Она запустила пальцы в его волосы и впилась ногтями в плечо. Натан распахнул ее пеньюар, накрыл ладонью пышную грудь и стал ее ласкать. Эвелин застонала и задвигалась, распаляя его еще больше.

Его тело пылало огнем. Ни одна другая женщина не вызывала в нем столь бурного, столь неистового желания!

Он больше не мог ждать — ни секунды. Обхватив ее голову рукой, он нагнулся, чтобы поднять ее и перенести на кровать, но Эвелин вдруг ахнула и со всей силы отпихнула его от себя.

Она была не настолько сильна, чтобы сдвинуть его с места, но ей, по крайней мере, удалось его остановить и, воспользовавшись моментом, вырваться из его объятий. Ее глаза полыхали страстью и гневом. Она провела тыльной стороной ладони по своим губам и сердито уставилась на Натана.

— Как ты смеешь?! — вскричала она и сползла с дивана, сильно пнув его ногой.

Ему пришлось отпустить жену и опереться рукой о пол, чтобы не упасть.

Эвелин прижала руки к животу, как будто ее тошнило, и отвернулась.

— Неужели ты думаешь, что я… упаду в твои объятия?

Досада Натана сменилась бешеной яростью. Честно говоря, он и сам не знал, на что рассчитывал, но отвращение в ее голосе окончательно вывело его из себя.

— Мне показалось, что ты почти в них упала, Эвелин! — прорычал он и вскочил на ноги.

— Только потому, что ты меня соблазнил! — Она опять отпрыгнула в сторону — подальше от него. — Я, должно быть, лишилась рассудка… этот дом сводит меня с ума!

— О чем ты говоришь, черт возьми? — резко спросил он.

— Неужели ты не видишь: мы уже не такие, как три года назад! Шесть лет назад! Десять лет назад! Мы изменились, отдалились друг от друга!

— Кто сказал, что мы не можем опять сблизиться?

— Нет! — Она энергично тряхнула головой. — Нет, нет и нет, Натан! Я никогда не вернусь в прошлое!

— Я не прошу тебя этого делать! — сердито сказал он. — Неужели ты всерьез думаешь, что мне самому хочется возвращаться в то ужасное время? Но послушай, Эвелин, прошло уже больше трех лет с тех пор, как умер Роберт…

— Пожалуйста, не надо! — закричала она, вскинув руку. В ее взгляде, было, столько боли, что Натан замолчал и взял ее за плечи. Она оттолкнула его, но слабо. Он смотрел в это красивое лицо с тонкими чертами, в эти грустные глаза, и сердце его заходилось от жалости. Как она любила бедного мальчика!

— Прошло уже больше трех лет с тех пор, как умер Роберт, — повторил он.

Эвелин поджала губы и зажмурилась. Натан встряхнул ее.

— Но мы скорбели по нему, Эвелин! Мы глубоко скорбели, и Бог тому свидетель. Наверное, пора забыть его и жить дальше.

Она охнула и сняла его руки со своих плеч.

— Я никогда его не забуду! Как я могу забыть своего ребенка? — вскричала она, прижав руки к сердцу. — Но если ты думаешь, что я с тех пор не изменилась, ты ошибаешься. Я стала другой, Натан, и сейчас… хочу развода.

Само это слово, такое неожиданное, было подобно удару. Он застыл на месте и уставился на нее, не мигая:

— Что ты сказала, черт побери?

Эвелин с вызовом вздернула подбородок:

— Я хочу развестись. А что нам еще остается? — Она всплеснула руками. — Мы никогда не подходили друг другу. Мы три года не виделись и почти не общались. Мы давно уже не муж и жена…

— Нет, — отрезал он. — Никогда не говори так, поняла?

— Ты не хочешь выслушать меня! — воскликнула Эвелин. — Мы целых три года делали вид, что женаты, а теперь ты даже не пытаешься меня понять.

— Мы стали делать вид, что женаты, как ты выразилась, только после того, как умер Роберт, и ты уехала в Лондон. Я согласился на это, чтобы помочь тебе, Эвелин! Ты сама решила уехать из Истчерча, потому что здесь тебе стало плохо. — Он взмахнул рукой. — Я отпустил тебя, потому что хотел, чтобы ты была счастлива, а другие средства не помогали! Я хотел избавить тебя от горя, и это казалось единственным выходом. Я сделал это ради тебя!

— Боже правый! — вскричала она, опять всплеснув руками. — Ты хотел, чтобы я была счастлива? Да ты никогда не думал обо мне, Натан! Тебя вечно не было дома. Ты или пропадал со своими дружками или развлекался с Александрой Дюполь! Ты бросил меня одну в самый трудный период моей жизни!

— Потому что ты не подпускала меня к себе! — рявкнул Натан, подняв глаза к потолку. — Ты сидела в этом кресле, — он сердито указал на кресло перед камином, — не ела, не спала и не разговаривала со мной, Эвелин! А в тех редких случаях, когда ты все же снисходила до общения со мной, я слышал от тебя одни упреки.

— А что ты хотел? Чтобы я с радостью приняла твой роман на стороне?

— Не было никакого романа! — заорал он. — Мы просто дружили, Эвелин. Она стала моей подругой, потому что в собственном доме я не находил взаимопонимания!

