Как там говорила Лиззи? «Тебе нужна сообразительная женщина, которая сможет пробиться сквозь баррикады шарма, тебя окружающего. Женщина с характером». Дебора, безусловно, обладает характером. Лиззи бы определенно ее одобрила. Хотя он и не искал ее одобрения. Политику, возможно, он обдумает. А брак — нет. Однако эта цепочка мыслей его встревожила. Эллиот встряхнул газету и углубился в нее, желая отвлечься. И легко нашел искомое в самой глубине номера.


«Прошлой ночью знаменитый взломщик, по прозвищу Павлин, снова предпринял очередную вылазку. На этот раз он избрал своей целью дом выдающегося члена парламента на Гросвенор-сквер. Злодей похитил ценнейшую картину, портрет очень важной персоны, кисти испанского художника. Сообщают, что портрет был вырезан из рамы. И вновь у Павлина хватило наглости оставить на месте кражи свою визитную карточку, а также веревку, с помощью которой удалось сбежать. Любого, кто видел или слышал что-то подозрительное, убедительно просят зайти в магистратуру на Боу-стрит».


Завернутый в промасленную тряпку «портрет очень важной персоны» в данный момент был надежно спрятан под половицами в спальне Эллиота. Один испанский чиновник, с которым Эллиот собирался связаться через осведомителей, коих сохранил еще с работы на правительство, наверняка заплатит ему приличную сумму. Завтра он свяжется со своим человеком. А сегодня у него намечается другая возбуждающе-обманчивая и вместе с тем интригующая встреча.

Аккуратно свернув газету, чтобы влезала в карман, Эллиот, прыгая через три ступеньки, сбежал вниз по лестнице и крикнул слуге принести ему перчатки и шляпу, а конюху — подогнать двуколку.

* * *

Дебора оторвалась от сочинения и, глянув на часы, с изумлением обнаружила, что уже значительно больше двух часов. Перед ней лежало явное свидетельство ее трудов — стопка исписанных листов. Первоначально аккуратные, буквы постепенно превращались в каракули, когда перо не успевало за галопирующим воображением. Она уже и забыла, каково это, когда подстегивает вдохновение. Эта мысль заставила ее осознать, какой рутиной стало для нее сочинительство. Обрывки романа щипали, как пальцы, заставляя вновь взяться за перо, пока она не потеряла нить повествования. Все, с нее на сегодня достаточно!

У нее болела рука, а голову словно набили ватой. Дебора вытерла руки о блузу в чернильных пятнах, которую специально надела, чтобы не запачкать платье, положила рукопись в стол-бюро и закрыла крышку.


Испытывая сильное желание подкрепиться, она сходила на кухню и сделала себе крепкого чая, но, возвращаясь в маленькую гостиную, так и застыла на пороге.

Эллиот выглядел безукоризненно. Ни единой складочки на кителе оливкового цвета и лимонных панталонах. Начищенные гессенские сапоги с кисточками блестят. Дебора в ужасе ощутила свои заколотые кое-как волосы, рабочую блузу всю в пятнах и перепачканные чернилами пальцы. Ну почему он всегда застает ее в наихудшем виде? Ведь сам с каждым разом выглядит все более привлекательно. Более высокий. Более мускулистый. Панталоны облегают его, как вторая кожа. Словом, «более» во всех отношениях! И почему он всегда так ей улыбается? А она? Если решила его забыть, почему так рада его приходу?

Дебора прижала к себе поднос с чаем.

— Как вы вошли?

Для нее стало шоком увидеть его вот так, словно сошедшего со страниц романа о Белле. И вкупе с предательской дрожью удовольствия это вызвало довольно агрессивную реакцию. Однако все лучше, чем показать, как он на самом деле на нее действует.

— Грош цена была бы Павлину, не проберись он в дом с такими хлипкими замками, — усмехнулся Эллиот и перехватил у нее поднос с чаем, не оставив ей другого выбора, кроме как проследовать за ним в гостиную.

— Я не предполагала, что мы снова увидимся. — Дебора села на краешек кресла у камина. Ей ужасно хотелось чаю, но она боялась, что у нее будут трястись руки, если станет его наливать.

Эллиот поднял бровь:

— Но вы же понимали, что я нанесу вам визит, разве не так?

— Прошлой ночью мы окончательно попрощались.

— Не мы, а вы.

Дебора беспомощно уставилась на него. Он ждал, что она что-нибудь скажет, но она стала отмерять заварку из маленькой деревянной чайницы. И, наливая кипяток в оловянный заварной чайник, все-таки расплескала воду.

— Я принесла только одну чашку.

— Ненавижу чай, — заявил Эллиот и уселся напротив.

Дебора налила себе чаю, сделала глоток и глубоко вздохнула:

— Зачем вы здесь?

Вызывающие нотки в ее голосе не обманули его.

Она нервничала, но обрадовалась его приходу и не смогла этого полностью скрыть.

Эллиот вручил ей газету:

— Я подумал, вас это может заинтересовать.

Дебора стала просматривать заметку, и по мере чтения ее лицо осветилось слабой улыбкой.

— Сегодня утром я уже почти уверилась, что это плод моего воображения. Мне и сейчас с трудом верится, даже несмотря на материальное доказательство.

