– Редж, – Инга подталкивает меня в спину, но я не могу отвести глаз от его. Я просто не могу. Он просит меня о чём-то, а я не понимаю. Он просит взглядом… вот, о помощи. Но как я могу помочь сейчас? Среди стольких людей.

– Я буду тебя ждать, – одними губами говорю и, отворачиваясь, быстро иду к выходу.

– Ты поедешь на ужин? – спрашивает Герман.

– Нет. Я поеду домой. В дом. Сейчас не самое лучшее время. Не дай бог, слухи пойдут или догадки, – шепчу я. Марина забирает у меня Нандо и садится в машину.

– Вы должны там быть. Все. Без исключения. Вы нужны ему. Пожалуйста, сделайте это за меня, – прошу их.

Все, кто столпился вокруг меня, понимающе кивают, и я тяжело вздыхаю.

– Мы справимся. Мы переживём это, – бормочу, словно убеждая себя, и сажусь в машину, которую нам подогнали, когда шествие закончилось.

Я благодарна Эни за организацию всего. Она всё учла для меня и для сына. Надеюсь, что и для Дерика тоже.

Вернувшись домой, чувствую себя такой разбитой, отчего слоняюсь, как неприкаянная, до момента, когда за мной снова приезжает машина, чтобы отвезти на похороны. Нандо остаётся с Мариной, он простился со своим дедушкой. Теперь осталось последнее. Затеряться среди толпы, но быть рядом.

Ферсандра хоронят в королевском склепе. Я нахожу своих друзей, и мы молча ждём, когда свечи загорятся на дверях, сообщая, что прощание закончилось. Всё длится, кажется, очень долго и даётся мне сложно. Голова раскалывается от боли. Ноги гудят. Вокруг полно людей, слышен плач, выкрики, стоны. Это ужасно. Но я терпеливо жду завершения церемонии вместе со всеми, а потом еду обратно. Марина приготовила для меня ужин и сообщила, что побудет в саду с Нандо, затем искупает и принесёт его покормить. Киваю, копошась в еде, а все мысли там, где сейчас Дерик. Нужно пережить этот день. Ещё один день траура. Затем будет новая борьба. Меня пугает, насколько всё, действительно, трудно в моральном смысле. Люди – это огромное давление на психику. Я даже по прошествии трёх часов не могу прийти в себя. Я вымотана.

Покормив Нандо, прошу Марину оставить его со мной. Включаю прикроватную лампу и кладу сына в кровать. Сама ложусь рядом и глажу его по чёрным волосам. У меня в голове даже мыслей нет. Просто тишина. Безумная, тяжёлая и мрачная тишина.

Дверь моей спальни приоткрывается, и я поднимаю голову.

Моё сердце ухает вниз, когда я вижу Дерика, одетого во всё чёрное. И даже загар не скрывает бледности его лица.

– Иди к нам, – шепчу, протягивая ему руку.

Он молча снимает туфли, бросает на пол ленты и пиджак. Забирается на кровать и ложится с другой стороны от Нандо, прижимается к нему и жмурится. Кладу ладонь ему на голову и мягко провожу по волосам.

– Джина…

– Да?

Дерик замолкает и тяжело вздыхает. Он ничего не говорит, и я тоже. Просто глажу его по голове, наслаждаясь в такой печальный день нашим маленьким миром. Дерик засыпает, и я тихо забираю Нандо. Отношу его в кроватку в детской, где Марина ждёт нас. В комнате мы поставили ещё одну кровать для неё, чтобы она всегда была рядом с нашим сыном.

– Поспите этой ночью, мисс Хэйл. Молока достаточно, – шепчет она.

– Спасибо, – натягиваю улыбку и выхожу из комнаты.

Спускаюсь вниз и наливаю бокал воды, ещё раз сцеживаю молоко и возвращаюсь обратно в спальню. Дерик так и лежит на постели с закрытыми глазами. Ему бы раздеться. Но я не трогаю его. Ложусь рядом и выключаю свет.

– Почему ты забрала его?

Вздрагиваю от его шёпота.

– Потому что боюсь, мы оба можем его раздавить. Во сне никто не контролирует себя, а я мнительная. Начиталась всякой ерунды, теперь боюсь причинить ему боль или, не дай бог, задушить, – мягко отвечаю, а потом понимаю, какую ерунду сморозила. Молодец, поддержала.

Дерик приподнимается, и я жду, что он уйдёт, сказав что-то плохое. И я это заслужила сейчас. Но он снимает рубашку, а затем брюки. Швыряет всё на пол и возвращается под одеяло. Он придвигается ко мне и носом утыкается в мой висок.

– Я не успел с ним попрощаться.

Задерживаю дыхание, когда он это произносит.

– Не успел убедить его, что ничего не испорчу и не позволю никому причинить вред Нандо. Я так много не успел, Джина. И вот приехали все эти люди, требующие моего внимания, когда я должен был отдать его другим. Они забрали у меня минуты скорби и горя, вынудив в срочном порядке организовывать места для их проживания и нанимать дополнительных людей, – добавляет он.

– Ты можешь скорбеть внутри. Можешь скорбеть всю свою жизнь. Ты можешь скорбеть сейчас. Не важно, когда ты начнёшь это делать, Дерик. Главное, что в своём сердце ты горюешь. Это нормально. Никакие люди не должны вынуждать тебя дарить им твоё внимание, если ты этого не хочешь. Они пиявки и приехали сюда ради галочки, но это не должно тебя угнетать. Такое было и будет. Обычно людям плевать на горе других. Они думают лишь о себе. Но есть те, кто может поддержать тебя в любое время. – Поворачиваюсь к нему и провожу ладонью по щеке.

