— Пожалуйста, Бентон. Я очень проголодалась, — вежливо произнесла Эвелин.

Дворецкий пошел за ужином, а Натан усадил жену на один из двух стульев и сам сел за стол напротив нее. Ее глаза блестели в пламени свечей. Натан неловко поерзал на стуле. Он не знал, когда именно это произошло, но его хрупкая, одержимая горем супруга вдруг превратилась в самоуверенную красавицу.

— Помнишь то лето, когда в кухне случился пожар, и мы жили с твоими родителями в Садли-Хаусе?

— Конечно. Это было самое длинное лето в моей жизни, — усмехнулся Натан.

— Во всяком случае, ты мог свободно разъезжать по своим делам, — со смехом заметила Эвелин, — а я почти все время проводила в обществе твоей мамы и тети.

— Как печально! — Он скорчил гримасу.

— Это было очень спокойное лето: я много читала и вышивала, — продолжила она. — Я любила кататься верхом, но твой отец разрешал мне ездить только на старой кляче, потому что боялся, что я упаду. Еще я любила гулять, но мне приходилось делать это рано утром, пока не встала твоя мать, так как, по ее мнению, длительная ходьба вредна для дамы.

— У нее много подобных предубеждений, — согласился Натан. — Когда я был маленьким, она запрещала мне бегать, потому что думала, что это повредит моим легким.

Они оба улыбнулись.

Натан почувствовал легкие угрызения совести. Он вспомнил, что его жена часто оставалась одна: он уезжал в Лондон вместе с Доннелли, а потом они вдвоем отправились в Эдинбург за Ламборном.

Воспоминания Эвелин были прерваны появлением двух лакеев, которые внесли подносы, накрытые серебряными колпаками. Бентон шествовал за ними. Лакеи сняли колпаки и поставили перед Эвелин и Натаном тарелки с жареной куропаткой и спаржей.

— Как вкусно пахнет, Бентон! — воскликнула Эвелин, сложив руки перед собой. — Передай кухарке мою благодарность.

— Обязательно передам, мэм. — Он взял со стола салфетку, картинным взмахом руки развернул ее и аккуратно положил Эвелин на колени.

Натан сердито наблюдал за дворецким и слугами. Если они сейчас же не уйдут, он даст Бентону хороший пинок под зад. Дворецкий потянулся к салфетке Натана, но тот шлепнул его по руке.

— Все, хватит! — рявкнул он. — А теперь идите. Дайте человеку поужинать со своей женой наедине!

— Слушаюсь, милорд, — Отозвался Бентон и жестом показал лакеям, чтобы те вышли из комнаты.

Когда они, наконец, остались вдвоем, Натан вздохнул и откинулся на спинку стула.

Эвелин принялась за куропатку.

— Божественно! — произнесла она с улыбкой и указала вилкой на его тарелку: — Ты должен это попробовать.

Он взялся за свою вилку. Да, в самом деле, вкусно.

— Интересно, а ты помнишь хоть что-то хорошее о нашей супружеской жизни? — неожиданно спросил Натан.

Она вскинула брови, аккуратно отрезая от куропатки еще один кусок.

— Конечно. Вообще-то таких воспоминаний несколько.

— Например?

— Например, день нашей свадьбы и рождение нашего сына.

Он заметил, что она совершенно спокойно произнесла эти слова.

— Еще — как мы ходили на лошадиные бега и, как нам обоим это нравилось.

Эвелин немного помолчала, предаваясь воспоминаниям.

— А хочешь знать, что мне запомнилось больше всего? — спросила она с озорной улыбкой.

— Интересно, — протянул Натан, — совпадет ли это с моим мнением.

Но ее ответ разочаровал Натана.

— Когда мы соревновались в стрельбе из лука, и я победила.

Он поднял голову и с облегчением увидел, что она улыбается.

— Разве? — удивленно повторил он. — Это я победил, Эви!

Эвелин весело расхохоталась. Ее смех колокольчиками разнесся по комнате.

— Ты ошибаешься, Натан! Ты совершенно не умеешь обращаться с луком и стрелами, а у меня очень твердая рука.

— Ну, теперь-то ты можешь говорить что угодно, — засмеялся Натан. — Готов спорить, что тебе больше не удастся победить меня в соревновании по стрельбе из лука.

Она слегка прищурилась:

— Это вызов?

— Да, — подтвердил он и поднял свой бокал. — Победитель сам выберет себе награду.

— Ого! — Эвелин чокнулась с его бокалом. — Это интересно.

Они продолжили трапезу. Эвелин перечисляла другие случаи, которые ей запомнились: как в один очень снежный день они катались на санках с горки у озера; как запускали фейерверки, которые Натан привез в Истчерч, чтобы отпраздновать День Гая Фокса[2]; как отмечали Новый год в гостях у лорда Монтклера.

Спустя какое-то время вернулся Бентон, убрал грязные тарелки и поставил на стол фруктовое мороженое и десертное вино. Эвелин со смехом вспомнила, как на берегу реки за ними погнался рассерженный гусь, и говорила довольно долго. Натан подозревал, что ее красноречие — так же как и разрумянившиеся щеки — следствие выпитого вина. Пока она расписывала подробности гусиной атаки, Бентон вышел, тихо затворив за собой дверь.

