— Прошу прощения, — сказал джентльмен, поклонившись и уступая ей дорогу.

Лиззи не ответила, но перешла на быстрый шаг. Тончайшая трещинка, образовавшая на сердце от его слов, начала расширяться. Ей казалось, при легчайшем толчке оно разобьется вдребезги, как стекло.

Кристи, герцог Дарлингтон, выглядел озадаченным, когда вслед за Уинстоном вошел в кабинет Джека.

Тот смотрел на полоску крови, пересекавшую ладонь в том месте, где перо врезалось в руку. Он даже не сознавал, как сильно его сжимает. Пока Кристи подходил к нему, он прижал к ранке платок.

— Ламборн! Я удивлен, что вижу тебя живым. Да еще не где-нибудь, а в Лондоне!

Джек с улыбкой пожал руку друга.

— Представь, я сам удивляюсь. Ну а ты как?

— Очень хорошо. И ты прекрасно выглядишь, жизнь беглеца тебе подходит. Ты выглядишь слегка потолстевшим.

— Потолстевшим?

Кристи взглянул на его руку.

— Да. Потолстевшим и обветренным.

С последним Джек мог согласиться, за время бегства лицо у него загорело. Он криво улыбнулся:

— Я имел возможность оценить свою жизнь в Лондоне.

Герцог засмеялся и посмотрел на дверь.

— Кто…

— Долгая история, — решительно заявил Джек. — Виски?

Кристи отказался. Джек налил себе глоток и жестом пригласил друга сесть в одно из трех кресел вокруг камина.

— Я слышал об Уилксе. Не могу выразить, насколько это меня опечалило.

— Да.

Вздохнув, Кристи посвятил его в грязную историю.

По большей части он повторил то, что Джек услышал от сестры, но объяснил ужасный заговор с целью свержения короля. Принц не знал о нем, пока Натан, граф Линдсей, не просветил его.

— Значит, скандал продолжается? — спросил Джек.

— Только еще больше разгорелся.

Кристи рассказал ему о людях, арестованных по подозрению в любовной связи с принцессой, о короле, пребывающем в своей знаменитой нерешительности, не знающем, что ему делать с неприятной историей. А без его указаний скандал не погасить.

— И вы, сэр, находитесь в очень большой опасности, — сказал Кристи. — Лучше бы ты остался в Шотландии.

— Я знаю, — нахмурился Джек. — Вот почему я хотел тебя видеть, мой старый друг. Мне необходима аудиенция у короля.

Герцог засмеялся:

— Ты с ума сошел? Аудиенция у короля станет твоей гибелью, Ламборн. Он вряд ли сможет защитить тебя от Георга, когда ты будешь стоять в его личных покоях.

— Я знаю.

Кристи смотрел на него с таким выражением, словно он действительно был сумасшедшим, и Джек опасался, что его друг прав.

— Но почему? Зачем рисковать всем, что ты имеешь, а возможно, и жизнью?

— У меня нет выбора, — просто сказал Джек. — Это… связано не со мной, а с другим человеком.

Изучающе взглянув на него, Кристи ухмыльнулся:

— Понимаю. С той красоткой в коридоре, не так ли?

Джек кивнул и быстро прибавил:

— Это не то, о чем ты подумал. Это наименьшее, что я могу для нее сделать, учитывая ее бедственное положение.

Он рассказал Кристи презренную историю связывания рук, о залежах сланца, о неминуемом разорении женщины и ее сестры-инвалида. Но умолчал о своей любви к Лиззи, о том, как ему было невыносимо так жестоко отвергнуть ее, как это почти убило его и какую боль он до сих пор чувствует в душе.

Он также умолчал о том, как много думал в последнее время об отце, его жестокости, неуважении к матери, как боялся, что и сам мог быть способен на это, ведь он еще ни разу не был влюблен.

Он просто сказал, что чувствует себя обязанным поговорить с королем от имени Лиззи.

Друг внимательно слушал, а когда он закончил, Кристи встал и налил обоим виски. Потом чокнулся с Джеком, проглотил свою порцию и спросил:

— Ты знаешь, что это может разорить тебя?

— Или убить. Да, — ответил Джек.

— Я не способен понять человека, который пренебрегает своим титулом, обязанностями, поместьем, семьей, и все ради женщины. Это не поддается логике.

— Не могу не согласиться, — мрачно произнес Джек.

— Ну хорошо. Я попробую, — нехотя сказал Кристи. — Но скандал продолжается, и это канун парламентской сессии. Надо очень постараться, чтобы получить аудиенцию.

— Спасибо, Кристи. Я перед тобой в долгу.

— Чертовски скверное дело просить друга, чтобы тот смотрел, как тебя вешают, — проворчал Кристи, вставая.

Чертовски скверное дело быть повешенным, с усмешкой подумал Джек.

Вернувшись, Гэвин увидел в холле красивую молодую женщину, похожую на Ламборна. Он поклонился.

— Добрый день, сэр. Вы, должно быть, мистер Гордон, — сказала она. — Я леди Фиона Хейнс, сестра графа.

— Леди Фиона, для меня большое удовольствие познакомиться с вами, — ответил Гэвин.

