В конце концов, Анне удалось оттолкнуть кузена; она быстро пересела обратно на свое сиденье, подальше от него. Она дрожала, держа одну руку на груди.

— Что ты делаешь! — вскричала она, и увидела, как в глазах Патрика закипает гнев.

— Ты ведь позволяла Дому целовать тебя?

— Патрик, — Анна смутилась, — Доминик мой муж.

— Дом — фальшивка! Ничтожество! — хрипло проговорил Патрик.

— И тебя это радует? — холодно спросила Анна.

— А-а, сейчас ты его защищаешь?! — закричал Пат-рик. — Он предал тебя, и дважды, а ты позволяла ему целовать себя! Раньше я, возможно, понял бы тебя. Но сейчас, когда стала известна правда, как ты могла?!

Анна разозлилась.

— Тот факт, что Филип не был отцом Дома, ничего не меняет в моих глазах. А то, чем мы занимаемся с мужем, — наше личное дело!

Патрик молча смотрел на нее; его лицо выражало самые противоречивые чувства.

— Извини, — его тон стал мягче, — я хотел помочь тебе, Анна. Ты ведь уже знаешь, что я…

— Нет, Патрик! — Анна сделала протестующий жест, выдавив улыбку. — Я замужем за Домиником. Вероятно, это не очень счастливый брак, но развода не будет, и я останусь его женой, пока кто-нибудь из нас не умрет. — Договаривая, Анна побледнела, сожалея, что выбрала именно эти слова.

— Пока кто-нибудь не умрет, — медленно повторил Патрик.

Неожиданно карета показалась Анне слишком маленькой и душной.

— Он все еще преследует тебя? — спросил Патрик.

— Нет! — Анна перевела дыхание. — Я не знаю. О Боже, я не знаю, что мне думать.

— Скажи мне, что случилось, Анна.

Она рассказала Патрику о порванной ночной рубашке, старательно избегая, впрочем, объяснений о том, какое значение имела эта рубашка той ночью.

— Анна, ты не можешь вернуться в Рутерфорд Хауз.

— Я должна.

— Ты сошла с ума!

— Нет. Я предложила раздельное проживание, но Доминик отказался, настояв, чтобы мы жили вместе. — Анна отвернулась, избегая проницательного взгляда Патрика.

— И на чем еще он настоял?

Анна вздрогнула, встретившись глазами с Патриком. Понимая, что вовсе не обязана отвечать, она, тем не менее осторожно сказала:

— Патрик, я делаю все, что могу, чтобы разобраться в этой сложной ситуации. Я всего лишь женщина, к тому же вряд ли очень умная. Что ты от меня хочешь?

— Я не хочу, чтобы Дом снова причинил тебе боль. Он недостоин тебя, Анна, а сейчас, когда мы знаем, что он ублюдок…

— Я пришла сюда за помощью, а не за обвинениями и упреками! — оборвала его Анна с большей, чем ей хотелось, горячностью.

Патрик снова схватил ее за руки. Анна решила высвободиться, но, взглянув на его застывшее лицо, передумала. И все же она чувствовала испуг, раздражение… и грусть. Что случилось? Четыре долгих года Патрик был ее лучшим другом, самым дорогим и ценимым. Но неожиданно все изменилось. Анну охватили сомнения. Как она раньше не замечала откровенной неприязни Патрика к Дому?

— Патрик, ты мой самый верный друг, и ты мне нужен сейчас, мне не к кому больше обратиться.

— Я всегда готов помочь тебе, Анна! — с жаром воскликнул Патрик. — Ты должна покинуть Рутерфорд Хауз. Неважно, что говорит Доминик, ты ничем ему не обязана. Я помогу тебе убежать.

— Я не могу сбежать, как какая-то мещанка, — тихо сказала Анна. — Не могу.

Патрик помолчал, затем спросил:

— Что ты будешь делать, когда Доминик потеряет свой титул, свои деньги и поместья?

— На что ты намекаешь? Ничего не изменится, по крайней мере, для меня. Пока он не даст мне разрешения жить отдельно, я буду сопровождать его повсюду.

— Боже! — взвился Патрик. — Этот человек — фальшивка! Он проклятый ублюдок! Возможно, сыночек конюха, Анна! А ты собираешься остаться с ним?

— У меня нет выбора. — Сейчас Анна просто полыхала от гнева. — Знаешь, Патрик, ты ведешь себя более чем неприлично. Мне все равно, кто отец Дома. Если бы Доминик не обманул меня тогда, в Шотландии, и если бы он был свободен от подозрений, я бы простила ему те четыре года.

— Можно подумать, что ты все еще любишь его!

— Нет. Это глупо.

— Скажи мне, Анна… а если выяснится, что настоящий отец Доминика был вором? Или убийцей?

Глаза Анны расширились. — Это… невозможно.

— Разве? — насмешливо спросил Патрик. — Учитывая все, что с тобой случилось? Подумай, так ли уж невозможно!

Анна открыла рот — и закрыла его.

— А кто знает, на что способен мужчина с подобной родословной? — Патрик театрально замолчал. — Значит, ты останешься, будешь согревать ему постель и позволишь ему выбирать, когда, где и как убить тебя? Будешь ли ты спать с ним сегодня вечером, Анна? — прошипел Патрик. — А что если ему наскучит игра в кошки-мышки? Что если он решит покончить со всем? Мужчине очень легко обхватить руками шею сгорающей от страсти любовницы и надавить… надавить… надавить…

Анна не могла пошевелиться. Ее так ошеломили эти слова, слова, описывающие нечто ужасное, что, когда к ней вернулась способность двигаться, она тут же открыла дверцу кареты, подставив лицо под струю свежего воздуха.

