Лина Мур - Скандальный Альянс

– И где было твоё, мать его, умение, Дерик, когда нашего сына вывозили отсюда? Где были мозги тех козлов, которые ни черта не проверили, а просто выпустили её? Где, я спрашиваю тебя? Где? В заднице, вот где! Там же, где и все твои обещания! Ты клялся! Ты клялся, что никому не позволишь причинить вред моему сыну! И что в итоге? Его просто крадут из-под носа твоей высококлассной охраны! Ты обещал, что в Альоре для него безопасно!

– А что сделала ты? Наняла эту суку, которая его украла? Так сильно устала, что отдала моего ребёнка на её попечение? Что ты, мать твою, сделала, чтобы обезопасить сына? Ни черта! Ты поставила на первое место свои амбиции, забыв, что больше не просто девчонка, которой можно попадать в неприятности, у тебя есть ребёнок, будущий король Альоры! Ты не уследила за ним! Ты…

Не выдерживая таких слов и обвинений в том, что я хреновая мать, с криком замахиваюсь и бью Дерика кулаком по лицу. Костяшки сразу же вспыхивают от боли, но она не сравнится с нанесённым оскорблением. Мне не стыдно. Адреналин в моей крови просыпается и рвёт сердце на части.

– Если я такая ужасная мать, то ты называться отцом, вообще, не можешь. Ты развлекался, козёл, с нами. Ты не выполнил ни одного обещания, данного мне. Ты каждую минуту мне лгал, поэтому иди на хрен, ублюдок. Ты никто. И не дай бог, на теле моего сына будет хотя бы царапина, тогда я изведу тебя. Я вырву твоё грёбаное сердце и заставлю тебя жрать его. Пошёл вон отсюда! Верни мне моего сына! Отдай мне то, что тебе не нужно! Мудак! Я ненавижу тебя! Хочу, чтобы ты сдох! И ты сдохнешь! Я убью тебя, Дерик! Я убью тебя, если мне не вернут сына! Я за него убью! Ты виноват! Из-за тебя все наши проблемы! Из-за тебя! Ненавижу! Лучше бы ты никогда не появлялся в этом мире! Никогда! Ты несёшь с собой смерть и боль! Ты сеешь её вокруг себя! Я не прощу тебя! Ты никто! Ты жалок со своей властью, раз до сих пор не вернул мне сына! Моего сына! Убирайся! Убирайся!

С воем падаю на колени. Дерик исчез. А я всё кричу и кричу, обвиняя его во всех грехах этого мира. Я кричу до хрипоты и боли. Кричу, ненавидя его и то, что он сделал со мной. Я кричу…

Меня крутит во все стороны. Слёзы снова градом катятся по лицу, и всё тело болит, словно его избили. Всё болит. Боже мой… как всё могло стать таким ужасающе отравляющим здесь? Как Дерик посмел бросить мне в лицо эти обвинения? Он виноват сам. Не стоило трогать моё сердце и мою любовь к сыну. Я делала что могла. Нет… я ударила его, потому что он был прав, и это безумно больно. Я была ужасной матерью. Я оставила Нандо стерве, которая забрала его, чтобы показать мне – что такое настоящая потеря. Она обличила мой страх, и вот он оживает на моих глазах. Это конец всему. Конец любви и начало войны против неё. Это даже не ненависть, а просто алая пелена желания мстить за боль.

Ужасная, давящая обстановка полностью лишает меня сил. Мне не следовало говорить такие страшные слова Дерику, он не заслужил их, а извиняться уже слишком поздно. Страх, неизвестность, потеря сына, огромная вина на моих плечах. Попытки справиться со всем этим, находясь запертой в четырёх стенах, сводят с ума. Я не могу контролировать ни слёзы, ни крики, ни вой, ни просьбы хоть что-то мне рассказать. Я медленно схожу с ума. День сменяется ночью. Ночь перетекает в утро. И так по кругу. Я надавливаю на грудь, но она пуста. Кричу снова и снова. Я теряю себя. Я теряю разум. Любимых я уже потеряла.

