— Гораздо лучше. Что я тебе обещал?

— Что моя добродетель останется в неприкосновенности, даже если моя репутация разобьется вдребезги.

Он с улыбкой поцеловал ее.

— В неприкосновенности так в неприкосновенности, но у добродетели обширные границы, знаешь ли.

Симона знала об этом по иллюстрациям из книги.

— Могу я показать тебе? — Одна его рука уже ласкала ее грудь, тогда так другая поднимала подол ее ночной рубашки.

— Да, пожалуйста.

Картинка могла стоить тысячи слов, но прикосновение Харри заслуживало тысячи разбитых сердец.


Симона оказалась в ловушке. Что-то горячее и тяжелое навалилось на ее ноги. Ей ни за что не выбраться из-под этой тяжести — или из этого жара. Она распахнула глаза только для того, чтобы обнаружить, что этой тяжестью является нога Харри — его голая нога — поверх ее ног. Его рука — голая рука — лежала поперек груди девушки, прижимая ее к постели. Он не…? Она не…? Ей на самом деле хотелось этого, и она подумала, что могла бы даже умолять. В самом деле, Симона была не лучше, чем другие куртизанки — может быть, даже хуже, потому что она знала, что он получит не то, за что заплатил. За исключением того, что Харри платил ей вовсе не за это. Может быть, это ей следует заплатить ему за прошлую ночь? Что за неразбериха, и черт, неужели он мог ощущать, что ее соски напряглись при таких скандальных мыслях? Девушка оттолкнула его прочь.

— Ты обманул меня!

Харри не спал и улыбался, наблюдая за ней, словно знал, что за мысли бродят в ее голове: чувство вины и воспоминания о блаженстве.

— Я не сделал этого. Твоя девственность в такой же неприкосновенности, как и раньше. Ты сможешь без колебаний отправиться к будущему мужу.

— Ты снял свой халат!

— Боже, Нома, ты беспокоишься об этом после того, как я заставил тебя стонать от женского удовольствия?

Она разрумянилась так, как это удается только рыжеволосым, став красной, как помидор. Девушка была подавлена тем, что сделала, что позволила опытному соблазнителю поступить подобным образом.

Харри объяснил:

— Мне стало слишком жарко в халате, так что я его снял.

Ни извинения, ни сожалений?

— Надень. Его. Снова.

Харри начал стягивать одеяла вниз, обнажив свою грудь, каждый мускул которой напрягался, когда он двигался. Затем он высунул ногу.

— Не сейчас!

Он улыбнулся ей.

— А когда?

— После того, как я уйду. — Она выбралась из постели и зашагала к двери в свою гардеробную. Симона забыла, что ее одежда была совершенно прозрачной, пока Харри не сказал:

— Спасибо тебе.

Харри знал, что ему должно быть стыдно. Проклятие, ведь он играет с огнем — и с семантикой[23]. Ради Бога, Симона же была невинной, и чертовски верно, что теперь она ею не является — разве что с технической стороны. Это все ее одежда, сказал он себе, гардероб шлюхи. Нет, это из-за ее волос, похожих на маяк сирены. И из-за темно-шоколадных глаз, которые сияли так нежно, и из-за грудей, которые так и просились в его руки, из-за ее отзывчивости и ума. И из-за грудей. Господи, Харри возбудился, только подумав о ее груди. Стыдно? Он ощущал себя королем от того, что подарил ей наслаждение, нищим — от того, что хотел большего, но не испытывал ни малейших сожалений. Дьявол, это же правительственное дело. А он всего лишь мужчина. Он сделал бы то же самое, прямо сейчас, если бы Симона не выбежала из комнаты. Он доставил бы ей удовольствие снова этой ночью, если она позволит ему — даже если его неудовлетворенное состояние почти убило бы его.

Так как никто из остальных вряд ли поднимется еще в течение нескольких часов, то Харри предложил поехать в деревню и позавтракать вместе с Дэниелом. Его жеребцу нужна нагрузка. Бог знает, что то же самое было нужно и ему. Молодой человек также хотел, чтобы Симона получше познакомилась с гнедым мерином перед предстоящей скачкой. И ему нужно было выслушать новости Дэниела.

Симона решила наслаждаться солнечным утром, лошадьми и компанией Харри. Это поможет ей не думать о прошлой ночи. О прошлой ночи, об этой ночи, обо всех ночах, которые наступят.

Поездка до деревни была короткой, но быстрой и восхитительной. Грумы, которые наблюдали за тем, как они уезжали, решили сделать собственные дополнительные ставки. Гнедой никогда не сможет догнать черного Фидуса, принадлежащего Харри, конечно же, но мисс Рояль скачет, как ветер, и разве она не аппетитно выглядит в своей черно-красной амазонке? Харри почти отстал, наблюдая за ней, мечтая о том, чтобы ее волосы были распущены и развевались за спиной. Дьявол, он жаждал, чтобы она скакала на нем с таким же выражением экстаза на лице. Проклятие, теперь он ревновал ее к лошади!

Дэниел вовсе не был рад, что его разбудили так рано. Он покончил со своим маскарадом, заявил он, когда Симона спросила его об этом после того, как пригрозила ему хлыстом за то, что обманывал ее.

