– Уверяю вас, когда поймают как можно больше продавцов джина, то это тут же ударит по тем, кто производит джин. С момента внесения пункта прошло всего несколько месяцев. Надо подождать, мой друг.

– У меня нет времени ждать, – отрезал Уэйкфилд. – Лондон гибнет от этой заразы. В нашем огромном городе от этого умирает больше жителей, чем рождается. Тела валяются на улицах и в канавах Ист-Энда[2]. От жен уходят пьяницы-мужья, пьяные матери убивают младенцев, брошенные дети умирают или продают себя. Как может Англия процветать, если рабочая сила вырождается? Мы исчезнем как нация, если не искореним пьянство в нашем городе.

Томас знал, что проблема джина волнует Уэйкфилда, но не думал, что настолько глубоко. Он не ожидал подобной страстности от такого человека, каким ему представлялся герцог.

Вдруг его внимание привлекло движение на другом конце бального зала. Там появилась женщина в огненно-оранжевом платье, из-под которого виднелись бледно-желтые нижние юбки. Волосы – винно-красного цвета, а губы и щеки густо накрашены. Глаза всех мужчин устремились на нее, а она кокетливо похлопывала по руке своего спутника сложенным веером. Ее кавалер что-то сказал, она откинула голову, изогнув белоснежную шею, и засмеялась, от чего ее грудь заколыхалась.

– …только если состоятельного человека поймают на том, что он производит джин, – продолжал развивать свою мысль Уэйкфилд.

Томас понял, что пропустил большую часть сказанного герцогом, и повернулся к нему. Однако краем глаза все-таки следил за этой женщиной – она игриво водила пальцами по выпуклостям груди.

– Распутница.

– Кто?

Черт, он произнес это вслух, и теперь Уэйкфилд ждет от него ответа.

Томас поморщился.

– Миссис Тейт. – Он кивнул, указывая на женщину в противоположной стороне залы. – Каждый раз, когда я ее вижу, у нее новый поклонник и всегда моложе, чем она. Любому ясно, что ей тридцать пять, никак не меньше. Эту женщину следует привлечь к ответу за неприличное поведение.

– Тридцать восемь, – пробормотал Уйэкфилд.

Томас в изумлении посмотрел на него:

– Вы ее знаете?

Уэйкфилд поднял брови:

– Полагаю, что она известна большей части лондонского света.

Томас перевел взгляд на миссис Тейт. Неужели герцог спал с ней?

– Она остроумна, и у нее непринужденные манеры, – сказал герцог. – К тому же она была замужем за человеком втрое старше ее. Я не стал бы осуждать ее за те небольшие слабости, которые она себе позволяет теперь, когда стала вдовой.

– Она выставляет себя напоказ, – сквозь зубы процедил Томас, чувствуя, как Уэйкфилд сверлит его взглядом.

– Возможно, но лишь с неженатыми джентльменами. Она весьма осторожна и также не флиртует с джентльменами, которые помолвлены.

Словно услыхав слово «помолвлены», Лавиния Тейт подняла голову и встретилась глазами с Томасом, несмотря на то что их разделяло пространство залы. Он знал, что глаза у нее карие. Обычные карие глаза. Цвет глаз она не может изменить, с удовлетворением подумал он. Это не щеки под румянами.

Она выдержала его взгляд и подняла подбородок. Это был жест старый как мир, такой же старый, как тот, которым Ева подзадоривала Адама откусить кусочек от спелого яблока.

Томас отвернулся. Он как-то попробовал этого яблока, и хотя было трудно, но он смог оторваться от опьяняющей сладости плода. Эта женщина – ведьма, потаскуха. А в его жизни ему хватало потаскух.


Лицо леди Геро было спокойно и серьезно и почти красиво. Ее, кажется, совсем не впечатлило театральное перечисление Гриффином всех его грехов.

– Я уже поняла, что вы распутник, – сказала она, когда он остановился. Она присела в грациозном реверансе. – Но поскольку вы мой деверь, лорд Рединг, то полагаю, что совсем избежать вашего общества будет затруднительно.

Эта женщина точно знала, как уколоть мужчину и задеть его самолюбие. И надо же было так случиться – вот уж ирония судьбы, – что именно эту женщину Томас избрал своей невестой. Женщину, которая не постеснялась высказать ему свое неудовольствие. Женщину, которая наблюдала его не в лучшем виде и явно не собиралась забыть это зрелище. Женщину, гордившуюся своей незапятнанной репутацией.

Леди Совершенство – идеальный выбор для его идеального брата.

Гриффин с неприязнью смотрел на нее. Она изогнула левую бровь – черт бы ее побрал! Она далеко не красавица, невеста его брата. Но она обладала той элегантностью, которую можно иногда обнаружить среди представительниц высшего английского света. У нее нежная кремовая кожа, немного длинное лицо, правильные аккуратные черты, а волосы рыжие, изысканного оттенка.

