Широкая терраса за огромным холлом была выложена каменными плитами и окружена низкой оградой. Бэби присмотрелась к группе, расположившейся между террасой и большим белым тентом. Взяв бокал шампанского, предложенный ей официантом, Бэби услышала, как там то и дело упоминают имя Лолли Пайнс. Она приблизилась.

– Она была замужем? – спросила женщина с таким носом, с каким обычно прибегают к помощи пластической хирургии.

– Не думаю, – зычным голосом ответила обладательница еще более чудовищного носа. – Брэндон, Лолли Пайнс была когда-нибудь замужем?

Мужчина в розовой мексиканской рубашке покачал головой:

– Понятия не имею. Насколько мне известно, Лолли была самой закоренелой девственницей из всех старых дев.

– Я слышала, что она была лесбиянкой, – сказала дама в солнечных очках „Порше".

– Я доподлинно знаю, – вмешалась ее собеседница, – что Лолли пару раз поимели во времена Эйзенхауэра.

– Кого? Лолли? – возмутились ярко-красные губы. – Ты шутишь? Даже тогда не могло произойти ничего подобного. Лолли Пайнс никогда в жизни не раздвигала ноги.

Все засмеялись. Расплескивая шампанское и переминаясь с ноги на ногу, дамы высвобождали высокие каблуки из расщелин каменных плит. Значит, весть о смерти Лолли уже докатилась до Лонг-Айленда. Наверное, об этом узнают в Монголии, подумала Бэби. Плохо! Она рассчитывала воспользоваться этой новостью как поводом завязать разговор.

Бэби навострила уши, очутившись рядом с другой компанией. Там был юрист с Парк-авеню, который обычно оттягивал время между предъявлением обвинения и началом процесса; бывшая девушка по вызову, преобразившаяся в литератора; весьма влиятельный деятель с Уолл-стрит, содержавший в том же доме, где жила Бэби, квартиру, где хранил свои лифчики, платьица и белокурые парики, и еще чета, симпатичная Бэби. В свое время муж обладал доходом вдвое большим, чем у Джордана Гарна, но теперь пошел на дно, хотя пока это оставалось тайной. Они существовали на те деньги, которые его жена зарабатывала в фирме „Секс по телефону", сидя в библиотеке двухэтажной квартиры „Ривер Хаус".

Если не считать семейного юриста, все собравшиеся полагали, что об их грешках никто не знает. Их имена время от времени упоминались в разделе „Виноградинки" в связи с разными событиями, но в сравнении с тем, что можно было бы написать о них, это было не так уж интересно.

Бэби редко приходилось писать о таких больших приемах: приглашения обычно доставались Петре Вимс или кому-нибудь из штатных любимчиков. И если бы Гарны давали свой прием в любой другой вечер, а не в эту пятницу перед началом летних отпусков, сегодня здесь была бы Петра, а не она. Бэби решила извлечь из представившейся ей возможности все, что можно. Она изобразила самую сияющую улыбку и с помощью локтей втерлась в группу.

– А вы знаете, почему Леона Хелмсли так жутко боится отправляться в тюрьму? – спросила бывшая девушка по вызову.

Все головы повернулись в ее сторону.

– Во-первых, ей не позволят красить волосы, – греясь в лучах всеобщего внимания, сказала она. – Во-вторых, у нее потечет силикон, который ей ввели как раз над верхней губой: процедуру надо повторять каждые шесть месяцев. Кроме того, ей запретят носить накладные ресницы.

– Но самое главное, она лишится обслуживания а ля Венера, – заметила одна из женщин.

Дамы ахнули в один голос, а мужчины смущенно переглянулись.

Когда вокруг бывшей девушки по вызову восстановилось спокойствие, она сказала:

– Не сомневаюсь, какой-нибудь могучий охранник-гомосексуалист обрадуется возможности обслужить ее.

– Что это за обслуживание? – поинтересовался деятель Уолл-стрита. – Никогда о нем не слышал.

Бэби придвинулась поближе. Она тоже никогда не слышала об этом. Если это какая-то новинка, которой увлекаются дамы из общества, ей надо быть в курсе.

– Вам, мужчинам, незачем знать об этом. Все равно никто из вас не признается, что занимался такими делами, – заметила молодая дама. – Тс-с-с, девочки, больше ни слова.

Бэби втиснулась в их компанию.

– Привет, – радостно сказала она. – Я Бэби Байер из „Курьера".

Улыбки погасли, все разом повернулись к ней и уставились на нее так, словно у нее что-то висело под носом.

– А о чем это вы сейчас говорили... насчет Венеры? – Все как по сигналу повернулись и отошли в глубь террасы. Как у балерин из русской „Березки", у них двигались только ступни.

Обескураженная, но не унывающая Бэби повернулась и увидела Дэйва Дрикса из „Верайети"; он, ухмыляясь, смотрел на нее.

– Это жуткое дело, малышка. Скорее всего, нечто вроде мощного венгра-гомосексуалиста с дилдо[2], украшенным драгоценными камнями. Но тебе ведь не нужен гомосексуалист с такой штукой, а, Бэби?

Бэби повернулась к нему спиной и направилась к краю террасы. Взяв с подноса мятый финик, она посмотрела, нет ли кого-нибудь, кто может объяснить, что это за штука. Не успела она отправить финик в рот, как сзади раздался громкий голос с выраженным английским акцентом.

