Спенсер хотел заполучить её в свою постель. Он признал это. Она затрепетала, прижав руку к чрезмерно разгоряченной щеке. Нет, нуждался. Ему было нужно заполучить её в свою постель. Ему нужен был наследник. Он ничего не сказал по поводу желания. Это большая разница, и она сделает всё, чтобы помнить об этом. Даже если он очаровал её и заставил чувствовать тепло в местечках, о которых она не подозревала, она должна сохранить их брак пристойным.

В этот момент в комнату ворвался Николас в ночной рубашке, шлепая босыми ножками, извиняющаяся Эми следовала за ним по пятам. Взобравшись на колени Эви, не обращая внимания на блюда, которые задел локтями, он потребовал свой поцелуй на ночь.

Пока Локхарт в повисшей тишине смотрел, Эви осыпала поцелуями милое личико сына, убрав локон темных волос, падающих на его лоб.

— А теперь отправляйся в кроватку.

Николас помедлил перед тем, как вернуться к Эми, остановив любопытный взгляд на Локхарте.

— Вы собираетесь жениться на моей маме?

Эви вдохнула и бросила вопрошающий взгляд на Эми. Подруга пожала плечами.

Ей следовало бы подготовиться к этому. Николас был не по годам развитым ребенком, и сегодня она объяснила ему, что уедет ненадолго, а затем, когда вернется, будет уже замужней дамой. Всё же Эви не думала, что он всё поймет. Будучи малодушной, она посчитала, что будет лучше оставить его со смутным чувством приближающихся перемен. Она не хотела отказываться от всего удобного и привычного. По крайней мере, не сразу.

Её будущий супруг серьезно посмотрел на её сына:

— Да, Николас, собираюсь.

— Значит, вы будете моим папой?

Эви моргнула. Такой невинный вопрос. Но услышав его из уст ребенка, почувствовала, как будто ей нанесли удар. Неужели он так сильно хотел отца?

— Да, — снова ответил Локхарт твердым голосом.

Она закрыла глаза, будучи благодарна за такой ответ, за решительное обещание, что светилось в его взгляде.

— Ты бы хотел этого? — добавил он.

Николас поднял голову.

— Я не знаю. А вы возьмете меня на рыбалку?

— Если захочешь.

Николас неистово закивал.

— Очень хочу. Мистер Мэрдок берет меня на рыбалку, но я ещё никогда не рыбачил с папой.

У Эви вырвался дрожащий вздох.

Довольный Николас направился к Эми, остановившись в последний момент, чтобы броситься к Локхарту. Без приглашения взобравшись на его колени, он прижался маленьким ротиком к его щеке.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Локхарт, его губы теперь немного смягчились, практически сложившись в улыбку. Его глаза также изменились, мягко светясь, когда он смотрел, как Николас спрыгивает с его колен и покидает столовую.

Снова оставшись с ним практически наедине, если бы не присутствие миссис Мэрдок, Эви не отрывала взгляда от гороха в масле в своей тарелке. Она медленно передвигала вилкой блестящий лук-севок, сосредоточившись на том, чтобы подавить зарождающееся в горле рыдание.

Неужели она всё это время была такой глупой, убеждая себя, что Николасу не нужен отец? Что он не хочет его? Что он никогда не будет чувствовать его отсутствие?

Эви сильно встряхнула головой. Ему ещё нет и пяти лет, а он уже понимает, что в его жизни не хватает папы.

Все имеющиеся сомнения исчезли. Он устремила на Спенсера Локхарта свой взгляд. Николасу нужен был этот мужчина. Этого было достаточно. Достаточно того, что её сын нуждался в нём.

Даже если она нет. Даже если она не могла позволить себе чувствовать к нему ничего, кроме благодарности. Преданности, которую жена испытывает к мужу.

Она не могла позволить себе нуждаться в нем, и не могла рисковать больше, чем уже себе позволила. Она не могла рисковать своим сердцем.

После ужина Эви в одиночестве гуляла по саду, думая о человеке, занимающему ночами её спальню. Он пытался вернуть ей её комнату, но она отказалась и разместилась в маленькой продуваемой сквозняком комнате для гостей. Рана от стрелы практически исцелилась, и Эви не могла позволить ему свалиться с лихорадкой.

Она вдохнула холодный ночной воздух и пристально вглядывалась в аккуратные ряды её неплодородного огорода. Ворон поблизости не виднелось. Её губы дрогнули. Тетя Герти будет довольна.

Она будет скучать по этому месту. В течение последних лет она чувствовала себя здесь в безопасности. После Барбадоса ей очень сильно было необходимо почувствовать себя в безопасности. И иметь цель. Мысль об отъезде, даже на короткое время, заставила её почувствовать себя, как ребенок, готовящийся расстаться со своим любимым одеялком. Увеличивая шаги, она растерла руки от свежего воздуха.

Скоро. Скоро она вернется. Замужем, конечно, но во всём остальном не изменившаяся. Ну, может быть, с ребенком, если Локхарт достигнет цели. Её сердце сжалось — ей совсем не нравилось становиться племенной кобылой для какого-то мужчины. Выкинув из головы это отвратительное сравнение, она напомнила себе, что будет более чем вознаграждена. Пожизненная безопасность для Николаса и неё, для всех зависимых от неё, было веской причиной.