— Вас не было дома, — улыбнулась она. — Вы первый раз в Лондоне?

— Да. И увидел сегодня много удивительного.

— Правда? И что же вы увидели? — спросила леди, как ему показалось, с интересом.

Гэвин с улыбкой кивнул в сторону коридора.

— Возможно, я мог бы рассказать вам об этом за чаем. Если вы не заняты.

Леди Фиона взглянула на часы в холле.

— Думаю, у меня есть несколько минут.

И она, улыбаясь, пошла с Гэвином в одну из многочисленных гостиных.


Глава 35


Будь у Лиззи веревка, она бы связала Гэвина и бросила в стенной шкаф. Что за самонадеянность — идти в высшее общество Лондона, словно они часть его! Неужели он не понимает, что их там засмеют?

Каким-то образом ему удалось получить у леди Фионы приглашение на званый ужин в качестве ее гостей. Лиззи упиралась, но Гэвин настаивал, чтобы она тоже присутствовала.

Ей вообще не хотелось никуда выходить, а тем более встретиться с кем-либо, даже отдаленно имеющим отношение к Джеку. Она весь день то кипела от ярости, то приходила в отчаяние, вспомнив, как он с ней обошелся. Хотя ей следовало бы радоваться, что здесь он предстал в своем настоящем виде. Да, он совершенно прав, он был именно тем, кем она сочла его, когда впервые увидела: безнравственным, презренным распутником.

Джек воспользовался ее несчастьем, и она безрассудно отдалась человеку, который мало что мог дать ей взамен. Хуже того, он просто играл с ней, а она, дурочка, тоже стала распутницей.

Но больше всего Лиззи угнетало другое. Она хотела любви, страстной, всепоглощающей. Хотела ее сильнее безопасности, которую мог дать ей Гзвин. Хотела ее больше жизни, но все надежды, связанные с единственным человеком, кто способен ей это дать, рухнули.

Теперь она, сломленная, использованная, должна появиться в лондонском обществе.

Лиззи тупо готовилась к выходу в свет, надев свое лучшее платье, другого, подходящего для подобного вечера, у нее просто не было. Но платье, которое она считала раньше таким красивым, сейчас казалось ей невзрачным.

Тем не менее она смотрела в зеркало, наблюдая за горничной, которая пыталась сделать ей прическу, и сожалела о том, что несколько месяцев назад отрезала волосы. В Торнтри их некому было укладывать, а ей не хотелось ими заниматься, как и всем другим, что приходилось делать в течение дня.

Пока Люси, закусив нижнюю губу и наклонив голову, изучала ее завитки, Лиззи сняла жемчужное ожерелье и протянула ей.

— Возможно, это поможет.

— О да!

Люси вплела жемчуга в волосы, подобрав локоны и оставив две-три пряди изящно спадать на шею.

— Будет очень красиво, мэм. — Она полюбовалась своей работой. — Принести вам шаль?

Для тепла у Лиззи была только шаль, которую она носила в Торнтри.

— Нет, спасибо. Я надену плащ.

— Очень хорошо, мэм.

Ничего хорошего, думала Лиззи, спускаясь и холл. Она слишком бросается в глаза, провинциалка в старомодном платье, женщина, отдавшая сердце человеку, которые беспечно разбил его. Она была почти уверена, что все это заметно искушенным лондонцам.

Недовольно оглядев пустой холл, Лиззи посмотрела на старинные часы. Они показывали десять минут восьмого, значит, каминные часы в ее комнате спешили. Она вздохнула: двадцать минут ожидания означали двадцать минут тоски. Лиззи безучастно ходила по холлу, ведя пальцами по деревянной обшивке стены и представляя Джека.

Он шел по дому в красную гостиную, где должен был встретиться с Кристи и графом Линдсеем, приехавшим из поместья. Ковер заглушал его шаги, поэтому Лиззи, как он понял, не слышала его. Джек остановился в коридоре и смотрел, как она бесцельно ходит по холлу, глядя на картины, привезенные им из Италии, машинально прикасаясь к пустой, расписанной вручную фарфоровой вазе.

Почему с каждым разом она кажется еще красивее? Ведь ничего особенного, кроме глаз, одета просто, но волосы очень изящно подхвачены ниткой жемчуга. Когда она слегка повернулась, чтобы взглянуть на следующую картину, он заметил в ее глазах боль и печаль.

Хотя Джек тоже чувствовал боль, у него она была вызвана осознанием той душевной раны, которую он нанес Лиззи. А как еще он мог заставить Лиззи понять; его? Он совершил ужасную, жестокую ошибку, дав любящей его женщине надежду, которую был не способен оправдать. Неудивительно, что простой народ Шотландии с первого взгляда счел его не заслуживающим доверия. Они увидели в нем такое, чего не видел он сам.

Лиззи вдруг обернулась, словно почувствовав его присутствие.

— Джек, — сказала она.

Голос тихий, неуверенный.

— Лиззи.

Он вежливо поклонился.

Их разделяло не больше фута, но пропасть между ними казалась невероятно широкой, и Джек слегка удивился, что вообще может ее видеть.

— Вы собираетесь выйти, — заметил он.

— Да. С мистером Гордоном и вашей сестрой. Она настояла.