– Надеюсь, ты не против ужина со мной в неформальной обстановке? – спрашивает он, улыбаясь, и указывает на небольшой круглый стол, стоящий у балконных дверей.

– Нет… конечно, нет. Мне так… удобно, – заикаюсь, натягивая улыбку.

– Я могу немного приглушить свет? Голова побаливает.

Киваю в ответ и сажусь на стул.

Здесь всё, что мне можно. Мятая картошка, жаркое с овощами, нарезка мяса и сыра. Ладно, моя фантазия подсказывает, что это уж очень похоже на что-то крайне интимное. Свидание, например. Нельзя. Фу, Реджина. Фу.

Свет гаснет полностью, и я напряжённо жду, что будет дальше. Дерик зажигает чёртовы свечи вокруг нас. Так… так… мне уже плохо. Он располагается напротив и указывает взглядом на еду.

– Надеюсь, ты голодна. Я так очень…

– Послушай давай, перейдём к делу. Меня это нервирует. Что-то случилось? Ты хочешь обсудить сына или опеку над ним, место его проживания, часы ваших встреч? – выпаливаю я.

– Хм, я хотел бы просто поужинать с тобой. Скажем так, наладить с тобой личные отношения, Джина, не затрагивая сына, – медленно отвечает он.

– Оу, я… ладно. Хорошо, да… да… прости. Не люблю сюрпризы и всё такое, поэтому приглашение на ужин заставило меня немного понервничать, но я, действительно, голодна. В период кормления я много ем, удивительно, что не набираю вес. А хлеба нет? – тараторю я.

– Я сейчас закажу ещё. Раньше ты не ела…

– Нет! Не нужно, – выкрикивая, краснею от своей глупости.

– Я утром ем хлеб с маслом и сыром. Это хорошо для молока. Оно… Боже, не буду говорить о молоке, – опускаю голову, ещё больше чувствуя, как горят уши.

– Я не против обсудить молоко в твоей груди, Джина. Довольно интересная и познавательная тема, – усмехается Дерик.

– Прекрати, – кусаю губу.

– Почему? Знаешь, я заметил, что Нандо довольно умело обхватывает женский сосок. То есть каждого мужчину с рождения учат доставлять женщине удовольствие.

Тихо смеюсь от его слов.

– Ты серьёзно? Как ты, вообще, додумался ребёнка уже к сексу приплести?

– Разве нет? Я наблюдал за вами и сделал для себя некоторые заметки в уме. Я тоже не против побыть на месте Нандо. Такого опыта у меня ещё не было.

Давлюсь слюной и откашливаюсь. Что?

– Воды? – Дерик с улыбкой наливает мне в бокал воду.

– Да… спасибо.

Он, правда, это сказал, или мне послышалось? Так опошлить кормление ребёнка может только Дерик.

Делаю глоток и отставляю бокал. Мы ужинаем в тишине. Дерик явно голоден, потому что даже не поднимает головы. Если честно, то у нас даже общих тем нет, кроме Нандо. Нам не о чем поговорить. Теперь я снова в панике, потому что в голове именно слова Дерика принимают красочные очертания его губ на моей груди. Да хватит…

– Тебе не нравится мясо?

Моргая, недоумённо смотрю на Дерика.

– Прости?

– Ты ничего не ешь, Джина. Тебе не нравится мясо? Здесь есть то, которое ты любишь, – он указывает на тарелку с нарезкой.

– Нет, я задумалась, – бормочу, жуя порцию картошки.

– О чём? Ты боишься меня?

Отрицательно мотаю головой и улыбаюсь ему.

– Тогда о чём? Тебе неприятно находиться здесь со мной? Ты волнуешься о сыне? Ты…

– Ничего из этого. Мне приятно быть с тобой, Дерик. И я знаю, что Нандо в надёжных руках. Марина потрясающая. Я просто… так, ерунда. Не думай, всё в порядке.

– Уверена?

– Абсолютно.