— Группа других парней приехала из города, чтобы увидеть скачку и понаблюдать за схваткой в лабиринте. Я здесь для того, чтобы поддержать своего кузена, знаете ли, и нет ничего неуместного в моем пребывании в Ричмонде.

Он был раздражен из-за того, что отменили конкурс с лабиринтом, потому что поставил свои деньги на мисс Ройяль.

Харри был раздражен, когда Дэниел уселся слишком близко к ней за столом для завтрака в отдельной гостиной, за которую заплатил Харри. Сначала лошадь, теперь — его неповоротливый кузен. Он решил, что должен снова сосредоточиться на деле.

— Апартаменты Данфорта уже обыскали?

Дэниел перестал наполнять свою тарелку едой, которой хватило бы на всю гостиницу.

— Они не нашли никаких писем или дневников.

— Кто этим занимался?

— Инспектор Димм и два бывших взломщика, работающих на Боу-стрит. Один — чтобы открыть замок отмычкой, другой — чтобы помочь в поисках, а Димм — для того, чтобы убедиться, чтобы они не стянули что-то другое.

— Димм ничего не пропустил бы. Черт, тогда Данфорт не тот, кто нам нужен, или улики у него с собой.

Симона перестала удивляться, как много еды могут употребить кузены, и спросила:

— Вы думаете, что лорд Джеймс Данфорт — шантажист? Сын герцога?

Харри ответил, пока Дэниел продолжил есть.

— Данфорт — паршивая овца в семье, и получил слишком много денег, чтобы они пришли к нему честным путем. Он уже был в моем списке, после того, как… хм, навещал тот дом, где пропали документы.

— Готов поспорить, многие парни посещали ее, — вставил Дэниел между двумя кусками. — Она — популярная женщина, эта дама. Очень жаль, что сейчас она слишком стара, иначе я сам нанес бы ей визит. Но весна нравится мне больше, чем лето. А осень… ой. Почему ты пнул меня? О. Извините, мисс Ройяль. Я забыл, что вы не член семьи.

— Только не забывай, что она — леди, — прорычал Харри. — А что до другой женщины, то очень жаль, что она не сожгла письма своих любовников и свои дневники, вместо того, чтобы позволить их украсть.

Симона подумала о том, как открыто джентльмены в Гриффин-Вудс выставляли напоказ своих любовниц.

— Неужели будет так ужасно, если люди узнают, какие джентльмены были ее любовниками? Большинство жен, должно быть, уже знает об этом, не важно, о чем думают или на что надеются мужья. Мы все знаем, как быстро расходятся слухи, и как далеко.

— С этими женами — да, это важно. И с этими мужчинами, которые находятся на вершине правительства. И это не просто письменное доказательство; в дневниках этой женщины перечисляется, сколько ее любовники потратили на драгоценности, лошадей и меха для нее.

— Вероятно, это деньги из королевской казны, или армейские средства, — добавил Дэниел, потянувшись за последним ломтиком бифштекса. — Будут большие неприятности, если все это выйдет наружу.

— Так и должно быть, — с негодованием заявила Симона. — Это — незаконное присвоение средств, если я правильно поняла.

— Верно, но Принни и его братья и так достаточно непопулярны. А эта женщина, возможно, преувеличила суммы.

— Вы уверены, что это не она собирает деньги шантажом?

— Она клянется, что нет, — ответил Харри.

— И вы поверили ей — аморальной женщине, у которой было так много любовников? Шлюхе? — Симона на мгновение забыла, что и сама играла роль шлюхи.

Кузены посмотрели друг на друга, одни голубые глаза вгляделись в другие.

— На мой вкус это было верно, — проговорил Харри.

— Никакой сыпи, — сказал Дэниел.

Симона перевела взгляд с одного на другого, размышляя, где она потеряла нить разговора, и неужели все мужчины из рода Ройсов сумасшедшие.

— Я имела в виду не бифштекс или язык. Вы поверили ей?

Оба мужчины ответили утвердительно и вернулись к своей еде.

Когда с этим было покончено, Харри произнес:

— Мне придется обыскать его комнаты. Господи, что будет за ссора, если Данфорт поймает меня возле своей наложницы, ведь мы с ним не в дружеских отношениях и не наносим друг другу визитов. Он всегда был таким снобом по поводу моего рождения.

— Данфорт — осел.

— И он плохо обращается с Сандари.

Когда Дэниел вызвался провести обыск, Харри отверг его предложение.

— Ты слишком громаден, чтобы прятаться по углам, и тебе нечего делать в доме, ни в качестве Харольда, ни под своим именем.

— Уверен, что я попаду в дом — по крайней мере, во время бала. Меня пригласили, если ты не знаешь. Я смогу заскочить наверх, пока все будут танцевать.

— Слуги будут знать, что тебе нечего делать в прочих местах, кроме бального зала или комнаты с закусками.

— Они будут слишком заняты, обслуживая гостей. И я могу заявить, что одна из леди пригласила меня наверх. Это не слишком неправдоподобно на приеме у Горэма.

Харри посмотрел на неряшливую рубашку кузена, его всклокоченные волосы и шарф с пятнами.