— Иди к черту, — вытирая обильно вытекающую из носа кровь комком снега, хрипит Колин. Я делаю резкий шаг к нему, но Лана снова меня удерживает. Ее пальцы впиваются в ткань моего пальто в отчаянно порыве, на который она тратит последние силы. Я чувствую, как она слаба, и не могу еще больше испугать ее.

— Полицию предпочитаешь, Миллер? — я без сомнения наживаю 911, включаю громкую связь и подношу к уху.

— 911, оператор Нора, как я могу помочь вам? — тут же отвечает хорошо поставленный женский голос.

— Нор… — начинаю я, но истошный вопль Миллера останавливает меня на полуслове. И я скидываю вызов.

— Я сделаю, что ты хочешь, Джордан.

— Отлично. Тогда мы снимем видео для твоего папочки. Постарайся выглядеть искренним, Миллер. Попроси помощи у отца. Расскажи, чем занимаешься и как сожалеешь о том, что не оправдал его надежд. Давай, бей на жалость. Ты же это умеешь. Скажи, что согласен на наркологическую клинику, назови имена тех, у кого покупаешь дурь. Уверен, что твой отец разберется с ними без тебя. — В глазах Миллера отражается ужас, и, кажется, до него, наконец, доходит, в какую передрягу он влип. Но выбор не велик. — Полиция. Или помощь отца, — напоминаю я неумолимым тоном возможные варианты. Колин отчаянно рычит, ударяя кулаками по снегу, но кивает, стиснув зубы.

Я запускаю видео съемку и направляю камеру сначала на россыпь наркотиков на снегу, потом на лицо Миллера с подтеками крови под носом. Я не ошибся, когда сказал о том, что Колин умеет давить на жалость. Видео получилось проникновенным, почти слезливым до растирания кровавых соплей по разбитой физиономии, и Миллер явно рассчитывал на реакцию одного главного зрителя — своего папаши. Непростой мужик этот Стэнли Миллер. Связи в конгрессе, отличная карьера, коллекция автомобилей категории люкс, недвижимость по всему миру. А вот сын полное дерьмо. Так бывает, когда слишком много времени отдаешь работе. Откупаясь от детей деньгами и дорогими подарками. Я надеюсь, что никогда не повторю ошибок Стэнли Миллера.

— Я отправлю видео мистеру Миллеру, — закончив, удовлетворенно сообщаю я. — И если узнаю, что ты снова пытаешься встретится, заговорить или просто посмотреть в сторону Русланы, оно мгновенно попадет в сеть. Понял меня?

Колин, жалкий, сгорбленный, выпотрошенный обращением к отцу, молчит, опустив голову. Наверное, он находится в мрачном предвкушении перспектив, которые его ожидают в ближайшем будущем. Сейчас парень вряд ли понимает, что мы спасли ему жизнь. Остальное уже зависит от того, чего хочет он сам. Убираю телефон в карман, поворачиваюсь к Руслане, которая все это время, по-прежнему пребывая в шоком состоянии, молчаливо наблюдала за нами. И вмешивалась только, когда дело доходило до рукоприкладства.

— Пошли отсюда, — произношу я, мягко обнимая ее за плечи, и веду к ближайшему выходу из парка. Она не сопротивляется, и я ощущаю, как мелко вздрагивает ее тело, прижатое ко мне. — Тебе нужно к врачу. Я на машине, отвезу тебя, — произношу обеспокоенно.

— Нет, не надо, — быстро отвечает она, резко останавливаясь. Запрокинув покрытое ссадинами лицо, она смотрит на меня неожиданно пристальным взглядом. — Я никуда с тобой не поеду. Мне не нужна помощь ни твоя, ни врачей. Я в порядке! В порядке! — последнюю фразу она кричит, и неспешно гуляющие прохожие замедляют шаг, оглядываясь на нас. Мы вышли в оживленную часть парка, и здесь Миллер точно бы не осмелился напасть на Лану.

— Какого черта ты не послала его, как только увидела? — спрашиваю я, доставая платок из внутреннего кармана пиджака и бережно прижимая к ранам на щеках и на лбу девушки.

