— На ходу, майор. Вам нужна помощь с миссис Нэпьер? — с усмешкой поинтересовался сержант.

— Не думаю. Прощайтесь, Дебора, — приказал он и, понизив голос, чтобы слышала только она, добавил: — Я обожаю, когда вы так извиваетесь, но предпочитаю, чтобы вы подождали, пока мы останемся наедине.

Дебора вспыхнула и наградила его испепеляющим взглядом.

— До свидания, сержант Лайл. Спасибо вам за гостеприимство. Надеюсь, в следующий раз вы уделите мне немного времени. Мне очень интересно узнать, где вы побывали и что видели. К сожалению, сейчас моя свобода сильно ограничена, иначе я бы могла послушать прямо сейчас, — натянуто сказала она.

— Думаю, майору Марчмонту виднее, мэм. — Лайл не удержался и фыркнул от смеха.


— Это было унизительно, — заявила Дебора. Она отобрала у него плед и собственноручно укутала ноги.

— Упасть в обморок было бы еще хуже.

— Со мной не бывает обмороков.

— Судя по виду, вы были чертовски близки к тому, чтобы потерять сознание.

Эллиот кинул малолетнему «груму» шестипенсовик, а остальной шпане — горсть медяков. Мальчишки одобрительно закричали.

— Вы совершенно о себе не заботитесь, — сказал он, понукая упряжку.

— Я вполне способна…

— Дебора.

Она скрестила руки на груди:

— Что?

— Почему бы вам не отдохнуть? Я о вас позабочусь.

— Я не нуждаюсь в вашей заботе.

— Нуждаетесь. А кроме того, я этого хочу. Вы позволите?

Дебора внезапно ощутила, что ее душат слезы. По щеке тут же скатилась слезинка, и она стерла ее перчаткой.

— Извините. Наверное, мне действительно следует поесть. — По щеке скатилась другая слеза, и еще одна. Дебора отвернулась, отчаянно пытаясь обрести самообладание. Надеялась, что Эллиот ничего не заметил. Украдкой посмотрела на него и натолкнулась на его взгляд. Он, конечно, заметил ее слезы. — Извините, — повторила она.

Эллиот покопался в кармане и вытащил большой чистый платок.

— Перестаньте извиняться, вы ни в чем не виноваты. Это моя вина. Посещение амбулатории слишком сильно на вас подействовало. Я не должен был вас туда приводить.

— Я сама настояла. — Дебора вытерла платком слезы. Она видела его напряженное лицо, сведенные брови. Шрам на лбу побелел. Она уже достаточно его знала, чтобы понимать, он сердится не на нее — на себя. Чувство вины заставило ее сделать признание, о котором предпочла бы никому не рассказывать. — Дело не в амбулатории. Просто никто раньше не предлагал обо мне позаботиться. От этого я стала такой жалкой.

— Не хочу слышать, что вы так о себе говорите, — резко сказал Эллиот. — Вы далеки от того, чтобы называться жалкой.

— Извините.

— И перестаньте без конца извиняться.

— Извините. Я имела в виду, мне жаль. — Дебора сумела слабо улыбнуться. — Я обещаю, как только вернусь домой, сразу чего-нибудь поем.

— Вы пока едете не домой. Я везу вас ужинать.

— Я не одета для выхода в свет.

— Для ужина еще рановато, да я и не предлагаю вам посетить какое-то модное заведение. В Холборне есть отличный постоялый двор «Старый колокол», там превосходно кормят. Нет-нет, даже не пытайтесь протестовать. Вы в состоянии разве что схватиться за поводья, но это не поможет, так что не тратьте лишних слов и позвольте мне сосредоточиться на дороге. Как ни больно признавать, но мое умение править экипажем всегда подвергается в Лондоне серьезному испытанию. Слишком много разнообразного транспорта. И членства в клубе «Запряженная четверка» мне не видать как своих ушей.

— По-моему, вы скромничаете. Править запряженной двойкой дело тоже совсем не легкое. Хотя, должна признать, не представляю вас в сине-желтом жилете, не говоря уже о шейном платке в горошек.

— О нет, я тоже не представляю. Откуда вам известно, что носят члены «Запряженной четверки»?

— Джереми принадлежал к ним, — коротко ответила Дебора. — Лошади были его страстью. Одна из немногих позиций, где мы имели что-то общее. — Она пожевала нижнюю губу. — Даже, можно сказать, единственная.

Она надолго замолчала, взгляд снова потускнел, лицо побледнело. Эллиот молчал, его переполняли гнев и сострадание. Он сжимал поводья с такой силой, что лошади сбились с шага, и ему понадобилось несколько минут, чтобы их выправить. Потом посмотрел на Дебору и увидел, что она смежила веки.

Она спала до самого постоялого двора. Экипаж остановился. Дебора заморгала и с удивлением огляделась:

— Мы уже на месте?

И с радостью приняла его руку, на дрожащих ногах вышла из экипажа. Слуги тут же увезли коляску к конюшням.

Постоялый двор оказался большим, явно бывшая таверна. К главному зданию с торца было пристроено двухэтажное крыло, а к нему под прямым углом еще одно, трехэтажное. Все три здания на уровне первого этажа соединялись ненадежными на вид галереями.