Мы снова молчим, но теперь я ем, чтобы Дерик не поймал меня на не самых приличных мыслях.

– Ты собираешься вернуться на работу к мадам Горади? – интересуется Дерик.

– Да, я бы хотела. Но пока кормлю Нандо, это проблематично. Хотя мадам Горади предлагала выйти на полдня, а Марина могла бы приезжать ко мне, чтобы я передавала ей молоко. Хотя и здесь тоже проблема. Если Нандо будет часто сосать бутылочку, то отвыкнет от груди, и молоко может пропасть. Чёрт, прости, я снова о молоке, – кривлюсь.

– Видимо, все наши темы будут крутиться вокруг твоей груди. Она станет меньше? Потом?

– Да, должна. Надеюсь, хотя мне она сейчас нравится. Мужчинам же тоже нравится большая грудь, да?

– Думаю, ты должна сама об этом знать, Джина, – резко отвечает Дерик, чем приводит меня в недоумение.

– Что не так? Что я сказала не так? Ты разозлился, – быстро шепчу. Вижу, как он сжимает в кулаке нож, и нервно сглатываю. Где я опять дала маху?

– Прости, если тебе неприятно говорить о молоке, то больше не буду. Не хотела тебя расстраивать и…

– О мужчинах. Ты уже думаешь о мужчинах, Джина? – перебивает меня.

– Эм… нет. Пришлось к слову. Это проблема для тебя?

– Да. Для тебя Жанна была проблемой. Для меня кто-то другой. Меня это выводит из себя, – цедит он.

– Хорошо. Дерик, ты всегда останешься отцом Нандо, и я…

Он резко поднимается со стула, отчего я отодвигаюсь назад, на всякий случай. Напряжённо наблюдаю, как он отходит в сторону, и как поднимаются и опускаются его плечи. Что не так? Ну, что? Он выходит из себя.

– Дерик…

– Дай мне пару минут.

Его глухой голос вызывает у меня очередной приступ вины.

Поднимаюсь из-за стола и медленно подхожу к нему. Моя ладонь ложится ему на спину. Сильные мышцы напрягаются и перекатываются под ней. Боже, я даже забыла, насколько приятны эти ощущения. Его мышцы играли под моими пальцами, когда его бёдра двигались навстречу моим.

Реджина! Остановись!

Моргаю несколько раз, чтобы снять с себя неожиданный дурман.

– Как тебе помочь, скажи, – шепчу.

Дерик поворачивается, и моя ладонь скользит по его спине, затем по плечу. Только хочу убрать руку, но он берёт её и прикладывает к груди.

– Вылечи его, – тихо произносит он.

– Кого? – спрашиваю, вглядываясь в его чёрные, бездонные и полные печали глаза.

– Моё сердце, Джина. Оно болеет. Не болит, а болеет.

– Дерик…

– Мне не следовало говорить тебе о своих страхах. Теперь я для тебя всегда буду чудовищем, убийцей, ублюдком…

– Нет, – отрицательно мотаю головой и делаю шаг ближе к нему. – Нет. Это неправда. Ни один человек просто так не становится чудовищем. Его делают таким люди, окружающие его. И пока чудовище само не поймёт, что это всего лишь навязанные извне мысли и чувства, не принадлежащие ему, оно не сможет принять себя нормальным. Абсолютно нормальным. Сложности случаются, Дерик. На тебя было оказано невероятное давление со всех сторон, а ещё я со своими истериками. Это мне следует извиниться перед тобой. Я обещала тебя поддерживать, но в какой-то момент поддалась своим страхам и забыла о тебе. Но я здесь, с тобой. И пока ты не укажешь мне на дверь, я буду рядом.

– Разве тебя не пугает то, в чём я признался? Я жажду убивать их, Джина. Каждого. Сейчас мне хотелось придушить тебя, чтобы быть последним, кто знал тебя.

Сглатываю от очередного ужасающего признания.