— Оставь меня в покое, Алекс, — пытаясь оттолкнуть мою руку, яростно говорит Руслана. — Я просила Стейси…

— Она мне передала, — киваю я, сглатывая комок, образовавшийся в горле. У меня все еще перехватывает дыхание от одной только мысли, что ублюдок Миллер прикасался к ней своими грязными лапами. — Я старался. Я, правда, хотел оставить тебя в покое, девочка. НО не выходит. Ты и сама видишь. Наши жизни далеки от покоя с того момента, как ты свалилась на перекрестке, а я поймал тебя. И даже раньше, когда год назад вдрызг пьяный я рыскал по интернету и случайно наткнулся на роман юной писательницы, который так усердно поливали критикой, и я точно понял для себя, что не смогу пройти мимо, и не ошибся. Долбанная полоса случайностей. Вот и не верь после этого в судьбу. А сейчас я даже представить боюсь, что мог не наткнуться на тебя, не узнать, какая ты необыкновенная.

— Что? — осипшим голосом спрашивает Лана, сканируя меня изумленным взглядом. Она хлопает намокшими ресницами, пытаясь рассмотреть мое лицо сквозь пелену слез.

— Нам нужно поговорить, Руслана. Дай мне несколько минут. Это все, о чем я прошу, — мягко говорю я, глядя в почти черные лабиринты глаз. — У меня есть аптечка в машине. Нужно обработать ссадины. Ты уверена, что в порядке? Голова не кружится? — обхватив ее за плечи, я пристально всматриваюсь в бледное застывшее в потрясении лицо. Нижняя губа чуть подрагивает от волнения, придавая ее облику еще более уязвимый и трогательный вид. Я прижимаю ее к своей груди… крепко, потому что сейчас не могу поступить иначе. Пусть она сопротивляется, дерется, кричит, что ненавидит меня, но я знаю, что и ей это сейчас нужно так же сильно. Мне кажется, что я чувствую, как бьется ее сердце чуть ниже моего, оглушительно и больно, в ритм. Я так скучал по этому ощущению. Чертовски сильно скучал… И чтобы она не сказала — я знаю, это взаимно.

Руслана ненадолго застывает в моих объятиях, а потом неуверенно начинает отталкивать меня ладонями и упираясь локтями в грудь. Я чувствую, как она близка к тому, чтобы разрыдаться в голос, и как много сил вкладывает в то, чтобы не допустить этого. Гордая девочка, я давно это понял. Во что я втянул ее? Не могу даже представить, что она пережила в кабинете Райта и сейчас… подвергаясь унижениям Миллера. А виноват я. Из-за меня все.

Почему я был таким идиотом? Что мешало мне сказать правду раньше?

— Нет, не кружится. Не трогай меня, пожалуйста. Не говори. Не прикасайся. Я не могу, Алекс. Даже смотреть на тебя.

— Не надо смотреть. Не смотри. Любуйся гирляндами. Думай о том, что все закончилось лучше, чем могло, — я снова обхватываю ее за плечи и уверенно веду нас обоих к выходу. — А я буду смотреть. И говорить. Пока ты мне не поверишь, пока не услышишь и снова не захочешь взглянуть на сумасшедшего Алекса Джордана.

— Замолчи, не надо. Зачем ты так со мной? — ее голос дрожит от непролитых слез, от накипевших обид и невысказанной боли. Я понимаю все, что она чувствует. Слишком хорошо понимаю, ведь мы так похожи, иначе случай не свел бы нас, иначе не было бы Скандального Романа. И мне тоже больно, потому что я допустил это и стал причиной.

Мы оказываемся на платной парковке, где я оставил Бентли, и мне снова приходится уговаривать Лану сесть в машину. Девушка замерзла, и я вижу, как побелели ее губы и покраснел нос, но она упорно стоит на своем.