Эллиот подтолкнул Дебору к открытой двери главного здания. Там их уже поджидал хозяин в белоснежном переднике.

— Нам нужна отдельная комната, кроме того, леди желает освежиться, — сообщил Эллиот. — И ужин, чем скорее, тем лучше.

— Конечно, сэр. С вашего позволения, вы прибыли как раз вовремя, бристольская почтовая карета как раз уехала. У меня есть превосходная комната в глубине дома, подальше от шумного бара. — Хозяин щелкнул пальцами и приказал служанке проводить леди наверх и принести кувшин горячей воды, а сам повел Эллиота в небольшую гостиную, где вовсю пылал огонь в камине.

Через четверть часа к Эллиоту присоединилась Дебора. Ужин ожидал на столе, оловянные тарелки, кувшин кларета и ломти свежего, еще теплого хлеба.

— Мне уже намного лучше, но вы правы, я очень голодна.

— Есть белый суп[8] и запеченная оленья нога, которую, как мне представляется, вы предпочтете тушеной баранине. Хотя я не был уверен и потому заказал еще карпа, на случай, если вы пожелаете рыбы. Кроме того, есть спаржа, бобы и немного грибных лепешек, правда, они и не слишком подходят на десерт. Но здесь подают стилтон, прекрасный, по уверению хозяина, голубой сыр и…

— Остановитесь, — Дебора засмеялась, — вам же не армию надо накормить. Все замечательно, и намного лучше, чем пустой хлеб и мышеловка, которые только и водятся на моей кухне, — добавила она, тронутая его заботой. — У меня уже текут слюнки.

Она села за стол и отпила вина. Еда оказалась превосходной, Эллиот, как радушный хозяин, постоянно подкладывал ей самые сочные кусочки, отвлекая внимание остроумными анекдотами о походной пище. В итоге Дебора отведала всех блюд без исключения и съела значительно больше обычного.

На десерт хозяин предложил головку стилтона с айвовым желе и прекрасный портвейн, но Деборе пришлось отказаться. Стали спускаться сумерки. Едва за хозяином закрылась дверь, как загудел рожок, это прибыл вечерний дилижанс. Судя по шуму, слуги выбежали ему навстречу.

— Благодарю вас. — Дебора удовлетворенно вздохнула. — Все было очень вкусно.

Служанка закончила убирать со стола и зажгла свечи. Их крошечные отражения поблескивали в рельефном окне над обеденным столом. Очень уютно. По-домашнему.

Они с Джереми никогда не сидели вот так вдвоем. Когда принесли портвейн, Дебора восприняла это как сигнал выходить из-за стола, хотя они и были одни. Разомлевшая от вина и еды, она подперла рукой подбородок.

— В Кинсейл-Мэнор обеденный стол рассчитан на двадцать четыре персоны, — сказала она, наполовину обращаясь к самой себе. — Он такой древний, что даже не раскладывается. Джереми был очень требователен к соблюдению этикета. Настаивал, чтобы мы садились на противоположных концах, даже если бывали одни. Я уже и забыла, как он обожал помпезность и церемонии. А посреди стола ставилась высоченная ваза, семейная реликвия, ужасно уродливая, и разговаривать становилось совершенно невозможно. Однажды я переставила ее вбок, но Джереми сразу вернул назад. Он не переносил, чтобы в его драгоценном доме что-то менялось. Очень странно, поскольку он совершенно спокойно смотрел, как дом ветшает и разваливается на части. После его смерти я даже думала, не делал ли он это намеренно. Наказывал себя. Он и к своему саморазрушению относился с тем же спокойствием.

Рассеянный взгляд Деборы, казалось, устремился в прошлое, но впервые со времени их знакомства она говорила задумчиво, а не обеспокоенно. Эллиот потягивал портвейн и смотрел, как меняется выражение ее лица. Он чувствовал: одно неосторожное движение, и все рухнет.

Подпирая одной рукой щеку, другой Дебора взяла нож и стала нарезать кубиками айвовое желе, что осталось нетронутым на тарелке.

— Ему было все равно, что мы едим, главное, чтобы подавали с соответствующим величием. Кухни располагались далеко от столовой, и мы почти всегда получали блюда уже холодными. Я пыталась убедить его построить новую кухню поближе, но он отвечал, что это слишком расточительно. Тогда я предложила перенести столовую ближе к кухне. — Она засмеялась. — Можно подумать, я предложила выставить свою кандидатуру в парламент. Он пришел в ужас. — Дебора положила нож и с изумлением посмотрела на дрожащее желе, которое нарезала. — Бедный Джереми. Титул, поместье — они так много для него значили. Возможно, многое бы изменилось, будь у него наследник.

Она внезапно выпрямилась, ощутив на себе пронзительный взгляд Эллиота.

— Что-то я расчувствовалась, — пробормотала она, допивая вино. — Думаю, мне пора возвращаться домой.

— Вы хотите иметь детей? — Эллиот перехватил ее руку, не давая выйти из-за стола.

— Не все получают то, что хотят, — легко ответила она, но в горле у нее застрял ком.

Она сама отодвинула стул и стала надевать шляпку. Потом забрала перчатки и накинула шаль.

— Завтра, если пожелаете, я могу свозить вас в Спиталфилдс, поговорить с Лайлом.

— В этом нет необходимости, я вполне могу нанять экипаж.