала громкость.

Спокойнее, девочка, предупредила она себя. Ей не приходилось бывать наедине со взрослым и, вероятно, умным мужчиной после того профессора, от общения с которым у нее появились морщинки в уголках светло-голубых глаз и поникли плечи. А тут знаменитый писатель назвал ее русалкой и цветочком, дав понять, что он проведет с ней столько времени, сколько ей понадобится.

Она собралась с духом, расправила плечи и задала ему все тот же вопрос о половом органе: почему он так отозвался о Барбаре Уолтерс?

На этот раз он ей ответил. Интервью с Уолтерс пришлось на конец предельно напряженного дня, в течение которого его интервьюировали не менее дюжины раз. К тому моменту, когда он уселся лицом к лицу с Барбарой, он уже еле держался на ногах и был сыт всем этим по горло. Поэтому, потеряв самообладание, он и обозвал ее.

Удобно устроившись на диване, Малтби стал словоохотливее. Кик подумала, что у нее получится самое потрясающее интервью из всех, какие она когда-либо делала. На каждый вопрос Кик получала точные и полные ответы: к тому же Малтби сдабривал свои рассказы анекдотами и смешными случаями, весьма забавными, но вполне скромными. Он держался открыто, не лукавил, был совершенно очарователен и совершенно не похож на того, кого она, беспокойно ворочаясь ночью, представляла себе.

Они беседовали уже третий час. Вдруг Малтби подскочил, прервав на полуслове увлекательный рассказ о том, как он в роли хиппи путешествовал по Мексике в разрисованном зигзагообразными молниями школьном автобусе. Неожиданно он вскочил с дивана.

– Туалет по ту сторону прихожей, – сказал он. – Воспользуйтесь любым полотенцем. Разомнитесь. Я сейчас.

Несказанно удивившись, Кик выключила диктофон.

Когда она вернулась из ванной, его еще не было. Она походила по комнате, разглядывая книги в шкафу и листая журналы – похоже, он подписывался на все без разбора. Она посмотрела, нет ли где семейных снимков, фотографий подружек или бывшей жены, пухлых малышей с песочными ведерками в забавных шапочках. Ничего! Здесь, казалось, не было ни намека на что-то личное, на какие-то сентиментальные воспоминания.

Стоя у окна, за которым бушевала настоящая снежная буря, она услышала за спиной его шаги. Малтби пришел с большим подносом и сейчас пытался пристроить его на кофейном столике. Под мышкой у него была бутылка шампанского, из карманов брюк высовывались ножки двух бокалов.

– После долгой болтовни нам надо подкрепиться, – сказал он, выпрямившись и бросив удовлетворенный взгляд на сервированный им стол. Там было большое блюдо с холодным куриным мясом, салфетки и блюдце с оливками. – Я не слишком хорошо справляюсь с такими делами, но, во всяком случае, принес все, что есть.

Кик была тронута. Когда мужчина выкладывает на стол все, что может найти, это красноречиво свидетельствует о нем. Да если бы ей и пришлось выбирать, она отдала бы предпочтение курице.

Управившись с бокалом шампанского, Кик решилась задать следующий вопрос.

– Мне хотелось бы узнать о роли женщин в вашей жизни, – сказала она, переведя глаза на огонь, который начал разгораться.

– А, женщины... – задумчиво улыбаясь, сказал он. – Давайте сначала еще выпьем. Вот так. – Он взял бутылку шампанского и подождал, пока она поднимет свой бокал. – Когда вы должны возвращаться в город?

Кик пожала плечами.

– Я собиралась пойти в филармонию с подругой, – солгала она. – К восьми.

– Хм, – сказал он, наполняя свой бокал. – Почему не попросить Рэнди приехать к половине седьмого? Вас это устроит?

– Конечно, – ответила Кик, немного огорченная тем, что их общение закончится. – Прекрасно. В половине седьмого – просто отлично.

Едва он вышел позвонить Рэнди, Кик снова услышала тихий голосок.

„Все занесено снегом, – промурлыкал он. – Валит так, словно погода взбесилась. Машины не могут проехать по сельским дорогам. Люди отрезаны от мира. Совсем как в романах Стивена Кинга. – Голос зазвучал насмешливо, словно поддразнивая ее. – Выпей еще шампанского – оно имеет отношение к работе, это тоже дело – пока ты общаешься с ним. Выпей еще шампанского и убедись, что снег перекрыл все дороги, заставив тебя остаться наедине с этим интересным темпераментным человеком".

– Заткнись, – потребовала она, вцепившись в подушку.

– Прошу прощения, – сказал Малтби, входя в комнату.

Кик вспыхнула, испугавшись, не услышал ли он, как она разговаривает сама с собой. Он сел, сокрушенно вздохнув:

– Похоже, вам придется провести со мной еще какое-то время. Рэнди говорит, что не сможет добраться сюда, пока метель не утихнет.

– Тогда я должна предупредить подругу, – сказала Кик. – Могу ли я позвонить от вас?

Пока Кик говорила по телефону, Малтби проскользнул мимо нее к холодильнику. От него пахло древесным дымком и лимонным кремом, употребляемым после бритья. Когда Кик снова устроилась на диване перед камином, он открыл еще одну бутылку шампанского. Ее бокал был наполнен. Малтби поставил стереодиск. Музыка Шопена заполнила комнату.