— Я не хочу говорить с тобой, Алекс. Давай просто расстанемся здесь и сейчас. Не хочу слушать твои оправдания. Я не поверю ни одному твоему слову, как ты не понимаешь? — отчаянно спрашивает она. — Спасибо, что помог справиться с Миллером и не убил его, но этого недостаточно, чтобы я забыла про твою жену и двоих детей. Я не такая, Алекс. Я не какая-то дура, с которой можно трахаться в свободное время, а потом бросать и уходить, словно я пустое место. Не нужно так со мной. Я не заслужила… Я ничего плохого тебе не сделала! — не сдержавшись, Лана горько всхлипнула, и несколько слезинок скатилось по бледным щекам.

— Я знаю, девочка. Я знаю, — беру ее лицо в ладони, стирая слезы подушечками больших пальцев. — Клянусь, что я тоже ничего плохого не хотел. Сядь, пожалуйста, в машину. Две минуты, и я отвезу тебя, куда скажешь. И не плачь. Я не могу смотреть, как ты плачешь.

— Если я пойму, что ты снова пытаешься вешать мне лапшу на уши, я сразу уйду, — предупреждает Лана, по-детски шмыгая носом и одергивая мои руки от своего лица. Я облегченно вздыхаю, осознавая, что мы сдвинулись с мертвой точки. Распахиваю дверцу машину шире и помогаю ей сесть. Быстро, почти бегом, пока она не одумалась и не сбежала, обхожу машину и сажусь на водительское место. Врубаю двигатель и отопление, достаю аптечку и бегло изучаю ее содержимое. Перекись водорода, бинты, лейкопластырь, стерильные салфетки. Все необходимое для обработки ссадин и царапин, оставленных ублюдком Миллером, имеется в наличии. Я открываю одноразовый пакетик с перекисью, выливаю содержимое на салфетку и мягко прикасаюсь к ее лицу. Она закусывает губу, глядя на меня из-под бесконечно-длинных ресниц. Обещала не смотреть, маленькая. И не может, и я тоже не могу. Мучительно медленно обрабатываю ранки, почти не дыша, растягивая мгновение до бесконечности.

— Ты так и не сказал, как оказался здесь, — приглушенным шепотом произносит Лана и морщится, когда салфетка касается самой глубокой царапины на щеке.

— Ублюдок. Мне стоило убить его, — вырывается у меня хриплое рычание. — Я ответил. Ты просто не услышала, Лана. Сукин сын взломал мой аккаунт.

— Что? — Руслана распахивает ресницы, ее огромные темные глаза смотрят на меня с недоумением. Закончив с обработкой ран, я отпускаю руки на руль, глядя перед собой.

— Как ты могла подумать, что Колин — это Dагk?

— Боже, это ты? — она потрясенно втягивает воздух и, забывшись, закрывает ладонями лицо, но тут же вскрывая от боли, одергивает руки вниз. — Но… как? Я не верю. Не понимаю, — отрешенно качая головой и все еще не до конца осознавая, что только что услышала, бормочет Руслана. — Ты же… Я же…. Ты точно оказался случайно на том перекрестке. Никто бы не смог подстроить такое.

— Конечно, случайно, — соглашаюсь я. — Но не все случайности случайны, Лана. Лаплас был чертовски прав, и даже то, что именно тебе попала тема проекта о детерминизме, тоже является неслучайным совпадением, и то, что Адамсон оказался в больнице, и то, что именно я бросился тебе на помощь на том перекресте. И даже то, что годом ранее именно я наткнулся на твой роман на просторах интернета — одна сплошная неслучайная случайность. Ты даже не представляешь, какой я шок испытал, когда открыл на флешке, которую ты мне отдала со своим эссе, я наткнулся на роман, который мне хорошо знаком. Я поверить не мог, но в тоже время я именно такой тебя и представлял. То, что начиналось, как развлечение в сети, вдруг обрело реальность и лицо. Потрясающее лицо и тело. Я растерялся. Правда, что я мог сказать? Привет, я — Dагk? Это я тот извращенец, который пишет тебе целый год пошлые письма и требующий интимные фотографии. И да, так сложилось, что я твой препод по философии? Как бы это выглядело? Ты бы сбежала от меня в самом начале, решив, что я псих, и была бы права.