Анна опешила.

— Кларисса, вы хотите сказать, что это моих рук дело?

— Разумеется, ты все подстроила! Все! С самого начала, когда соблазнила моего сына, потом женила на себе, и вплоть до сегодняшнего дня, когда ты не только стала маркизой, но и единственной законной владелицей Уэверли Холл.

— Нет! — Анна в отчаянии потрясла головой. — Это ужасные обвинения. Вы не правы. Я ничего не подстраивала. И нет ничего незаконного в том, что герцог отдал мне Уэверли Холл.

— И ты осмеливаешься отрицать, что хитростью и лестью завоевала любовь герцога, да так, что он написал эту кошмарную дарственную?!

— Мы друзья!

— Друзья! — в бешенстве передразнила Кларисса, и у нее по щекам потекли слезы. — О-о, ты знала, что нужно делать, и отлично выполнила свою задачу. Сыграла роль его сына! Скакала с ним по утрам на лошадях, обсуждала лондонские газеты, проверяла с ним фермы, купила все эти дорогие машины, и даже знаешь, как они работают. А уж когда ты обнаружила неточности в бухгалтерских книгах, это был coup de grace (последний удар — фр.)! Поймать управляющего на том, что он присвоил деньги… это было гениально, Анна! Его тут же увольняют. Теперь управляющего нет, а ты владеешь богатейшим имением в Англии! Какая же ты умная и ловкая!

— Но Филип крайне редко сюда приезжал, а управляющий действительно оказался вором. Кто-то ведь должен был заниматься имением. Дом не возвращался. Я делала только то, что мне пришлось делать! — пыталась объяснить Анна.

— Да уж, тебе многое пришлось сделать, это точно, — подхватила Кларисса.

Анна на мгновение потеряла дар речи. Взгляд Клариссы был холоден и суров.

— Ты все продумала, начиная с того момента, когда соблазнила Дома.

— Я не соблазняла Дома, — тихо проговорила Анна.

— Ты соблазнила моего сына! Ты, американская сирота без единого пенса в кармане, ты, ничтожество! Он бы в жизни на тебе не женился!

Анна сжалась, как от удара. Последние слова Клариссы были правдой.

— Неужели вы никогда не простите меня? Ни за скандал, ни за то, что я полу-американка, ни за то, что я вышла замуж за Дома?

— Да, я ничего тебе не прощу. Ты окрутила моего сына, чтобы завладеть его титулом и состоянием!

— Мне жаль, что вы думаете именно так, — сказала Анна. Ей хотелось скорее закончить этот разговор, похожий на ссору. — Сегодня для всех был трудный день. Вы устали. Завтра все покажется по-другому.

— Я думаю так с того самого дня, как ты вышла замуж за моего сына, и вряд ли завтра начну думать по-иному. И я не одинока в своем мнении о тебе, Анна.

— Я хорошо знаю, что обо мне говорят. — Кларисса саркастически рассмеялась. — В деревне все знают правду!

— Правда в том, что я любила Дома, когда выходила за него замуж, — прошептала Анна.

— Правда в том, что ты — расчетливая американка, мечтающая стать герцогиней.

Анна молчала. Именно в этом ее обвиняли все четыре года, но только не так открыто, не в лицо. Все знали, что ее отец, американец Фрэнк Стюарт, не оставил ей ничего, и она появилась на пороге дома своей тетки одиннадцатилетней сиротой, действительно без единого пенса в кармане. Но почему-то никто не хотел при этом вспоминать о ее матери, Джанис, младшей сестре Эдны, которая умерла во время родов, дав жизнь Анне, Джанис, принадлежавшей к знатному дворянскому роду Стенхоупов.

Анну считали бедной американской родственницей, расчетливой шлюхой, соблазнившей жениха своей несчастной кузины прямо во время се помолвки. Анна полагала, что эту грязную ложь усердно распространяют Эдна и Фелисити: ни кузина, ни тетя со дня свадьбы не разговаривали с ней. И никто из их круга.

— Ты околдовала Рутерфорда и прислугу… так же, как в ту ночь, в саду, ты околдовала моего сына, — продолжала бесноваться Кларисса.

— Нет, — еле слышно прошептала Анна.

— Тебе не удастся одурачить меня, Анна, никогда не удастся! — почти закричала Кларисса. — Ты кажешься добропорядочной, но это одна только видимость.

— Значит, все, что я скажу, останется для вас лишь сотрясением воздуха?

— Да.

— Тогда не стану и пытаться. — Анна старалась держать себя в руках, но следующие слова Клариссы вывели ее из равновесия.

— Интересно, знает ли Дом? — вслух размышляла та.

— О ч-чем?!

Кларисса пристально посмотрела на Анну.

— Интересно, знает ли Дом, как ты умна и хитра?

— Вы… вы угрожаете мне? Кларисса не сводила с нее глаз.

— Угрожаю? Да. Полагаю, что да.

Анна испугалась, хотя ей нечего было бояться. Теперь уже не имеет значения, что думает о ней Дом. Слишком многое переменилось. Они стали совершенно чужими. Но что если Дом поверит своей матери? Что если он уже слышал сплетни, что если это и есть настоящая причина того, что он все эти годы сторонится ее?

— Зачем вы это делаете? — спросила Анна. — Вы хотите, чтобы пропасть между мной и Домом стала еще шире?

