— Какой?

— Такой легкой в общении, такой… счастливой и свободной. Мне нравится, когда ты смеешься. Когда ты не борешься со мной.

Ее грудь снова сжало, так, что она как будто стала невозможно маленькой.

— Мне тоже.

Эви подозревала, что в его в силах было заставить ее часто смеяться. Сделать счастливой. Если она позволит.

Спенсер улыбнулся. Улыбкой, которую она никогда раньше не видела у него. Улыбкой, эхом отразившейся в ней. Он убрал прядь волос с ее шеи. Его большой палец остался там, помедлил на пульсе у нее на горле, пока он смотрел на Эви тем напряженным взглядом, от которого у нее плавились кости.

Эви знала, что должна во всем ему признаться. Если питает хоть какую-то надежду построить что-то значимое между ними, что-то истинное, то она должна. Так или иначе. Каким-то образом.

Она открыла рот, чтобы рассказать, не уверенная, с чего начать.

Спенсер передвинулся, прижавшись своим возбужденным членом к изгибу ее бедра. Голодный взгляд его глаз остановил Эви. Внизу живота начал накапливаться жар. Она шевельнулась, раздвинув бедра, насколько позволяла ее ночная рубашка, приглашая его внутрь.

Губы Спенсера сжались в твердую линию, он потянулся вниз и стянул ее пеньюар вверх по бедрам, туловищу, голове. Эви вздрогнула от утреннего воздуха. Он снова склонился над ней, согревая ее своим нагим телом. Его кожа была как атлас, натянутый на мышцы и сухожилия. Где бы она ни коснулась его, мышцы перекатывались волнами. Спенсер заставил ее чувствовать себя маленькой и хрупкой.

— Надеюсь, у тебя не было планов на день, — его голень скользнула по ее ноге. Жесткие волоски на его ногах эротично возбуждали. Внутри у Эви все трепетало.

— Почему? — выдохнула она.

— Потому что мы будем заниматься этим. Весь день и всю ночь.

— А мы можем?

Он хмыкнул и склонил голову, целуя ее долго и глубоко до тех пор, пока Эви не начала задыхаться, цепляясь за его плечи и притягивая ближе. Его губы оторвались от ее, прожигая горящий след вниз по ее шее.

— Мы можем делать все, что захотим.

Эви вздохнула и выгнулась к нему.

— Все?

— Все, — Спенсер взял в рот ее сосок и начал его посасывать. Она вскрикнула, еще сильнее выгибаясь под его теплым языком, крепче ухватившись за его голову. Каждым движением своих губ на ее груди он увеличивал напряжение глубоко внутри Эви. Тянущую боль, которая пульсировала меж ее ног.

— Тогда я никогда не встану с постели, — простонала она.

Спенсер издал смешок, теплым дыханием овеяв ее влажный сосок.

— Даже завтра? — он слегка ударил кончиком языка по верхушке ее груди, терзая Эви желанием.

— Что? Почему? — простонала она, мотая головой, находясь за гранью сознания, так как его пальцы, протанцевав вверх по бедру, легко коснулись ее влажности.

— Мы могли бы делать это в карете, не так ли? — он помедлил немного, чтобы подуть на ее влажный, набухший сосок.

В карете? Эви покачала головой.

— Зачем нам карета, если у нас есть кровать?

Спенсер сомкнул губы на другом ее соске, легонько его прикусывая. Она вскрикнула и схватила его за волосы.

— Я подумал, что тебе бы понравилось небольшое путешествие.

— Куда? — Эви задыхалась, притягивая его назад к своей груди.

— Литл-Биллингс.

Она моргнула и приподнялась на локтях. Ее сердце сбилось с ритма при виде изогнутой улыбки мужа. Он и в самом деле был слишком красив.

— Ты отвезешь меня домой?

— Ты ведь соскучилась по своей семье, не так ли?

Она молча кивнула, охваченная бурей чувств от того, что Спенсер так заботился о ней, что разрешил ей это. Сердце Эви замерло в груди, когда он вытянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эви. Я отослал Адару и ее друзей домой. Мы можем остаться здесь или в Литл-Биллингсе. Где угодно. Я жил в палатке годами, так что все лучше этого.

Ее рука взлетела к груди, прижавшись к скачущему сердцу, слыша в тот момент только одно.

— Ты отослал Адару?

Его лицо напряглось с хмурым видом.

— Ты же не ожидала, что я позволю ей остаться после ее маленького фортеля.

Эви коснулась лица мужа, наслаждаясь трением его щеки о ее ладонь.

— Это твой дом, Спенсер. Я хочу, чтобы он стал и моим. Хочу, чтобы он стал домом, где мы вырастим Николаса и наших детей.

Она цеплялась за Харбор из страха и отчаяния. Эви так долго рассматривала внешний мир с той же позиции, что и темноту: как что-то, чего надо бояться. Избегать. Место, где происходят только плохие вещи. Как на Барбадосе.

— Ты действительно это имеешь в виду?

