Оторвавшись от перил, Дэш пересек палубу, еще раз взглянул на паруса и кивнул Нейту, который смотрел на него с верхней палубы.

Она оказалась здесь из-за ошибочной мысли о примирении и из-за страшных рассказов Нейта о его скорой кончине. О, Дэш мог себе представить, как его сын сгустил краски. «Миледи, боюсь, на этот раз…» Она всегда была мягкосердечная и добрая, милая, хорошенькая, невинная и слишком доверчивая. По крайней мере, была такой, пока не познакомилась с ним.

Дэш рывком открыл дверь в свою каюту и, запустив руку в волосы, уставился на беспорядок вокруг. Вряд ли это обитель героя, которого все ожидали обнаружить, узнав, кто он. Капитан Томас Дэшуэлл. Герой 1814 года. Гроза британцев. Обожаемый сын Балтимора.

И как разочаровывались они все, когда узнавали правду.

Даже его собственный сын смотрел на него настороженно и печально, как будто он тоже надеялся найти того человека, того легендарного героя. Дэш пнул в сторону разбросанную одежду, глянул на валявшийся старый вахтенный журнал. Книга была заполнена отчетами и рекордами, которыми он никогда не хвастался, случаями, когда он думал, что ни он, ни команда, ни «Цирцея» не выживут.

Но они выжили, и вместо того чтобы назвать его удачливым сукиным сыном, кем он и был на самом деле, его провозгласили героем.

«Я обычный человек!» - хотелось Дэшу крикнуть. И даже на обычного он не слишком тянет. Оглядев каюту, он заметил свое отражение в грязном зеркале.

Вот человек, который хочет, чтобы мир забыл его точно так же, как он желает забыть мир, говорило отражение. Покачав головой, он подошел ближе, пальцы коснулись холодного безразличного стекла. Оно лишь отражало то, что видело, не заботясь, что отражение станет шоком для зрителя, скажет правду, которая никому не понравится.

Дэш не узнал себя. Мутные глаза, кое-как подстриженные волосы, завязанные в старомодную косичку. А лицо рассказывало его историю красноречивее, чем любая ложь Нейта.

Его сын не лгал леди Филиппе. Он действительно похож на смерть. В зеркале виднелся только намек на того заносчивого упрямца, который поцеловал ее на прощание в Холлиндрейк-Хаусе и думал увидеться с ней через две недели.

Неудивительно, что она в ужасе шарахнулась от него. Он напоминал нищего из трущоб Севен-Дайалс. Для полноты картины не хватало только оловянной чашки да выпавших зубов.

- По крайней мере, зубы у меня еще все целы, - пробормотал Дэш, потирая подбородок, покрытый недельной, а то и двухнедельной щетиной. - Ты рассуждаешь как старик, - упрекнул он себя.

Он не так уж стар, не на последнем отрезке жизни, и не собирается передавать команду этому заносчивому щенку, своему сыну.

Но Дэш знал и другое. Пока он выглядит так, будто готов переселиться к морскому дьяволу, она будет болтаться тут до тех пор, пока он не протянет ноги или не продемонстрирует, сколько еще под руинами здоровья и сердечности.

Он им обоим покажет, выставит дураками.

Она увидит мужчину, которого оставила, и пожалеет о каждом дне, который провела в Мейфэре как принцесса… виконтесса… или… за какой там титул она себя продала. Дэш усмехнулся. Его не волнует, что она подумает. Он лишь хочет, чтобы она убралась с его судна и из его жизни. И чтобы сделать это, нужно, чтобы все знали, кто здесь хозяин.

Не размышляя, Дэш потянулся за бутылкой, которую всегда держал поблизости, но дрожащая рука наткнулась на пустоту. Тогда он вспомнил, почему поднялся на палубу. Потому что бутылки не было и его жажда, внутренняя пустота, которую он никогда не мог заполнить, толкнули его на поиски…

И что он нашел? Ее! На своем судне. У него внутри все скрутило, ноги ослабли. Прижав дрожащую руку к груди, он скрипнул зубами.

Да, пришло время заканчивать мятеж: на борту его судна и в его сердце.

Пиппин вышла из каюты, настроенная что-то сделать. Что именно, она понятия не имела, но ей не нравилась идея еще двадцать дней прятаться от своего прошлого в тесной каюте, пока они не доберутся до Балтимора.

Задумавшись о своих планах или об их отсутствии, она не заметила в коридоре моряка и налетела на него, ткнувшись в его широкую грудь, когда судно поднялось на волне и палуба качнулась, лишая равновесия.

Мужчина поймал ее и прижал ближе, его ноги твердо стояли на поднимавшемся и падавшем судне, словно качка столь же естественна, как нежное баюканье матери. Он держал ее за локти уверенно и надежно. Пиппин ничего не могла с собой поделать, она цеплялась за него, чтобы обрести равновесие, но ее сердце внезапно отчаянно заколотилось.

Это походило на сцену из бесконечных пьес, которые они давным-давно сочиняли с кузиной Талли. «Моральная дилемма Имоджин, или Пират ее сердца». О Господи! И вот она снова Имоджин, хотя вряд ли она невинная девственница, похищенная пиратом, оказавшаяся в его объятиях и дрожавшая от чувств, каких «она не понимала, но горела нетерпением узнать».