– А кто поддержит тебя, Джина? Ты привела в чувство Клаудию, поставила на ноги Дина, пришла в церковь вместе с Нандо, показав мне, что вы рядом. Кто поддержит тебя? – Ладонь Дерика проходит по моей талии и ложится на спину.

– Я сделала то, что смогла. Хотела помочь, потому что ты был занят, да и тебе не следовало думать ещё и об их чувствах. Я…

Неожиданно его губы касаются моих. Сердце замирает на долю секунды. Дерик отстраняется, и это был не опошляющий все поцелуй. Не жадный. Не сексуальный. Не возбуждающий. Благодарный. Наверное, именно благодарный.

– Я был прав, ты была бы прекрасной шпионкой, Джина. Ты умеешь держать ситуацию под контролем. Гены такая ерунда, оказывается. Твои, самые обычные, сильнее, королевских. Ты уникальная, Джина. – Дерик переворачивается на спину и притягивает меня к себе на грудь.

Я молчу, знаю, что сейчас он растерян и подавлен. Поэтому даю ему право выбирать путь. Сегодня. Хотя бы так. Он пришёл ко мне, говорит со мной и не сдерживает это внутри. И плевать, что значит его поцелуй, не так ли? Важно другое, вот так лежать в тишине рядом в день скорби и горя, знать, что в любой ситуации есть человек, который просто примет тебя вместе со всеми твоими минусами и плюсами. Они удачно сложатся и подарят шанс поверить во что-то хорошее.

Наступило утро, но Дерик спал рядом. Он не исчез, не сбежал, не испугался. Он расслабился. Но то, что его видит здесь Марина, мне не нравится. Конечно, она знает, кто отец ребёнка, и подписала соответствующие бумаги о неразглашении, но своим присутствием, как будто нарушает наш мир, поэтому я отсылаю её погулять. Куда-то очень далеко.

Покормив Нандо и снова сцедив молоко, потому что его уже чересчур много, готовлю завтрак. Поджаривая блинчики, варю кофе для Дерика, и в этот момент меня обнимают за талию его горячие руки. Всё моё тело моментально вспыхивает.

– Сейчас мне хочется всё бросить. Только ради ароматов, этого вида на кухне и одного маленького паренька, – шепчет Дерик, целуя меня в шею.

– Рискни, Фредерик, и эта сковородка окажется у тебя на голове, – смеюсь, выкладывая блинчики на тарелку.

– Твоя любовь к сковородкам мне известна, Джина.

Протягиваю ему кружку с кофе, и он берёт её.

– Сынок, – он подходит к Нандо, лежащему на стульчике для кормления и заводит игрушку.

Мягкая мелодия звучит в кухне. Дерик садится за стол и придвигает к себе стульчик с лежащим в нём Нандо, показывая ему игрушки.

– О-о-о, тебе нравится красная, да? Мне тоже нравится красная, но больше синяя. Джина, почему здесь нет синих игрушек? Только оранжевые, красные и жёлтые?

Раскладывая тарелки, озадаченно замираю от такого вопроса.

– Какие были в магазине. У производителей спроси, – пожимаю плечами.

– Ему нужны синие игрушки. Он мужчина.

– Боже, купи ему синие игрушки. Сейчас это не главное, Дерик. У него есть другие игрушки. Эта шла в комплекте со стульчиком. Мы им редко пользуемся, потому что сейчас готовит в основном Марина, а Нандо в коляске на улице, – отвечая, ставлю перед Дериком стопку блинчиков и джемы.

– Надеюсь, ты будешь меньше возмущаться по поводу цвета детских игрушек, когда поешь, – добавляю я.

Дерик кривится и передразнивает меня, отчего я смеюсь. Наливаю себе чай и ставлю рядом сэндвич с маслом и сыром, кашу и фрукты.

– Да, ты всегда любила поесть, – замечает Дерик.

– Эй, я кормлю ребёнка. Мне нужно есть.

– Я не ел весь вчерашний день. Кусок в горло не лез.

Вся игривость вылетает в открытую балконную дверь. Так, сейчас нужно быть крайне осторожной в словах.

– И я плохо спал. Сложно спать, когда рядом находится труп.

– Дерик, – шепчу я.

– Так и есть. Моя спальня над залом для прощания. И именно там лежал Ферсандр. Странное ощущение ходить и спать над трупом…

– Дерик!

Он жуёт блинчик и тяжело вздыхает.

– Это ведь не очередная проблема, да? Ты же не отшучиваешься сейчас? – уточняю я.

– Немного. Они все ждали от меня, что я сорвусь. Сделаю ошибку. Они всегда ждут этого. Я ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. Как будто все эмоции отключились. Даже спускался к нему и просто сидел рядом. Я не знал, что сказать трупу…

– Дерик, прекрати, пожалуйста, повторять слово «труп», мы завтракаем, – прошу его.

Он замолкает и поворачивается к Нандо, поглаживая его свободной рукой по животику, пока ест.

– Ты в порядке, Дерик? – тихо спрашиваю его.

– Сейчас более или менее. Вчера было паршиво, как и все последние дни. Ты, действительно, многое сделала для меня, Джина. Лично для меня, и я тебе благодарен. К слову, мы же договаривались, верно? Так какого чёрта ты смотрела на голого Дина?

– Тебя что, это больше всего сейчас волнует? – изумляюсь я.

– Немного. Ты, правда, мыла его? По моим умозаключениям он был примерно в том же состоянии, что и тогда в отеле. А потом даже причесался…