— Я хочу видеть Доминика владельцем этого дома, и больше ничего, — злобно ответила Кларисса.

Анну снова охватил страх. Здесь ее единственный дом — больше ей идти некуда. Не возвращаться же к Коллинзам. Анна не сомневалась, что, хоть она и стала законной наследницей Уэверли Холл, Доминик, если захочет, сумеет каким-нибудь способом лишить ее права владения

— Я не просила, чтобы мне дарили это имение, — дрожащим голосом сказала наконец Анна. — Когда герцог Рутерфорд после смерти Филипа объявил об условиях дарственной, для меня это было такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Я любила Дома, когда выходила за него замуж. Вам придется в это поверить, — после некоторого колебания твердо добавила Анна.

Кларисса неестественно рассмеялась.

— Видит Бог, ты хотела стать герцогиней, и теперь скоро достигнешь этой заветной цели.

— Нет. — Анна покачала головой. Господи, ей всего-навсего хотелось, чтобы ее любили, и больше ничего!..

— Ты все рассчитала, Анна, — процедила сквозь зубы Кларисса. — Может, ты еще станешь утверждать, что не посылала Дому записку, чтобы он вышел в сад к тебе на свидание?

Анна изумленно посмотрела на Клариссу.

— Я не посылала никакой записки.

Кларисса, по-видимому, даже не слышала ее. От ярости она так сдавила кота, что тот громко мяукнул, и Кларисса сбросила его на пол.

— Дом хочет завтра уехать, — холодно произнесла она. Анне показалось, что у нее на мгновение остановилось сердце.

— Завтра?

— Да. Ты выгнала его четыре года назад и теперь с успехом повторила это снова. А между тем именно ты должна отсюда уехать. — Глаза Клариссы сузились. — Радуйся, ты добилась своего.

— Я действительно хочу, чтобы он уехал.

— Несмотря на дарственную, здесь его дом. Может быть, я смогу убедить Доминика остаться.

— Нет, я не позволю, — взволнованно возразила Анна.

— Неужели ты думаешь, что можешь приказывать моему сыну, что ему делать?

Анна заколебалась. У нее пересохло во рту, и она ничего не ответила.

Ссора с Клариссой сильно расстроила Анну. Она никогда не думала, что свекровь так ненавидит ее, и все же в глубине души испытывала чувство жалости к вдове. Она понимала, каково сейчас женщине, только что похоронившей мужа…

Но Дом здесь не останется. Он давно потерял права и на Уэверли Холл, и на свою жену.

Тем не менее , поместье Уэверли Холл пока принадлежало Доминику. Согласно дарственной, Анна являлась лишь владелицей особняка, коей она уже и была целый день, но земля остается собственностью Доминика и его наследников… если он решит узаконить своих незаконнорожденных детей. Правда, всем хозяйством давно управляет Анна. Филип устранился от дел. Анна надеялась, что Дом поступит так же, как и его отец. А если нет? Вдруг он решит нанять управляющего? Как бы там ни было, решила Анна, ей нужно поговорить с мужем и попытаться раз и навсегда решить все вопросы.

Кабинет хозяина располагался на первом этаже в западном крыле дома. Здесь находились апартаменты Филипа, теперь принадлежавшие Доминику… Анну начали одолевать сомнения, боясь передумать, она быстро пересекла холл и в нерешительности остановилась перед полированными дверьми красного дерева. В висках стучало. Ее бросило в жар. Состязаться со львом в его логове — что может быть глупее?

Но ведь завтра Дом уезжает.

Анна все еще колебалась. У нее пересохли губы. Пока она решала, постучать ей или повернуться и уйти, дверь внезапно распахнулась. Перед ней стоял Доминик.

Анна словно приросла к полу.

— Я слышал, как ты подошла, — произнес он сухо. — Ты хочешь поговорить со мной?

Анна кивнула.

— Твоя мать сказала, что ты завтра уезжаешь. Если это так, то нам, безусловно, есть что обсудить.

Брови Доминика взметнулись вверх.

— Неужели? Мне казалось, единственное, что ты хочешь обсудить, это время, когда мне подадут карету.

Анна передернула плечами.

— Да, я хотела бы знать, когда именно ты уедешь.

Он сделал шаг в сторону.

— Заходи, пожалуйста.

Облизнув пересохшие губы, Анна пошла вслед за ним. Она никогда раньше не была не только в кабинете хозяина, но и вообще на мужской половине дома — для этого просто не было повода.

Она остановилась посреди комнаты и для уверенности скрестила руки на груди, изо всех сил стараясь не смотреть вправо, где через открытую дверь виднелась спальня Дома.

Вместо этого она сосредоточенно разглядывала кабинет. Пол покрывал золотистый ковер, потолки украшала золоченая лепнина. Стены были обиты шелковистой, золоченой материей в красную полоску с маленькими зелеными листочками, а мебель обшита тканью различных оттенков красного, коричневого и медно-рыжего. Одна стена целиком представляла собой огромного размера окно, из которого открывался восхитительный вид. Прямо от дома начинались сады, за ними тянулись изумрудно-зеленые лужайки, примыкающие к густо засаженному деревьями парку. В центре парка виднелось мерцающее озеро с маленьким островом посередине и развалины нормандской башни. За парком возвышались холмы, сливающиеся с быстро темнеющим небом, на котором уже ярко горели две звездочки.