— Анна, ты должна осознать: Доминик не высокородный аристократ. Он не наследник герцога Рутерфорда, а обычный ублюдок, фальшивка! И он никогда по-настоящему не хотел тебя; разве только как любой мужчина, который хочет женщину.

Анне показалось, что она теряет рассудок; она зажмурилась и закрыла уши руками, но Патрик силой отвел ее руки.

— Доминик использовал тебя с того времени, как вернулся домой, и будет использовать до тех пор, пока это ему выгодно. — Пронизывающий взгляд голубых глаз сверлил ее лицо. — А потом, когда подойдет время, Доминик покончит с тобой, Анна. Признай это. Ты можешь любить Дома, но он не любит тебя. Он хочет твоей смерти!

Глава 27

Им пришлось ждать своей очереди, чтобы подъехать к Хардинг Хауз.

На улице стояли десятки экипажей, чьи владельцы также ждали, пока освободится проезд. Спустился туман, и улицы приобрели тот неповторимый желтоватый оттенок, что дают лишь лондонские газовые фонари. Внутри кареты Анна напряженно замерла рядом с Домиником, делая вид, что ее увлекло зрелище гостей, маленькими группками поднимающихся по каменным ступеням величественного особняка.

Дом тоже предпочитал молчать.

Наконец карета подкатила к подножию широкой лестницы. С запяток соскочили два ливрейных лакея и бросились открывать дверцы. С их помощью Анна спустилась на тротуар, где через мгновение к ней присоединился Доминик.

— Мы сегодня уедем рано, около полуночи, — предупредил он.

Анна оперлась на руку мужа, рискнув бросить взгляд на его лицо. В вечернем костюме Дом был не просто красив — он словно излучал властность и мужественность и казался воплощением элегантности. Глядя на него сегодня, никто не усомнился бы, что перед ним родовитый аристократ. Никто — до сегодняшнего дня. Анна приказала себе отбросить в сторону эти мысли и вслед за Домом стала подниматься по лестнице. Уже в который раз она нервным жестом коснулась ожерелья из рубинов и алмазов.

Они вошли в огромный холл с белым мраморным полом и отделанными золотом стенами. Анна вдруг осознала, что Доминик не отрываясь смотрит на нее, и поняла, что снова трогает ожерелье. Она быстро опустила руку.

Дом не отвел глаз. Анна не могла расшифровать этот взгляд, но почувствовала, как ее лицо заливает краска. Почти всю свою жизнь она в полном уединении прожила в деревне и никогда не носила платья, подобного тому, в котором приехала на этот бал. По цвету оно приближалось к пурпуру и необычайно выгодно оттеняло белоснежную кожу и иссиня-черные волосы. Корсет был затянут не просто туго, а почти до предела — этим утром Белла, зашнуровывая его, настояла на том, чтобы убрать еще несколько дюймов. Вырез оказался очень низким, а рукавами служили полосы синей тафты. Такие же полосы, но уже горизонтально расположенные, плотно облегали ее грудь, а на юбке перемежались вставками из синего шифона. Подол украшал волан. Руки по локоть закрывали тонкие атласные перчатки цвета слоновой кости; атласные туфельки такого же цвета были расшиты золотом.

Анна замерла, давая Доминику возможность рассмотреть себя. Его взгляд обежал ее лицо, задержался на декольте, затем скользнул на талию и вниз. Анна нервно переступила с ноги на ногу, почувствовав, как горят ее щеки. Больше всего ее расстраивало то, что в глубине души она страстно жаждала восхищения Доминика. Его взгляд вновь вернулся на ее лицо.

— Одобряю.

Это было все, что он сказал. Анна едва слышно вздохнула. Его лаконичная оценка так много значила для нее! Но Анна боялась в этом признаться даже самой себе…

Доминик вел ее через холл к залу, слегка придерживая за талию, и Анна остро чувствовала прикосновение его пальцев.

Доминик был самым восхитительным мужчиной из всех, кого она знала! Но действительно ли она знает его? Она будет последней дурой, если позволит своему сердцу взять верх над разумом. Однако сегодня вечером, когда их окружает полтысячи гостей, Доминику нужна ее поддержка, и Анна обязана помочь ему.

Она споткнулась, но Доминик мгновенно подхватил ее, крепко сжав талию, и на какую-то долю секунды Анна почувствовала его тело. Казалось, спичку поднесли к огню — ее кровь забурлила, тело напряглось, в голове всплыли воспоминания о прошлой ночи.

— Не бойся, — сказал Дом, и его голос больше не был холодным и сдержанным. — Это меня, а не тебя они собираются уничтожить.

Анна смотрела на него и думала, как же ошибались Белла и Патрик.

— Неважно, что они собираются, — проговорила она.

— Разве? Тебе легко говорить, ты всю жизнь провела в деревне, а у меня есть дела в городе. Впрочем, мы скоро узнаем, захочет ли вообще кто-нибудь разговаривать со мной. — Дом остановился.

— В чем дело? — спросила Анна. Его рука сжалась у нее на талии.

— К настоящему времени трое моих дальних кузенов заявили права на «трон», и их претензии более законны, чем мои. Адвокаты уверены, что мне удастся сохранить несколько незначительных поместий, дохода от которых нам едва хватит на жизнь. Большая часть наследства Рутерфорда для меня потеряна, и я ничего не могу сделать, чтобы помешать претендентам забрать ее,