Я не хотела бить его, но это должно отрезвить Алекса. Нас обоих. Снова встаю на ноги, пользуясь секундой его замешательства, и бегу в другой угол гостиной.

— Маленькая стерва, — ругается он, но я уже натыкаюсь на довольно интересную деталь в его интерьере. На одном из столиков стоит ретро-патефон с кучей пластинок.

— О боже, как круто. Ты им пользуешься? — провожу пальцем по старинной технике, чувствуя на подушечке слой пыли.

— Нет, Лана, — Алекс направляется ко мне, проводя рукой по своему торсу. Больно, малыш? Так тебе и надо. Нечего меня соблазнять. Ненавижу.

— Да уж, я уже вижу, что нет. У моего дедушки был такой же. Мы слушали старые песни всей семьей… — мечтательно вспоминаю я о тех безоблачных днях. — Можно включить что-нибудь?

— Если сможешь. Мне его дизайнер поставила. Сказала, что писателю нужна особая атмосфера, — Алекс пожимает губы, глядя на то, как я роюсь в старых пластинках.

— Конечно, нужна. Тебе не хватает праздника, вдохновения… скоро же Рождество! — я, наконец, нахожу то, что нам нужно.

Завожу пластинку, скрестив пальцы и надеясь на то, что все заработает. Пространство гостиной наполняет песня «Jinglе Веlls» Фрэнка Синатры, и, расплываясь в улыбке, я начинаю пританцовывать, выделывая чуть ли не балетные па. Наутро мне будет стыдно за это, но текила в моей крови не знает слова «стыд».

— Кажется, я совершенно не протрезвела. Пойдем танцевать? — хватаю Алекса за руку и поднимаю ее вверх, кружась вокруг своей оси. А потом крепко обнимаю его, почти падая в его объятия, и жмусь к нему, заглядывая в бесконечный омут самых таинственных глаз в мире. Алекс, который еще секунду назад тоже улыбался, глядя на мои дикие пляски, вдруг становится серьезным. Его скулы заостряются, губы на мгновение вытягиваются в тонкую линию.

— Хватит играть со мной, Лана, — снова произносит он, резко вдыхая.

— Я не играю, Алекс, — завороженно шепчу я, снова и снова утопая в его глазах и в чувствах, которые накрывают нас обоих. Я это чувствую. Ощущаю, как быстро бьется его сердце, как пульсирует венка на шее, от которой сильнее всего пахнет моим любимым ароматом и его кожей.

Я не играю, я такая и есть. Ребенок. Непосредственная, как говорят друзья. «Чудо» — иногда называет папа. «Неповторимая девочка» — говорила мама.

И я хочу знать настоящего Алекса.

Но… надеюсь, что это последний вечер, который мы проводим так, и дальше мы будем поддерживать исключительно деловое общение. Я не хочу… боюсь узнать, что такое «разбитое сердце». Колин своей изменой лишь задел мое эго, но с Алексом… все иначе. Мои чувства к нему могут вырасти во что-то глубокое и вечное. Я не хочу этого. Все равно это закончится.

Я подхожу к елке, на которой нет ни одной елочной игрушки, вырываясь из его объятий.

— А я уже нарядила елку. И твою наряжу обязательно, раз уж мне придется писать здесь каждый день. Мы же пишем новогодний роман, нам это необходимо. К тому же под наряженной елочкой приятнее находить подарок.

— Мне давно не дарили подарков, — отмахивается Алекс. — Кстати о романе. Ты уже достаточно трезвая? Пора начинать, — Алекс жестом указывает мне на диван, и я послушно села туда, где еще недавно лежала под ним.

Алекс вручает мне второй ноутбук, а сам садится на диван напротив с бутылкой пива. Гляжу на него с укоризной, и он ставит ее подальше, что-то ворча себе под нос.

— Мы не обсудили детали, начало сюжета, в конце концов! — мои пальцы скользят по гладкой поверхности клавиатуры, и я замечаю, как сильно они дрожат. Желудок свернулся в такой тугой узел, и я до сих пор не понимаю, как он способен переваривать пищу в состоянии постоянного волнения. — Разве у тебя нет плана, как у всех крутых авторов?

— Небольшие планы я пишу, но редко им следую. Это скучно.

— Согласна на все сто.

— Мы пишем о том, как мы встретились. Я о своем дерьмовом утре, а ты о том, как разбила телефон…

— Блин, не напоминай! — хнычу я, вспоминая о том, что произошло не с телефоном, а скорее с моим трудом, потраченным временем и зарплатой. Придется брать дополнительные смены, нужно купить много Рождественских подарков. А еще редактура моего романа, эссе, экзамены и роман с Алексом… про сон можно забыть. Рядом с Алексом я, кстати, совершенно забыла о времени, но мне кажется, уже совсем скоро наступит рассвет.

— Поехали, крошка, — Алекс начинает печатать, а я слегка теряюсь, не зная с чего начать. Меня немного отвлекают его присутствие и напряжение между нами. И как мы сдержались? Ответ прост, он, должно быть, слишком горд и ждет, чтобы я реального у него просила. Размечтался.