Но где же любовь? Желание и привязанность между двумя людьми?

Воспоминание о руках Локхарта всплыло в памяти. Она так ясно видела их — сильные, с широкими ладонями, с островками волос на крепких запястьях. За ужином они притягивали её взгляд. В животе как будто начали порхать бабочки, когда она вспомнила… представила, как эти руки будут неторопливо двигаться по её телу.

Так-так. Желание отсутствовать, может, и не будет. По крайней мере, с её стороны.

Она возьмет всё от проведенных с ним месяцев, будет делить с ним ложе до тех пор, пока он либо не устанет от неё, либо она не забеременеет. Она получит от их соглашения столько удовольствия, сколько сможет, и смирится, когда оно подойдет к концу.

Она не могла винить его в том, что он использует её. Не в том случае, когда она сама его использует.

Не в том случае, когда она не могла предложить ему полную откровенность.

Эви задрожала и поплотнее укуталась в шаль, понимая, что её дрожь может быть вызвана причинами иными, чем прохладный вечер.

Вздыхая, она продолжила прогулку, желая быть такой же храброй, как Фэллон. Невозмутимой, как Маргарит. Её подруги не чувствовали бы этого цепенеющего страха, который спускался по спине и оседал в желудке как тонна кирпичей.

Она хотела бы быть хоть немного похожей на прежнюю себя. На девушку, что запрыгнула на корабль, направляющийся на Барбадос, готовую покорить мир. Та девушка ухватилась бы за идею выйти замуж за притягательного, загадочного мужчину… мужчину, от которого у неё поджимались пальцы ног в туфлях.

Её взгляд скользнул на окно в спальне. Слабый свет виднелся там. Она вернулась мыслями к вечернему ужину, к тому необъяснимому напряжению в воздухе. К Локхарту… Спенсеру. Мужчине, который мало разговаривал, но много говорил своими внимательными зелеными глазами.

И она знала. Чувствовала это своим существом.

Он был отчасти, вернее, полностью виновен в том, что её желание вернулось. Что часы повернулись вспять и вернулась прежняя Эвелина. Девушка, готовая охватить жизнь и приключение. Его.

Внутренняя дрожь ушла, сменившись закипающим теплом, когда она представила, что всего лишь через несколько дней будет спать в одной кровати со Спенсером Локхартом. Ну, может, спать как раз и не будет.

— Это правда?

Эви обернулась, чувствуя себя Ромео, застигнутым за разглядыванием окна комнаты Джульетты.

Перед ней стоял доктор Шеффилд, худая грудь которого поднималась и опускалась, как будто бы он пробежал большое расстояние. Обратив внимание на отсутствие шляпы и его растрепанные волосы, она заподозрила, что он и в самом деле примчался из дома сломя голову.

— Шеффилд, — пробормотала она, засовывая под шаль и энергично растирая руки. — Что ты здесь делаешь?

Бессмысленный вопрос, призванный лишь дать ей дополнительное время, передышку, хоть и недолгую.

Эвелина знала, почему он пришел.

До него дошли вести о том, что она выходит замуж за Локхарта. Миссис Мэрдок, вероятно, упомянула что-то об этом сегодня в деревне. Такие сплетни распространяются со скоростью света.

— Шеффилд? — переспросил он. — Я думал, мы покончили с формальностями давным-давно, Эвелина.

Она слегка зарделась.

— Ну конечно, Питер.

— Это правда? — язвительно проговорил он, чеканя каждое слово.

— Я не понимаю, о чем ты, — солгала она. Она прикрыла глаза медленно, мучительно, прекрасно понимая, что он имел в виду, но всё же надеясь избежать надвигающейся ссоры.

Шеффилд быстро подошел, схватив её за руку.

— Не прикидывайся глупой, — прошипел он ей в лицо. — Ты должна мне ответить. Я — посмешище для всей деревни!

Эвелина задыхалась от жестокости в его голосе, от грубости его хватки. Она никогда не видела его таким. Вид его покрытого красными пятнами лица послал сигнал тревоги и вернул страх, который ей довелось почувствовать лишь однажды. Но за этим страхом последовало ещё одно чувство. Гнев.

Она не будет жертвой снова.

— Отпусти меня! — её голос прозвучал властно, без намека на вежливость.

— Нет, пока не получу объяснения, которого заслуживаю.

Его голос, его лицо… она была в смятении. Все эти годы она считала Питера добрым. Настоящим другом. Да, он заслужил объяснения, но он не имел права обращаться с ней таким образом.

Она покрутила рукой, пытаясь вывернуть её из его безжалостной хватки.

— Ты делаешь мне больно.

Что-то сродни боли промелькнуло в его взгляде:

— Не так, поверь, как мне делаешь больно ты.

Делает ему больно? Он должно быть шутит! Несмотря на его ухаживания, она никогда не думала, что он действительно её любит. За эти три года он никогда не стремился к объяснению.