– Пугает. Ты прав, меня это пугает. Но я боюсь не за свою жизнь, а за твою. Ты всегда винил себя в том, в чём абсолютно не был виновен. Ты взял на себя ответственность за ошибки других людей, и они тебя погубят, Дерик. А это… насчёт меня, то существует причина, правда? Ты скажешь мне о ней?

– Я не могу свыкнуться с мыслью, что кто-то другой будет рядом с тобой и Нандо. Не хочу другого мужчины в его жизни. Не хочу, чтобы мой сын видел, что его отец не смог дать его матери то, что она заслуживает, значит, и он когда-нибудь тоже не сможет. Всегда будет видеть перед собой плохую модель семьи, в которой для его отца нет места в сердце его матери.

Никогда бы не подумала, что Дерика это так волнует. Конечно, он всегда резко реагировал на Германа, Калеба или Дина, но, чтобы его настолько задевало это, даже не представляла. И внутри меня снова появляется надежда на нечто большее, но в то же время я знаю – это скандально, невозможно и недопустимо.

– Я не имею права разрушать твоё будущее, Джина. Умом я это понимаю, но эмоции перебороть не могу. Со мной такого ни разу не происходило. Раньше я мог терпеть, сцепив зубы, молчать. Теперь нет. Я устал быть в тени для тебя. Устал быть лишним для всех. Устал от постоянной недосказанности. Я пригласил тебя на ужин, Джина, чтобы мы обсудили то, как будем жить дальше. Ты, я и Нандо. Мне не нужна невеста, жена и ещё дети. Мне нужен мой сын, и ради этого я готов на многое, – добавляет он.

– Ты готов перечеркнуть свою личную жизнь из-за Нандо? – шепчу я.

– Да. Полностью, но только если ты тоже так сделаешь. Я могу заставить тебя, Джина, но не позволю, чтобы твои прошлые страхи из-за твоего отца причиняли тебе боль. Ты боялась, что отец твоего ребёнка бросит тебя ради другой женщины, забудет, оставив одну. И я воплотил их все. Сделал так, чтобы ты меня возненавидела, как своего отца. Я прошу прощения за то, что не смог сразу всего этого понять и принять. Мне было крайне сложно разумно мыслить, когда дело касалось тебя, но сейчас я рядом. Будешь ли ты рядом со мной?

– Буду, – моментально отвечаю.

– Тебе нужно подумать, потому что это серьёзное решение. Отказать себе во всём во благо сына, – хмурится Дерик.

– Нет, мне не нужно думать. Сын у меня на первом месте, да я и не планирую заводить более отношений. Я знаю себя. И знаю, что не хочу, чтобы Нандо чувствовал себя брошенным, как я или ты в прошлом. Он должен расти в здоровой атмосфере, с разумными родителями, которые хоть и не живут вместе, но уважают друг друга. Я готова пойти на любые уступки и отказаться от мужчин. На самом деле это для меня будет довольно легко, – убираю свою руку с груди Дерика и отхожу.

– Легко?

– Да, именно так. Не могу представить, чтобы какой-то мужчина дотронулся до меня. Это вызывает отвращение… не знаю, как это описать. Опять вернусь к груди и скажу, что, если кто-то другой коснётся её, я убью его. Моя грудь принадлежит Нандо, и представить, что ему придётся обхватывать губами мой сосок, который был в чужом рту, я не могу. Фу, гадость, – меня передёргивает. – Ты не считаешь это просто неприемлемым? Ладно, если бы это был ты. У вас одна кровь с Нандо. Но кто-то другой… нет… нет, никогда. Вероятно, когда Нандо вырастет, то мы оба сможем двигаться дальше, а пока я готова замереть в этом состоянии, – говорю и, бросая на Дерика взгляд, замечаю довольную улыбку, которую он сразу же прячет. Он настолько сильно доволен моим ответом и согласием? Странный Дерик. Нет, я его вряд ли пойму когда-нибудь.