В ее ушах зазвучали голоса ее детей. В ее возрасте следует быть невосприимчивой к таким вещам, давно перестать дрожать, как глупая дебютантка. Но она не могла с собой справиться.

Этот мужчина с сильным торсом и властно расправленными плечами стоял перед нею подобно герою из мечты. Аромат моря ударил ей в ноздри, пробираясь в легкие, и, к ее изумлению, это не брызги проникают через открытый люк, так пахнет от моряка.

Это все равно, что оказаться в объятиях самого Нептуна, потому что от этого человека пахло морем с намеком на примесь смолы и мыла. Это был мужской запах, которого она столь долго не знала, от которого по телу пробежала дрожь желания.

Боже милостивый! Ее словно волной окатило, и, к своему ужасу, Пиппин ближе наклонилась к нему.

- Осторожнее, Цирцея, - прошептал мужчина. - Эта качка несколько резковата для леди вроде вас.

Дэш!

Ее взгляд метнулся вверх, и она оказалась лицом к лицу с тем самым человеком, которого пришла искать. Растрепанный оборванец, которого она увидела на палубе, исчез, на его месте возник пират, которого она помнила. Немного старше, но это был Дэш.

Выбритый и вымытый, с упрямым квадратным подбородком. И хотя его зеленые глаза не искрились озорством или проказливой самонадеянностью, как она помнила, в них появился чувственный свет, опасный взгляд мужчины, который точно знал, что хочет, и всегда получал это.

Он назвал ее Цирцеей, своей сиреной. И он был пиратом, которого она стремилась выманить на берег. И даже теперь в моряке с темными волосами, завязанными в косичку по старой пиратской манере, с красным платком на голове, она почти видела пирата, который украл ее сердце. На нем не было только великолепной шляпы, как в ту ночь, когда она встретила его.

Ее сердце пробудилось к жизни, пустившись вскачь от воспоминаний о его объятиях, поцелуях, его жарких атаках.

Она думала, что он чувствовал ту же страсть, вспыхнувшую между ними, так же реагировал, потому что его губы чуть приоткрылись, голова наклонилась, будто он собирался украсть поцелуй… потом он замер, всматриваясь в ее лицо, словно тоже искал женщину, которую любил.

«Я здесь, Дэш, - хотелось ей протолкнуть через внезапно пересохшее горло. - Помнишь меня? Помнишь нас?»

Именно так она воображала себе их воссоединение, а не ужасную сцену, случившуюся раньше. Нет, в ее мечтах он поцеловал бы ее, и они стали бы такими, как в юности: околдованные друг другом, единодушные, опрометчивые и неудержимые в страсти, мечтавшие быть вместе, несмотря на скандал.

Если Дэш поцелует ее снова, это будет стоить любых скандалов, любого осуждения.

«Поцелуй меня, Дэш. Еще раз», - хотела умолять она.

Так было, пока его взгляд не упал на ее руку, все еще цеплявшуюся за его сюртук, на пальцы, стиснувшие лацкан. Но не ее рука окрасила его зеленые глаза в цвет штормящего моря, а безымянный палец, если быть точным. Где кольцо лорда Госсетта с изумрудом все еще утверждало, кто она или кем была.

Жена другого мужчины.

Пиппин услышала глубокий вздох и, прежде чем Дэш сделал это, знала, что он отодвинет ее. Он даже малейшей заботы не проявил, оттолкнул ее как зачумленную, и она, спотыкаясь, уперлась спиной в стенку.

Они стояли в покачивающемся коридоре, уставившись друг на друга, его грудь вздымалась и опадала от гнева, а Пиппин… она дрожала по другой причине.

Да, он преобразился, но это не значит, что гнев на нее за то, что он считал ее предательством, исчез вместе со щетиной и сюртуком в заплатках.

Схватив за спиной ручку двери, ведущей в ее каюту, Пиппин обдумывала, не сбежать ли обратно. Именно так следует поступить - разумно и безопасно.

Но когда она была разумной, если дело касалось этого мужчины?

Пиппин смело глянула ему в лицо. Да, она вышла замуж за другого и тем самым спасла шею Дэша от английской виселицы. Разве Дэш не понимал, чего ей это стоило? Не понимал, что не было другого решения? «Скажи ему, почему ты сделала это, - подстрекал ее голос из прошлого. - Скажи, почему ты так резко переменила курс. Скажи ему правду».

Ее рука инстинктивно потянулась прикрыть живот, защищая драгоценный подарок жизни, который давно покинул ее тело, стал взрослым и жил, не зная правды.

Точно так же, как и Дэш.

Как говаривала ее кузина Талли? Признание облегчает душу.

Да, размышляла Пиппин. Как же! Сказать Дэшу правду. Это чрезвычайно поможет. Приведет его в такое состояние духа, что он не то, что оттолкнет ее, он ее за борт вышвырнет.

Они стояли так несколько минут, как пара настороженных котов, Дэш в гневе, Пиппин - охваченная чувством вины.

Несмотря на все рассказы о безжалостности Дэша, о его налетах и смелых вылазках, она его никогда не боялась, но сейчас впервые испугалась, поскольку он не тот самый человек, которого она любила, которому отдала сердце и невинность.

Когда он, наконец, заговорил, его слова слишком ясно подтвердили это.