Хихикаю вслух, привлекая к себе его внимание. Постепенно мы оба входим в состояние потока. Со мной не так часто такое случается. Все чувства настолько настоящие и живые, недавно перенесенные на собственной шкуре, что буквы будто сами по себе появляются на экране и превращаются в слова и предложения, которые мне самой нравятся. Они легкие и искренние. По крайней мере, мне так кажется…

— Нам нужно будет поменять имена нашим героям, — напоминаю я Алексу в момент, когда как раз описываю притяжение между героями. Черт, еще никогда это не было так легко. Я смотрю на игру мышц на его теле и просто записываю свои мысли. Руки их едва догоняют.

Не знаю, сколько проходит времени. Иногда мы отвлекаемся на обсуждение нашей истории и строчим снова и снова. Я начинаю зевать и сама не замечаю, как проваливаюсь в крепкий сон, зажимая под головой подушку. А когда просыпаюсь… чувствую вместо подушки плечо Алекса. Он спит рядом, а я жмусь к нему, слегка замерзнув в тонкой футболке. У дивана лежит теплый плед, но он наверняка упал, пока мы спали.

Я смотрю на сонного Алекса, его брови слегка нахмурены, словно он видит тревожный сон. Возможно, герои не оставляют его даже там, и мне очень знакомо это чувство. Не знаю, что на меня находит. Прилив небывалой нежности к этому человеку, и я, снова теряя голову, шепчу Алексу то, что мысленно пообещала говорить ему каждое утро:

— Ты невероятный, — провожу пальцем по его губам, к которым так и не прикоснулась своими. Сердце болезненно сжимается, и я начинаю задыхаться, ощущая, как вдобавок ко всему щиплет глаза.

Мне нужно бежать. Бежать отсюда и как можно быстрее. Да. Я определенно протрезвела. Боже, да о чем я вообще думала?

Какого черта поплелась с ним куда-то среди ночи? Как я ему на лекции буду в глаза смотреть? Боже, мы были на грани того, чтобы проснуться в вместе кровати. Голыми. И тогда это уж точно был бы полный провал.

Нет, нельзя так… к тому же я уверена, что сейчас он проснется и заберет все свои слова о романе обратно. Такого я просто не выдержу. Ведь я уже… всего за несколько часов работы ночью влюбилась в нашу историю.

Я не смогу с ними расстаться. А он сможет.

Точно так же, как с теми, кто оказался в его переполненной бумагами урне.

Еще тяжелее расстаться с Алексом, но я осторожно отстраняюсь и встаю с дивана. На цыпочках подбегаю к его шкафу и наспех надеваю платье, а сверху — его футболку. Не отдам ее ему обратно, ни за что. Пусть будет. На память… об этом волшебном вечере. Но продолжения не будет.

Сидя в такси, я вспоминаю, как еще вчера я точно также сидела с Алексом на заднем сиденье, и сердце выпрыгивало из груди, разрывалось. Черт, мы даже не целовались. По сути, между нами не было ничего… ничего криминального.

В такие моменты я благодарна папе за то, что иначе воспитана. Моменты страсти были в моей жизни, но я рада, что ухожу от Алекса, не совершив роковую ошибку.

Смотрю на часы и понимаю, что уже пропустила первую пару. Захожу в нашу с Кейт комнату и нахожу там Колина.

— Что ты тут делаешь, Кол? — вскидывая бровь, интересуюсь я. — И ты же мне отдал ключ от комнаты!

— У меня есть копия. И я ждал тебя. Всю ночь, — возвышается надо мной Колин. Широкоплечий, статный и жутко мне надоевший. — Лана…

— Что Лана? — сжимая зубы от гнева, перевожу взгляд на кровать и замечаю на одеяле плюшевого мишку и три белых лилии. Что ж, очень мило.

— Чья это футболка? — прищурив веки, спрашивает Колин.

— Не твоего ума дело!

— Я его убью, — рычит спортсмен, грубо хватая меня за ворот футболки.

— Руки убери! Угомонись, Колин. Это футболка моего брата. После работы я поехала домой, — Колин качает головой и резко отпускает меня, принимаясь поглаживать мои плечи.

— Твой брат так сильно вырос.

— Он спортсмен. У него плечи как твои уже, — совершенно не понимаю, почему я должна перед ним оправдываться.

— Почему ты не переоделась?

— Потому что… Колин, я не собираюсь перед тобой оправдываться. Это тебя не касается. Ты изменял мне! ИЗ-МЕ-НЯЛ!

— Я был дураком, Лана, — Колин опускает руки и сжимает мои ладони в своих. — Я… черт, я из тех мудаков, которым нужно сначала потерять что-то, чтобы понять, как это было им дорого. Детка, прости. Я так скучаю по тебе, — уверяет меня Колин и накрывает мои губы своими. Это проклятое «детка» напоминает мне об Алексе, и мне хватает двух секунд, чтобы окончательно выйти из себя и оттолкнуть этого качка.

— Колин, не надо… я не прощу. Давай… останемся друзьями, хорошо? Я не против иногда проводить время вместе. Но мы друзья, — скрещивая руки на груди, разворачиваюсь к Колину спиной.

— Дело только в измене? А не в другом парне? Или ты никогда меня не любила?

Любила…? Любовь… прежде я не знала, что это такое. Возможно, не знаю и до сих пор. Мной изведан лишь вид безусловной любви к маме, к Дэниелу, к папе. Мое сердце переполнено любовью к моей семье и к любимому делу, и ненавистью к тому, что мне нельзя принимать решения самой, ведь больше всего на свете я не хочу разочаровать тех, кого люблю… и в то же время не понимаю, почему они не любят меня настолько, чтобы принять меня такой, какая я есть.