Натан помнил тот день так четко, как будто это случилось вчера. Он учил Эвелин ловить рыбу, и она случайно закинула удочку совсем рядом с выводком гусят. Сердитая гусыня погналась за ней. Эвелин в испуге бросила удочку и с визгом побежала к Натану, раскинув руки. Но тот так хохотал, что не мог ей ничем помочь. Эвелин впорхнула в его объятия, и они повалились в заросли камыша. Вспомнив об этом, Натан опять расхохотался.

— Ты по-прежнему смеешься надо мной? — шутливо спросила Эвелин.

— Прошу прощения, мэм, — сказал он, осклабившись, — но я никогда не видел более забавного зрелища.

Эвелин улыбнулась:

— Я целый вечер рассказывала, что мне запомнилось о нашей жизни в Истчерче. Теперь твоя очередь.

Он лукаво улыбнулся:

— У меня все гораздо проще… я помню те моменты, когда мы были с тобой совершенно одни, и нам ничто не мешало наслаждаться друг другом. И конечно, более позднее время, когда мы были с Робертом… вот мои самые драгоценные воспоминания.

— Да, Робби… — Она задумчиво отвела глаза. Натан догадывался, что она, так же как и он, сейчас представляет их сына. Но Эвелин вдруг озорно взглянула на него: — И это все?

— Что значит «все»? — улыбнулся Натан. — Я помню то же, что и ты, кроме исхода соревнований по стрельбе из лука. — Он подался вперед. — Но лучше всего я запомнил, как ты лежишь нагая в моей постели, твое, в сущности, еще девичье тело и… — он опустил взгляд к ее губам, — слегка распухшие губы. Ты помнишь это?

Эвелин медленно улыбнулась.

— Да, — призналась она, покручивая в пальцах изумрудное колье, висевшее у нее на шее, — так же хороши, как и ты.

В сердце Натана встрепенулась надежда.

— А помнишь, как я ласкал тебя? Извини, но я не могу думать ни о чем другом.

Губы ее снова дрогнули.

— Очередная попытка меня соблазнить?

— Эви, ничего не будет, если ты сама этого не захочешь. Она улыбнулась шире и тоже подалась вперед. Он увидел ее грудь, выглядывающую из лифа платья.

— И как же ты это узнаешь?

Смотреть на нее через стол было пыткой для Натана. Ему хотелось смахнуть на пол цветы, свечи, мороженое и прямо сейчас овладеть ею. Его взгляд медленно прошелся по ее лицу, груди, волосам. Желание росло, пульсировало и дышало внутри его.

— Я думаю… я надеюсь, что ты дашь мне намек, — сказал он, отчаянно желая, чтобы она сделала это прямо сейчас.

Эвелин улыбнулась, оперлась руками о стол и встала, не сводя глаз с Натана. Салфетка упала с ее колен, но она не обратила на это никакого внимания и медленно обогнула стол. Натан откинулся в кресле, и тут Эвелин сделала такое, чего он никак не ожидал от своей благовоспитанной молодой жены: подняла юбки, обнажив стройные ножки, и очень грациозно оседлала его колени.

От потрясения Натан лишился дара речи. Он смотрел на нее, вцепившись в подлокотники кресла, а она тем временем обвила руками его шею и прошептала:

— Я хочу, чтобы ты меня соблазнил.

Ничто не могло возбудить его больше, чем эти слова. Он положил руки на ее талию, удерживая ее на своих коленях. Жар ее тела быстро передался ему.

— Не дразни меня, Эви, — прошептал он. Сейчас ему было не до шуток.

Она взъерошила пальцами его волосы.

— Только никаких сожалений, — сказал он срывающимся от волнения голосом: он держал в объятиях единственную женщину, которую когда-либо любил!

Она обхватила ладонями его лицо и припала к его губам в нежном поцелуе, потом соскользнула с его колен, расправила юбки и направилась к двери. Не в силах пошевелиться, Натан сидел как истукан и беспомощно смотрел ей вслед.

Подойдя к двери, Эвелин оглянулась через плечо:

— Ну что, ты идешь?

Глава 24

Натан так резко вскочил на ноги, что Эвелин невольно отступила назад, быстро подошел к жене, обнял ее за талию и поцеловал, сильно отклонив назад. Чтобы не упасть, ей пришлось схватить его за руку.

Подняв Эвелин, он посмотрел ей в лицо своими голубыми глазами, как будто видел ее впервые.

— Пойдем, — сказал он, взяв ее за руку, ногой распахнул дверь и чуть не налетел на Бентона, стоявшего в коридоре. Дворецкий быстро посторонился, и Натан повел жену дальше. — Можешь быть свободен, Бентон! — крикнул он на ходу.

В конце коридора он повернул к служебной лестнице, но Эвелин потянула его назад.

— Что, что такое? — с волнением спросил он, лихорадочно оглядывая ее лицо, шею и грудь.

— Не сюда, — сказала она. — Пойдем по парадной лестнице.

Натан покосился на служебную лестницу, потом опять посмотрел на жену.

— Так короче, милая. Мимо детской и прямо к твоим покоям…

— Нет! — крикнула она, отступив назад, и обеими руками потянула его к себе. — Пойдем по парадной лестнице.

Он не стал спорить, лишь обнял ее за талию, прижал к себе и торопливо повел дальше, как будто на счету была каждая секунда.