– Реджина. – Открываю глаза, лёжа на полу в ванной, и сквозь какую-то муть вижу знакомое, напряжённое лицо.

– Молока нет… Герман, молока нет… – горько шепчу.

Он силой усаживает меня, а затем берёт на руки словно маленькую девочку и несёт обратно в спальню, а там всё напоминает о боли. Буквально всё: воздух, в котором трещат эти смертельные слова и обвинения; кроватка, в которой больше не спит мой сын; аромат его кожи, улетучивающийся с каждой минутой.

– Корону не одолжить? Может быть, так за принца сойдёшь?

Меня словно ударяют по щеке ледяным тоном. Поворачиваю голову и вижу Дерика, равнодушно смотрящего на Германа и меня, лежащую в его руках.

– Заткнись, – шипит Герман, усаживая меня на кровать.

– Он мёртв? Мой сын… малыш мой… он мёртв? – жалобно скулю.

– Реджина…

– Я больше не смогу его кормить. У меня молока нет… больше нет. Я плохая мать… такая плохая… я любила его, клянусь. Я так любила его… безумно любила его… хотела для него лучшего. Прости меня… прости меня… я не смогла его уберечь от неё. Прости меня, мне не следовало его рожать… из-за меня его убили… из-за меня… всё из-за меня… я лишняя везде… я не смогла… не смогла показать ему, как любила его… – Слёзы градом катятся по моим щекам. Я так ненавижу себя. Мне хочется причинить себе боль, физически расправиться с собой, только бы не сходить с ума от горя.

Неожиданно знакомый, тёплый и сладковатый аромат создаёт мягкий кокон вокруг меня. Эти руки я помню. Они могут быть очень нежными. Могут быть грубыми. Могут исчезнуть…

– Джина.

Я плачу. Плачу и прижимаюсь к груди Дерика. Мне так стыдно за то, что ударила его. Стыдно, что оттолкнула от себя. Стыдно за то, что превратила любовь в грязь.

– Он мёртв, да? Наш мальчик… сын наш… он…

– Нет. Он жив. Мне нужно тебе кое-что сказать, но я отложу этот разговор. Тебе необходимо поспать и поесть. Ты извела себя, а когда я привезу сына, то ему будет нужна мама. Это ты. Поспи, хорошо? Отдохни… – Дерик надавливает на моё, и без того слабое, тело. Я мотаю головой, цепляясь за его плечи.

– Нет! Нет, я не могу! Нельзя спать! Я должна найти его! Я должна…

– Герман, дай мне воду. Живо, – рычит Дерик, удерживая меня на месте. Я панически бегаю взглядом по его лицу и вижу едва виднеющийся синяк на скуле. Боже мой… я чудовище. Я урод! Я…

– Выпей, Реджина. – К моим губам приставляют бокал с водой. А я иссушена изнутри. Я хочу пить. Не помню, когда пила в последний раз. Я заключённая в своей вине. Меня наказали…

Вода буквально обжигает гортань. Она сжигает всё на своём пути, и я жадно пью. Мне мало.

– Всё-всё, хватит. Ложись, просто полежи немного…

– Нандо, где Нандо? – словно по щелчку вспоминаю о сыне.

– Скоро будет дома. Скоро.

Киваю и усталость затмевает свет. Она наваливается на меня тяжёлым и вонючим куском металла, стягивающим сознание.

– Нандо! – с криком распахиваю глаза и сажусь на кровати. Моргая, не могу вспомнить, что случилось. Как я оказалась в постели? Почему спала? Как я это допустила?

– Джина.

Вздрагиваю от голоса Дерика. Поворачиваю голову и вижу его, стоящего рядом с кроватью, но в темноте. Как было раньше. Он всегда был в темноте, боялся света. Боялся всего. Боялся себя, а я боялась любви к нему.

– Что… что происходит? Нандо, он здесь? – хрипло спрашиваю.