— К счастью, похоже, никто не знает, что у меня был сообщник, но вам все равно следует проявлять крайнюю осторожность. Никому ни слова, даже случайно.

— Я ничего не скажу, — ответила Дебора, но, вспомнив написанную сегодня сцену, почувствовала себя виноватой. Правда, она себя уговаривала, что изменила множество существенных деталей и никто не сможет ни о чем догадаться. — Но я уверена, бояться нечего. Не думала, что вы такой паникер.

— Я волнуюсь не за себя, а за вас. Моя безопасность меня мало волнует, но я не хочу, чтобы ваша была на моей совести.

— Так не будет. Ведь это я убедила вас взять меня с собой.

— Я бы не позволил себя убедить, если бы сам этого не хотел, — криво улыбнулся Эллиот. — Ну, и как вам такая опосредованная известность?

— Опосредованно, — откликнулась Дебора. — У меня такое чувство, что не я, а кто-то другой спускался вниз по веревке. Хотя должна признаться, совесть меня с опозданием, но забеспокоила. Картина ведь очень ценная.

— И вы переживаете, как я распоряжусь своей неправедной прибылью? — предположил Эллиот. — Не смотрите на меня так, я вас ни в чем не виню. Наоборот, я удивлен, почему вы раньше меня не спросили.

— Стыдно признаться, но, наверное, я не хотела искать причину, чтобы не идти с вами, — призналась Дебора и поставила недопитую чашку. — Почему вы это делаете, Эллиот? В смысле, частично я понимаю почему, ради острых ощущений. Догадываюсь, после привычной обстановки обычная жизнь кажется вам скучной и пресной. Но вы обмолвились, что вас мало волнует собственная жизнь. Неужели хотите, чтобы вас поймали?

— Конечно нет. Да, мне скучно, частично поэтому. Моя сестра считает, что я должен подыскать себе какое-нибудь доходное занятие, и она, скорее всего, права, — поморщился Эллиот.

— Доходное занятие как-то с вами не вяжется. Я не знала, что у вас есть сестра. Она живет в Лондоне?

— В данный момент — да. Лиззи замужем за суровым шотландцем, который желает умыкнуть ее в горы, чтобы рожать их первого ребенка. — Эллиот усмехнулся, радуясь перемене темы. — Представляю, какие у них будут грандиозные битвы со свекровью, и я знаю, на кого поставлю. Лиззи не нуждается в чужих советах и не имеет желания претворять их в жизнь.

— Мне бы хотелось иметь сестру, — с задумчивой улыбкой сказала Дебора. — У меня нет родных. Родители умерли, когда я была совсем маленькой. После их смерти моим опекуном стал дядя, а он был закоренелым холостяком. Когда я вернулась к нему после пансиона, он не знал, что со мной делать. Ему не нравился Джереми. Он говорил, что тот женится на мне только из-за наследства, но не слишком-то пытался остановить. «Стели постель, как тебе заблагорассудится, но не прибегай ко мне, если покажется слишком жестко», — сказал он мне тогда. Хотя не то чтобы я собиралась, — заключила она и невесело улыбнулась.

«Понимает ли она, что последним предложением выдала себя в головой?» — подумал Эллиот, тронутый ее гордостью. И испытал за нее гнев.

— Он сейчас жив?

Дебора покачала головой:

— Он умер пять лет назад. Выйдя замуж, я редко его видела. Я часто думаю, что надо было попытаться с ним сблизиться. — Удивительно, как сильно в ней до сих пор чувство вины. Она миллион раз говорила себе, что дядя Питер никогда не пытался поддерживать с ней отношения, но все бессмысленно. Она боялась подпустить его к себе, держала на расстоянии, как и всех остальных. — Не понимаю, почему мы затронули эту тему, — резко сказала она. — Моя довольно жалкая жизнь вам, безусловно, неинтересна.

— Мне интересны вы, Дебора.

Она сосредоточенно стала убирать выбившийся локон и опустила голову, пряча порозовевшие щеки.

— Можно придумать множество более интересных тем.

Эллиоту очень хотелось продолжить данную, но интуиция подсказывала, что это неразумно. Выманивание секретов его вторая натура. Уметь вовремя остановиться и не выдать, как много ты уже знаешь, настоящее искусство, он владел им в совершенстве. «Хотя, надо отметить, — иронично признал он, — Дебора дала бы сто очков вперед любому подкованному дипломату».

— Значит, вы хотите знать, зачем я изобрел Павлина? Это более интересная тема?

Дебора кивнула:

— Если она для вас не слишком личная. Мне интересно, вы меня озадачили. Тщательно выбираете свои жертвы. У вас с ними личные счеты?

— С чего вы взяли? — резко спросил Эллиот.

— Не знаю. — Дебора нахмурилась. — Думаю, мне просто трудно поверить, что вы делаете это ради личной выгоды. Предпринять столько вылазок из банального желания острых ощущений? Будь это так, вам бы уже давно наскучило это дело.

— Вы очень проницательны. Будем надеяться, что джентльмены на Боу-стрит и в подметки вам не годятся.

— Джентльмены на Боу-стрит не располагают моими сведениями. Это действительно слишком личная тема? Я пойму, если вы не захотите ее продолжать.