– Ну разве это не потрясающе? Чем больше у вас денег, тем большее уединение вы можете себе обеспечить. Затем вы приглашаете кучу гостей, которые бродят по дому и открывают ящики шкафов и комодов. Или задвигают их так, что не открыть.

Засунув финик за щеку, Бэби повернулась. Сзади стоял розовощекий человек в белой рубашке навыпуск, которая висела до колен; через открытый ворот виднелись клочки седоватых волос. Вокруг головы был повязан белый шелковый носовой платок, впитавший пот, и от него так неприятно пахло, что не помогал даже дорогой одеколон.

– Привет, – без особого воодушевления сказала Бэби. Он ей совсем не понравился, но почему бы с ним не поговорить.

– Привет, – ответил британец, приподнимая бокал. – Я бы подал вам руку, но мне так жарко, что не могу ни к кому прикоснуться. Не понимаю, как только вы, янки, выносите такую жару. Типичная колония.

– Все нормально, – кивнула Бэби. – Я Бэби Байер, от комплиментов можете воздержаться.

– Я и не собирался. Абнер Хун, к вашим услугам. – Он слегка наклонил голову с лысой ярко-розовой макушкой.

– Абнер Хун! Из „Лондон Газетт"! Я время от времени читаю вашу колонку, – восхищенно сказала Бэби, обрадованная встречей с коллегой. – Я пишу для полосы „Виноградинка" в „Курьере".

– „Виноградинка"? Это вы воруете у меня материалы или все в этом участвуют?

Бэби засмеялась.

– Мы заимствуем у вас далеко не так много по сравнению с Лолли Пайнс. Может, вы думаете иначе, мистер Хун?

Хун поднял руку, как бы желая оборвать этот разговор.

– Прошу вас, дорогая. Не надо упоминать мою обожаемую Лолли Пайнс. Я выпил тьму-тьмущую шампанского, чтобы хоть немного утешиться. Вы знаете, что она должна была приехать со мной сегодня вечером. Я вне себя от горя.

Бэби уставилась в пустой бокал.

– Простите, я не учла, что вы были такими близкими друзьями, – искренне сказала она. Бэби очень хотелось понравиться Абнеру Хуну. Он первый колумнист в Лондоне, влиятельный член международного информационного союза. Из-за шестичасовой разницы во времени статьи из лондонских газет воспринимались как сногсшибательные новости. Петра Вимс постоянно прибегала к услугам факса и, получая номера, тут же публиковала известия из Лондона, несколько обработав их.

Покачнувшись, Абнер Хун подхватил Бэби за локоток и учтиво повлек ее к бару.

– Джин с тоником, дорогой, – сказал он бармену, – только без льда, без лимонного сока и поменьше тоника. А вы, мисс Байер?

– То же самое, – ответила Бэби.

Держа в руке стакан, Хун повернулся к Бэби:

– Скажите, что вы собираетесь написать об этом приеме?

– Понятия не имею. Хун нахмурился.

– Пока я подыскиваю тему. Но ничего стоящего услышать не удалось, одна болтовня. Кто с кем. Намеки. Ну вы знаете: „А также присутствовали..." – а дальше унылый перечень имен. Но людям это нравится.

– И сколько же тем вы накопали за вечер? – спросил Хун с той английской интонацией, которая бывает одновременно вежливой и покровительственной.

– Какие-то новинки из салона красоты... – начала Бэби.

– Я слышал, что какая-то венгерка пользует этих дам... вроде бы дилдо. У нее есть частный салон где-то на Пятой авеню.

– Откуда вы знаете? – невинно спросила Бэби, удерживаясь от смеха.

Хун наклонился к ней. От него пахло, как от мокрого пса.

– Я только что натолкнулся на Дейва Дрикса из „Верайети". Конечно, я давно уже слышал об этой женщине. Ну, не изысканное ли удовольствие?

– М-м-м... – промычала Бэби, улыбаясь, – куда уж изысканнее.

Похоже, Хун вспомнил, что ему следует быть сдержаннее, поскольку он только что перенес такую утрату.

– Ваш издатель, Таннер Дайсон, позвонил мне в машину, когда я был на пути сюда. Он решил устроить неслыханную панихиду по незабвенной Лолли. Ну, не прекрасно ли это, а? – с воодушевлением произнес он.

– И в самом деле, прекрасно, – согласилась Бэби, сочувственно пожав ему руку. Если уж Таннер Дайсон потрудился разыскать Абнера Хуна, то ли со своего ранчо, то ли из салона своего „Гольфстрима" по пути в Нью-Йорк, значит, Абнер Хун действительно был лучшим другом Лолли.

– Скажите, – спросила она, – как вы полагаете, кто будет на этой панихиде?

Он вскинул руки.

– Дорогая, да мало ли кто! Если уж вы считаете, что здесь полно знаменитостей, так вы и представить себе не можете, сколько их придет отдать последний долг Лолли. Целый мир! Вселенная!

– Так много? – растерянно проговорила она, вытаращив глаза и уставившись на него. – Абнер, – мягко сказала она, – знаете, я обожала Лолли.

– Все мы так к ней относились, дорогая.

– И мне бы хотелось быть там.

– Ну так, конечно, будете, почему бы и нет?

– Но я не знаю, пригласят ли меня. Мне никогда не случалось бывать в обществе Таннера Дайсона.

Абнер слегка поежился, но потом хмыкнул: