— Я не позволю передавать меня по кругу, как флягу с вином. Я заключила соглашение с вами и ни с кем другим. Ваш друг может оказаться более требовательным в отношении моих услуг и менее привлекательным для меня.

— И ад может замерзнуть, — пробормотал майор. Вслух же он произнес: — Я боялся, что вы это скажете. Но что, если он тоже будет Харри?

— Как он может им быть? Либо вы Харри, либо вы — не он. Вы говорили, что никогда не лжете.

— Ага, и это проблема.

— Что не имеет никакого смысла. Может существовать любое множество Харри, но вы — только один. Харри, Харрисон, Харольд — имя ничего не значит. Вы сами так сказали. В самом деле, я никогда не поцеловала бы мистера Харриса, и не имеет значения, как этот сухарь будет называть себя.

Майор начал кашлять, так что Симона принесла ему еще одну чашку чая.

Когда приступ удушья прошел, тот проговорил:

— Люди не всегда являются тем или кем они кажутся.

— Если это загадка, то вам придется разгадать ее для меня.

— Я не могу, пока не могу. Слишком много жизней поставлено на карту. Если вы заговорите не с тем человеком до того, как мы уедем, бессознательно прошепчете о сомнениях, то все планы могут пойти вкривь и вкось и закончатся плохо.

— Но вы сказали, что хотите, чтобы я подслушивала сплетни.

— Подслушивать, да, но ничего не выбалтывать. Позже ты все поймешь.

Сейчас девушка понимала, что, несмотря на всю красивую одежду и намерения, она, кажется, в душе все равно оставалась мисс Симоной Райленд, разумной женщиной, которой не нравились парадоксы и загадки.

— Не знаю, смогу ли я в конечно счете справиться с этим.

— Просто ты еще не вжилась в свою роль. К несчастью у нас нет месяца на репетиции. Ну, давай попробуем снова. В этот раз я возьму инициативу на себя.

— Возьмете инициативу? — Ей не нравилось, как это прозвучало, но прежде, чем Симона успела отреагировать, майор притянул ее к себе на колени, где минуту назад сидела кошка. Испуганная его быстрым движением и его силой, девушка, тем не менее, заметила его удивительно крепкие бедра, оказавшиеся под ее задом. Она могла ожидать, что бедра будут хилыми и болезненными, если бы вообще думала о бедрах джентльмена, чем до этого момента ей заниматься не приходилось. Должно быть, он все же ездит на своих лошадях, в конце концов, подумала Симона до того, как майор приподнял ее подбородок и прижался своим ртом к ее губам.

Усы щекотали кожу, а борода натирала ее подбородок, но теперь она поняла, что такое настоящий поцелуй. Его губы были теплыми и сухими, а не потрескавшимися, как у викария, слюнявыми, как у барона или холодными и твердыми, как у того распутного сына. Теперь и ее губы потеплели. Их даже начало покалывать. Затем майор высунул язык и облизнул ее губы с нежностью бабочки, не угрожающе, не навязчиво, просто… приятно. Этого должно быть достаточно, чтобы убедить любых зрителей. Как много их может быть, в конце концов? Не важно, что там наговорил майор, никто, кроме животных на ферме, не позволяет себе проводить время в компании подобным образом. Она определенно этого не позволит. Симона отстранилась, и его руки немедленно оставили ее плечи.

— Может быть, вам бы понравилось это больше, если бы вы представили себе этого молодого человека.

Ей понравился его поцелуй, до некоторой степени, во всяком случае.

— Хм, высокого, темноволосого и привлекательного?

Майор снова коснулся губами ее губ.

— Более или менее.

— Голубоглазого?

— Если тебе так нравится.

Ей нравилось. И, без сомнения, перед своим мысленным взглядом Симона держала его образ, того Харри, о котором она мечтала, должно быть после историй, услышанных у Лидии Бертон. Закрыв глаза, забыв про усы, она целовала его, а Харри целовал ее в ответ. Его руки гладили ее спину и шею, проводили вниз по бокам, и девушка разгорячилась, желая прижаться ближе. Она осмелилась поднять руку, а затем передумала. Нет, ей не хочется прикасаться к его старомодному парику и разрушать свою мечту.

Ощущая себя предательницей из-за того, что она думает о воображаемом герое, когда целует своего старого немощного покровителя, Симона провела руками по его груди и плечам. На ощупь они казались твердыми и сильными, такими же мускулистыми, как и его ноги, и гораздо больше подходили для мужчины в ее воображении, чем старичку из ее будущего. Затем девушка забыла обо всем, кроме него, майора Харрисона, того Харри, который обнимал ее. Теперь собственное тело подсказывало ей, что делать, чего оно хочет, что больше всего он желает получить в ответ. Только этим были заняты ее мысли, в то время как падающие звезды танцевали на ее небосводе. Она никогда… не удивительно… его язык может делать это? Существовало что-то большее?

Наконец им обоим понадобилось вдохнуть воздуха. Симона отстранилась и широко улыбнулась.

— Я могу это делать!

— О, леди, ты, определенно, можешь. — Харри столкнул ее с коленей и расправил сюртук так, чтобы ткань прикрывала их. Он задыхался, так что девушка забеспокоилась, что поцелуи, подобные поцелуи, оказались слишком большим напряжением для дряхлого человека. Но майор улыбался. Его парик криво сидел на голове, шейный платок был развязан — неужели она сделала это? — и теперь один кончик усов поднимался вверх, а другой — смотрел вниз.

Симона едет в Ричмонд.

Харри сгорел бы в аду, если бы они не остановились. Он отправил девушку в постель — в ее собственную постель — и налил себе еще один стакан портвейна. Затем он откинулся на спинку, поправил свою одежду, привел в порядок мужские органы и мысли.

Этот новый план сработает идеально, сказал он себе. Она сохранит свою добродетель; а он — свою репутацию повесы.

Симона будет играть роль; а Харри будет вести себя как идеальный джентльмен, а не как ублюдок, которым он был по рождению.

Сохранить ее целомудрие будет легко; он в любом случае не хотел эту женщину.

Затем он отставил стакан с портвейном в сторону и съел три куска сахара с чайного подноса.


У Харри были свои шпионы, чтобы он всегда мог быть в курсе событий, по всему Лондону, его кадры, состоящие из офицеров разведки. У него были платные источники информации в самых высших кругах общества и среди самых низких отбросов человечества. Однако ничто из этого не могло сравниться со слухами, которые циркулировали в среде слуг.

Казалось, что все знали о соревновании куртизанок. В самом деле, Салли могла назвать Симоне имена половины женщин, которые, как предполагалось, посетят загородный прием лорд Горэма, плюс их особые таланты, любимых модисток и испытывают ли они сомнения перед обманом. Ей придется остерегаться той, которая ненавидит всех женщин, и еще другой, которая любит их слишком сильно. Известно, что одна куртизанка отчаянно нуждалась в деньгах, чтобы оплатить карточные долги, которые ее покровитель отказался платить. Некий виконт собрался жениться и уехать из города, так что его любовнице нужны были деньги до тех пор, пока она не найдет нового инвестора. С отчаявшимися соревноваться будет наиболее сложно, предупредила Салли, после мисс Клэр Хоуп, конечно же, постоянной спутницы лорда Горэма — когда его жена не смотрела в его сторону. Симоне пришлось прикрыть свой смешок кашлем, потому что она знала настоящее имя этой женщины.

Салли полностью понимала использование псевдонимов. А как же, ведь она поедет под именем Сары Бойл, составленным из ее собственного полного имени и девичьей фамилии ее матери. Это не годится, пояснила она, попросив извинения у мисс, чтобы стало известно, что Салли Джадд одевала леди легкого поведения, только не тогда, когда впоследствии девушка хотела найти себе работу у приличной, светской леди. И большое спасибо мисс Ройаль за все то, чему Салли научится, прислуживая ей. Она взволнована тем, что отправится на высокопоставленное сборище, но, снова попросив прощения, горничная добавила, что это плохо отразится одновременно на ее матери и домашнем очаге в Кенсингтоне, если связь между ними станет известна.

— Мамаша сделалась совсем респектабельной, клянусь, и не хочет, чтобы я следовала по ее стопам. Конечно, я вовсе не собираюсь забрасывать чепец за мельницу ради первого же привлекательного лица и лестных слов.

Ее брат, Джереми, будет Джемом Бойлом, по тем же причинам. Кроме того, майор попросил брата и сестру воспользоваться другими именами, а никто не отказывает хозяину Харри, и не просит объяснений.

Вероятно, потому что они никогда не получают ответов на свои вопросы, подумала Симона, но внимательно слушала все то, о чем Салли рассказывала ей.

Девушка составляла мысленный список до тех пор, пока информация не стала слишком сложной. Затем ей пришлось все записать. Учитывая, что согласно мельнице слухов, было приглашено более двадцати пар, то страницы ее записной книжки заполнились очень быстро.

Салли — Сара — была рада сообщить обо всех новостях, которые смогла собрать в близлежащих домах и скандальных газетенках, которые она обожала; Джем провел свои исследования в тавернах, где слуги пили свой эль; сама миссис Джадд взяла на себя труд навестить старых друзей в театрах. Она слушала сплетни в артистических фойе ради Харри, а не ради Симоны — и девушка знала об этом. Даже угрюмый кучер Харольд, которому, как она предполагала, вовсе не нужно было новое имя, так как он никогда не упоминал и о старом, собственно, как ни о чем и никому, кроме миссис Джадд, передал отрывочные сведения о конюшнях лорда Горэма и окружающей их сельской местности. Но что удивило Симону больше всего, так это сотрудничество мистера Харриса.

Все были совершенно уверены, что один из конкурсов будет включать в себя лабиринт в Ричмонде, расположенный поблизости от поместья лорда Горэма, Гриффин Вудс. Лабиринт был печально известен своими запутанными ходами, и специальный смотритель сидел на высокой лестнице, чтобы направлять обратно к выходу тех, кто потерялся. Все также были уверены, что лорд Горэм снабдит свою любовницу картой дорожек. Все остальные джентльмены лезли из кожи вон, чтобы приобрести или украсть такую же для своих партнерш. Виконт Мартиндейл на прошлой неделе отправил конюха в Ричмонд, чтобы найти лабиринт и составить его план. Слуга так и не вернулся.