– Ещё нет. Герман подсыпал тебе немного снотворного, чтобы ты уснула. Тебе нужен был отдых. Но теперь мне придётся тебя его лишить. – Дерик делает шаг к кровати, а я инстинктивно, ещё сонная, разбитая и заблудившаяся в своих мыслях, отодвигаюсь. Он замечает это. Поджимает губы, и его полный мрака взгляд становится непроницаемым и острым.

– Ты помнишь тот день, когда я приехал в дом и звал тебя и Нандо? Разбудил всех?

Хмурюсь от странного вопроса, но киваю.

– Я обманул тебя. За двадцать минут до этого мне пришла открытка. От тебя. Из Ниццы…

– Что? – недоумённо шепчу.

– Да. Конечно, ты не могла её отправить, но так как я попросил всю корреспонденцию, где будет фигурировать твоё имя, передавать в срочном порядке мне, вне зависимости от времени суток, она дошла мне в руки именно в тот вечер. Обычная открыта, которую продают в любом магазине на улицах Ниццы. С неё всё и началось. Там было написано: «Ты уверен, король, что знаешь точно, где находится сейчас американка и её сын? Точнее, твой сын?».

Моё сердце словно покрывается коркой. Оно деревенеет и даже не знает, как реагировать на слова Дерика.

– Это была первая, но не последняя открытка. Я незамедлительно послал людей, чтобы они выяснили, откуда они поступают ко мне, и кто их отправляет. Как оказалось, отправитель неизвестен. Из обычного почтового отделения была заказана доставка в обычном порядке, но с отложенной датой. Это открытка была куплена кем-то и запланирована к отправке ещё месяц назад. Отправителя найти не удалось. Затем пришла вторая, но из другого отделения. «Королю не пристало врать своим подданным. А ещё ему не пристало совершать ошибки и выбирать то, что уничтожит его». Затем прорвало трубы в доме. Это уже было подозрительно, но меня радовало, что теперь ты уж точно будешь рядом, как и Нандо. Мне пришлось тебе соврать о результатах осмотра труб, чтобы не пугать. Третья и четвёртая открытки снова указывали на то, что я должен тщательнее скрывать своё прошлое, и о том, что смешение крови для королевской особы приравнивается к грязи и предательству своего рода. Это были угрозы. Теперь я знаю от кого, – он делает паузу.

– Когда вскрыли пол в доме, то обнаружили в трубах приличные дыры. Трубы были новыми, ведь я их менял четыре года назад, а они выглядели так, словно им уже сотня лет. Я точно знаю, что они были новыми. Я это видел лично. Мне пришлось утаить от тебя информацию, иначе бы ты начала истерить и метаться из стороны в сторону, а мне нужно было дождаться результата спокойно. Металл был отправлен на экспертизу. И на днях я получил отчёт, в котором говорится, что трубы намеренно ежедневно повреждали кислотой и ядовитыми веществами. Такой налёт и дыры могут образовываться за столь короткий период, только если им помочь в этом. Предполагаю, что Марина что-то заливала во все сливы в доме, чтобы в один момент трубы прорвало. А также она часто сама ездила в Ниццу, якобы по разным причинам…

– Зачем? Зачем ей это было нужно? Разве не проще украсть ребёнка из дома, где нет охраны? – сдавленно шепчу.

– Проще, ты права. Если бы их интересовал только Нандо, то они бы так и сделали. Но их интересуют вещи куда сложнее и серьёзнее, чем ребёнок. Нандо – приманка, разменная монета, называй как хочешь. Это лишь затравка для меня. Всё это направлено на то, чтобы сменить власть или совершить переворот. Но вот кто это сделал, я ещё не понял. Ни один из тех, кого мы удерживаем под арестом не раскололся. Никто не имел ничего общего с Мариной. У каждого из них были мотивы выехать из страны. Они все подтверждены. У всех есть алиби. Но Марины нет в Альоре. Она всё же вывезла Нандо, и сейчас мы можем надеяться только на крепкую дружбу с Францией и на честность людей. Я посчитал, что ты должна об этом знать.