Он видел похожих на нее женщин сотни раз, и все же… что-то в леди Геро было особенным. Уже одно то, что большинство дам ее сословия просто оставили бы его в гостиной самостоятельно разбираться в той ситуации, куда он угодил. А она пошла против своих строгих моральных правил и спасла и его, и Беллу. Она что, сделала это из сострадания к двум незнакомым ей людям? Или у нее такие глубокие этические устои, которые вытеснили ее отвращение к происходившему в гостиной?

Музыка утихла, и танец закончился. Ему следует отвести ее обратно к нудному Томасу. Он сопроводит ее к жениху, разумеется, но… чуть-чуть повременит.

Гриффин поклонился и с покорным видом предложил ей руку.

– Печально, не так ли?

Геро подозрительно на него взглянула, но этикет не позволил ей отказаться. Гриффин в душе торжествовал.

– О чем вы? – спросила она.

– О, о том, что такая благовоспитанная женщина, как вы, вынуждена смириться с обществом такого отпетого негодяя, как я. Исключительно из-за светских условностей.

Геро высоко подняла подбородок, а он медленно повел ее сквозь толпу.

– Я сознаю свой долг.

Гриффин выкатил глаза.

– Это вам зачтется. Мое постоянное присутствие в вашей жизни, несомненно, приведет вас к святости.

От его внимания не укрылось, как слегка дрогнули мягкие розовые губы. Ей-богу! Леди Совершенство обладает чувством юмора! Гриффин увидел улыбку, хотя лицо осталось неподвижным. А какой будет настоящая улыбка на ее лице? А что будет, если она рассмеется от души?

Он наклонил к ней голову, вдыхая запах цветов.

– Если вы выходите за моего брата не из-за его титула, тогда почему?

Широко раскрытые серые глаза с удивлением посмотрели на него. Она находилась так близко, что стоило ему наклониться чуть ближе, и губы коснулись бы ее губ. А если бы ее губы разомкнулись под его языком, то он ощутил бы их вкус – обволакивающий вкус меда.

О Боже! Гриффин резко поднял голову. К счастью, леди Геро не заметила его замешательства.

– Что вы имеете в виду?

Он со вздохом отвернулся. Они почти пересекли залу и теперь двигались в противоположную сторону от того места, где стоял Томас. Он играет с огнем, но его всегда привлекала опасность.

– Почему вы выходите за Томаса?

– Мой брат и он – друзья. Максимус настоятельно советовал мне вступить в этот брак.

– И это все?

– Нет, конечно. Мой брат не стал бы рассматривать Мэндевилла как подходящего мужа для меня, если бы тот не пользовался уважением, не был добрым и состоятельным человеком. – Она выложила все доводы брата, словно перечисляла достоинства породистого барана.

– Вы его не любите? – спросил Гриффин не ради праздного любопытства.

Геро непонимающе сдвинула брови, словно он перешел на шведский язык.

– Я не сомневаюсь, что когда-нибудь полюблю его.

– Не сомневаетесь… – пробормотал Гриффин, снова почувствовав дурацкое удовлетворение. – Как, к примеру, любимого спаниеля!

Геро остановилась как вкопанная, и он подумал, что она вполне могла бы упереться руками в бока подобно разозлившейся торговке рыбой.

– Мэндевилл не спаниель!

– Тогда датский дог?

– Лорд Гриффин…

Он потянул ее вперед и повел к другой стороне залы.

– Просто я всегда думал, что было бы приятно…

– Что?

– Быть влюбленным в жену… или в вашем случае – в мужа.

Ее лицо на мгновение потеплело, серые глаза чуть затуманились, а нежные губы приоткрылись. Гриффин не мог оторвать от нее глаз. Неужели он увидел подлинную леди Геро?

Но она тут же снова превратилась в леди Совершенство, с прямой спиной, плотно сжатыми губами и непроницаемым взглядом. Перемена была удивительной. Что стало причиной такого перевоплощения?

– Как романтично, – произнесла она скучающим и невыразительным светским тоном, а Гриффин едва не заскрежетал зубами, – думать, что любовь хоть как-то связана с браком.

– Почему?

– Потому что брак для нашего сословия – это соглашение между семьями, и вам это хорошо известно.

– Но разве это не может быть чем-то большим?

– Вы намеренно притворяетесь, – нетерпеливо произнесла Геро. – Не мне объяснять вам законы светского общества.

– У моих родителей это было.

– Что?

– Любовь, – ответил Гриффин. – Они любили друг друга. Я знаю, какая это редкость, но это вполне возможно.

– Мои родители тоже любили друг друга.

– Что? – От неожиданности он даже смутился.

Геро склонила голову, и он видел только ее рот с печально опущенными уголками.

– Я знаю, что между моими родителями была глубокая привязанность.

Гриффин вдруг с ужасом вспомнил, что ее родителей убили. Это преступление было у всех на устах лет пятнадцать назад: герцог и герцогиня Уэйкфилд, выходя из театра, погибли от рук лондонских бродяг.