Мэрдокам уже давно пора дать передышку от тяжелой работы и нависающего облака бедности. Благодаря Спенсеру она могла дать им безопасность и спокойствие, и позволить наслаждаться своими последними годами. Николас будет обожать Эштон-Грейндж и приключение, которое он собой представляет. Эми тоже. У них уйдут часы на его исследование. С другой стороны, ее тетя может решить остаться в Харборе. Она не захочет покидать место, которое было ее домом в течение стольких лет.

Эви кивнула, улыбаясь. Снова.

— Да.

Спенсер улыбнулся в ответ. Широкой, удовлетворенной улыбкой. Он уложил ее на спину, поставив по обе стороны от нее свои мускулистые руки, будто заключив Эви в клетку. Ее живот напрягся. Глаза Спенсера блеснули светло-зеленым светом, наслаждаясь зрелищем.

— Тогда давай возьмем Николаса и привезем его домой.

Дом. Их дом. Впервые в жизни она верила в это. Верила, что у нее может быть дом вместе с ним.

Возможно, у нее будет все.

Затем он поцеловал ее, и сердце Эви затрепетало от его вкуса на ее губах. Она задохнулась, когда Спенсер вошел в нее, радуясь тому, что вся его твердая длина так идеально уместилась внутри нее. Никогда раньше Эви не чувствовала ничего столь совершенного, столь правильного, как тогда, когда его тело слилось с ее.

Руки Спенсера скользнули под нее, обхватили ягодицы и приподняли ее ближе к каждому его толчку, глубже вжимая ее в постель. Эви повернула голову, заглушая крики подушкой и пряча свои слезы.

Слезы радости. Слезы печали от того, что мужество предало ее, и мужчина, которого она полюбила, не знал ее на самом деле. От того, что когда он узнает, Эви рискует потерять его навсегда.

Много позже она проснулась в темной комнате. Ее уставшее, хорошо поработавшее тело на мгновение одеревенело от клубящейся вокруг темноты, пока она не почувствовала грудь Спенсера под своей щекой.

Эви вздохнула. Тьма больше не пугала ее. Не тогда, когда рядом с ней Спенсер.

— Ммм, — потянулась она. — Который час?

Его рука погладила ее предплечье. Прикосновение его мозолистых ладоней уже стало ей знакомо.

— Поздно.

Спенсер выскользнул из постели, и она вздрогнула, лишившись тепла его тела рядом с собой.

— Спенсер?

— Минутку.

Эви услышала, как он добавил дров в камин. Затрещали искры и слабый огонь постепенно разгорелся ярче. Улыбаясь, она откинулась назад на кровати и ждала, задаваясь вопросом: чувствовала ли она себя когда-либо такой удовлетворенной, такой защищенной.

Через мгновение Спенсер снова к ней присоединился. Дрожа, он притянул ее поближе к своему обнаженному телу. Телу, которое потеряло немного своего тепла за короткий визит к очагу. Эви взвизгнула от его ледяных пальцев на ногах, прикоснувшихся к ее лодыжкам.

— Перестань!

Он рассмеялся и покрепче ее обнял.

Успокоившись, она пробормотала у его груди:

— Знаешь, тебе не обязательно это делать.

— Что делать?

— Поддерживать огонь в очаге.

— Ты больше не боишься темноты?

Эви не потрудилась расспросить Спенсера о том, как он узнал о ее иррациональном страхе: ей не удалось хорошо скрыть его от него той ночью в гостинице.

Проводя пальцами по его груди, она поцеловала его упругую плоть, затем ответила.

— Думаю, что меня пугала не темнота.

— Нет? А что тогда? — рука Спенсера выводила круги на ее предплечье.

— Полагаю, демоны из моего прошлого. Кажется, они всегда умудряются отыскать меня в темноте.

— Какие демоны?

Эви сделала глубокий ободряющий вздох.

— Однажды ночью, очень давно, мужчина ворвался в мою спальню и напал на меня.

Его рука замерла на ее предплечье. Спенсер камнем застыл около нее. Она не двигалась, не смела посмотреть на него, слишком боясь того, что могла увидеть на его лице.

— Он не… — Эви прервалась, увлажняя свои пересохшие губы, — преуспел в своем грязном деле, но я никогда не могла выкинуть это из памяти.

— Когда это случилось? Где?

Тревога просочилась вниз по ее позвоночнику от его резкого тона. Она боялась сказать слишком много, и не зря. Эви не имела понятия о том, что Йен рассказал ему. Спенсер с легкостью мог начать соединять кусочки ее головоломки из лжи, если она упомянет работодателя, если упомянет Барбадос.

Ей не следовало ничего говорить, следовало держаться подальше от него, но Эви не могла. Она слишком хотела его. Нуждалась в близости, которая была больше интимной.

Отбрасывая осторожность в сторону, Эви пробормотала:

— Это было до Николаса, до Йена, — по крайней мере, это было правдой.

— Я узнаю имя этого человека, — мрачно и грозно прогрохотал его голос у нее под ухом.

Дрожь пробежала по ее рукам. Эви оперлась на локоть, чтобы взглянуть на него, дурное предчувствие нахлынуло на нее.

— Зачем?

На челюсти Спенсера напрягся мускул, когда его губы сжались в твердую линию. Его рука на ее запястье сжалась.

— Я хочу узнать его имя, Эви.

Она покачала головой.

— Не заставляй меня снова вспоминать это. Забудь.