Эвелин заморгала и отвернулась.

— Пожалуйста, не надо все усложнять, — взмолилась она. — Я не могу вернуться к прежней жизни. Я хочу жить по-новому и прошу у тебя развода.

Он растерянно смотрел на нее. Ему казалось, что он спит и видит странный сон — как будто он отделился от собственного тела, и наблюдает происходящее со стороны. Как реагировать на столь возмутительную просьбу? Развод невозможен! Даже если бы он этого хотел, даже если бы это не влекло за собой чудовищного скандала, который прежде всего отразится на Эвелин, ибо общество осудит ее гораздо строже, чем его… После того как они разведутся, на ней никто не женится, и ее репутация будет погублена навсегда… Разводиться через парламент, значит, предать их отношения всеобщей огласке. К тому же это дорого. В любом другом случае, если они легально разведутся, их покойный сын будет признан незаконнорожденным.

Натан не стал говорить ей об этом: она наверняка все прекрасно знала. Ни о каком разводе не могло быть и речи!

— Неужели тебе было так плохо со мной? — тихо спросил он. — Я тебя обижал? Повышал на тебя голос? В чем-то тебе отказывал?

— Натан…

— Что, Эвелин? — В его голосе сквозило искреннее недоумение.

По ее щеке покатилась слезинка.

— Думаю, здесь нечего объяснять. По-моему, все и так понятно.

— Нет, непонятно! Я ровным счетом ничего не понимаю. Объясни мне, пожалуйста.

— Я тебя больше не люблю, — сказала она и быстро зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания.

Эти слова полоснули его по сердцу, точно острый нож. Ему стало трудно дышать. Наверное, где-то в глубине души он чувствовал это, но сейчас, когда она озвучила его догадку… Он сжал руку в кулак, пытаясь успокоиться.

— А раньше любила? — натянуто спросил он.

По щекам Эвелин тихо ползли еще две слезинки.

— Как ты можешь спрашивать?

— Мне надо знать. — Наверное, это безумие, но ему действительно надо было знать — позарез! — Это вполне логичный вопрос. Ты меня любила?

— Конечно, любила, — ответила она, и в ее глазах появилось страдание.

Натан ощутил новый болезненный укол в сердце и посмотрел на ковер.

— А ты… ты любил меня? — спросила она бесцветным голосом.

Натан медленно поднял глаза и с удивлением увидел в ее взгляде робкую надежду. Если честно, когда они только что поженились, он ее не любил, но признаться в этом было бы слишком жестоко. А сейчас… Он и сам не знал, что чувствует сейчас, помимо холодной обиды.

Эвелин тихо всхлипнула и отвернулась, ухватившись за спинку кресла, словно боялась упасть.

— Фундамент нашего брака был довольно сложным, Эви, — местами слабый, местами крепкий. Наверное, ему не хватило прочности, чтобы выдержать смерть Роберта. Но… но это еще не значит, что мы не сможем выстроить новый.

— Нет. — Она печально покачала головой. — Тебя не было рядом со мной, Натан. — Она крепко обхватила себя руками и беспомощно посмотрела в окно. — Порой мне казалось, что горе раздавит меня. Я не знала, что делать, а ты был далеко.

— Я хотел быть рядом с тобой, Эви, — быстро возразил он. — Если бы ты позвала, я бы подхватил тебя на руки и понес.

Эвелин с сомнением посмотрела на него — она ему не верила. Не верила, что он помог бы ей, если бы она его позвала. Впрочем, почему она должна ему верить? Он горевал не меньше ее, а может, и больше. Пока был жив Роберт, он каждый день спрашивал себя, не в его ли распутстве причина слабости сына. Может, в своей жизни он выпил слишком много эля? Или безрассудные увлечения каким-то образом подорвали его здоровье, и это сказалось на малыше? Он тщетно пытался понять, почему Роберт родился на свет таким болезненным.

Смерть ребенка была для него таким же страшным ударом, как и для Эвелин. Весь мир ждал от него проявления силы, и только одна Александра подставила ему плечо. Он всегда будет благодарен ей за это.

Но между ним и Александрой не было ничего, кроме дружбы. Эвелин зря подозревает их в любовной связи. Честно говоря, Натан вообще не смотрел на других женщин до тех пор, пока она не уехала, и даже потом пользовался их услугами лишь тогда, когда больше не мог сдерживать позывы плоти.

Он отвернулся и взъерошил волосы, беспомощный и сердитый.

— Я бы хотела вернуться в Лондон, — тихо проговорила Эвелин.

Натан чувствовал себя усталым и опустошенным — такого с ним не было уже очень давно. Он оглянулся на жену и заметил, что она вся дрожит. Протянув руку, он коснулся пальцами ее щеки, потом подбородка.

— Я не дам тебе развод, Эвелин. И в Лондон ты не вернешься, — сказал он и убрал руку.

— Натан…

— Больше никогда не говори со мной на эту тему.

Он отвернулся от ее заплаканных глаз и невидимых ран, которые спустя три года все еще кровоточили, и медленно вышел из комнаты.

Ноги сами вели его знакомым коридором. Он не заметил ни горничную, которая отступила в сторону, пропуская его, ни лакея, который поспешно убрал с его дороги ведро с углем для жаровни.