Он вдруг потерял нить разговора, посмотрев на ее темные пухлые губы, и странная мысль пришла ему в голову: он давно не испытывал такого возбуждения. Очень давно.

— Чего заслуживаете? — прищурилась Лиззи.

Джек готов был сказать нечто проникновенное, нечто такое, что поставит на место эту неуправляемую девицу. Но единственное, что он сумел выдавить, было хриплое «это». После чего одним быстрым движением прижал Лиззи к груди и, не дав ей ни секунды, чтобы отреагировать, поцеловал. Решительно, властно, жадно.

Ее приглушенный крик не удивил и не остановил Джека. Он заслужил это. Он заслужил хотя бы поцелуй женщины, которая раздражала его, сбивала с толку, лишила разума.

Пристойность, здравый смысл, внешнее приличие — все это покинуло его. Широкая полоса льда треснула поджаром и натиском поцелуя. Лиззи протестующе вскрикнула, когда он прижал ее к столбику кровати, хотя он чувствовал, как растет ее возбуждение. Он еще крепче обнял ее, продолжая целовать, пока язык не скользнул ей в рот.

И тут Лиззи ударила его кулаками в грудь. Джек не остановился, едва ощутив удар. Тогда она снова ударила его, сильнее и решительнее.

Джентльмен в нем заставил отпустить ее.

Она сразу оттолкнула его, провела ладонью по губам… и ударила по щеке. Пощечина оглушила Джека, но лишь на миг.

— Не искушай меня, девушка, — усмехнулся он, — не то расстанешься со своей блаженной добродетелью.

— Это случится, когда я попрошу вашей любви?

Джек потерял самообладание. Ухватившись за концы шали, он дернул Лиззи к себе, и короткий, чрезвычайно важный миг они смотрели друг на друга. Хотя глаза у нее опасно сузились, он еще видел синий блеск, откровенно призывающий его снова коснуться ее.

И он коснулся. Руками, губами, своим телом. Он целовал ее мягкий теплый рот, его руки двигались по ее телу, изгибу бедер, выпуклостям грудей. Обхватив ладонями его лицо, Лиззи отвечала на поцелуй с тем же необузданным желанием, какое снедало и его.

Джек толкнул ее на матрас. Она была единственным источником тепла в этой комнате, огнем, настолько жарким, что он разжег в нем ответное пламя. Джек уже готовился погасить его одним возможным способом, когда Лиззи неожиданно вырвалась из его объятий.

Тяжело дыша, она прижала руки к сердцу, как будто хотела успокоиться. Джек знал, что она чувствует. У него тоже сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди.

Лиззи, не умевшая скрывать свои чувства, смотрела на него с явным желанием. Но потом ее взгляд стал жестким.

— Уходите! Вон!

Она указала на гостиную.

— Лиззи…

— Уходите немедленно, или я позову на помощь мужчин.

Джек еще не пришел в себя после этого поцелуя. С ним что-то произошло, настолько существенное, что потрясло его и даже встревожило.

Когда Лиззи снова указала на соседнюю комнату, Джек раздраженно пошел к двери и захлопнул ее за собой. Он сел на проклятый тюфяк, прислонился к стене и, вытянув ноги, мрачно размышлял над тем, что сейчас между ними произошло.

Спустя полчаса или позже Джек услышал, как открылась дверь. Но пробудившаяся надежда мгновенно угасла, когда рядом упала подушка. Он зло схватил ее. За ней последовало одеяло, со вздохом он подобрал и его. Затем по полу скользнула его книга, у двери были аккуратно поставлены свеча и фляжка, где, как потом выяснилось, оказалось виски. Конечно, совсем не то, чего он хотел, но это по крайней мере утешило его на короткое время.


Глава 14


Холодный дождь, начавшийся около полуночи, к рассвету перешел в дождь со снегом, и Лиззи разбудил стук капель по оконному стеклу. Она встала, бесшумно помылась в ледяной воде и, уже одевшись, позволила себе взглянуть на дверь гостиной, которую оставила приоткрытой, чтобы впустить туда немного тепла. Представив, насколько там сейчас холодно, она разожгла в камине большой кусок торфа и покинула комнату.

Лиззи тихо закрыла за собой дверь, но совсем забыла о Дугале и в темноте споткнулась о него.

— Дугал, — прошептала она, положив руку ему на плечо, — зайди внутрь, ложись у огня.

— Спасибо, девушка, — сонно произнес он и встал.

А Лиззи пошла на кухню, чтобы помочь миссис Кинкейд. Последние несколько лет старушка жаловалась на боли в спине. Она уже не могла нагнуться, чтобы поднять с пола какую-нибудь вещь, ей стало очень трудно ухаживать за Шарлоттой. Большую часть этих забот Лиззи взяла на себя и мучительно беспокоилась, как долго еще миссис Кинкейд сможет работать на кухне.

— Мисс Лиззи, тебе нужно было сказать, чтоб это сделал мистер Кинкейд, — заявила старушка, глядя, как она пытается зажечь спичку негнущимися пальцами.

— У мистера Кинкейда и без того много хлопот с лошадьми, — ответила Лиззи.

Наконец она быстро сунула горящую спичку в растопку под куском торфа и начала раздувать крошечный огонек. Убедившись, что торф уже не погаснет, Лиззи выпрямилась и протянула руки к огню.

— Пойдет снег, я чувствую, — вздохнула миссис Кинкейд. — У меня ломит все тело.

Кости миссис Кинкейд безошибочно предсказывали погоду, следовательно, в ближайшие дни не будет ни охоты, ни рыбалки. А в доме полно людей, которых нужно кормить.

— У нас есть несколько птиц, да? — спросила Лиззи.

У них был петух и шесть кур, хотя неслись только две, и Лиззи надеялась продержаться с этой птицей всю зиму.

— Да, можно взять не больше двух, мисс Лиззи, — извиняющимся тоном сказала миссис Кинкейд.

— Я схожу за ними, когда рассветет.

Но прежде требовалось сделать нечто более неотложное. Горевший торф уже согревал кухню, поэтому, взяв парафиновую свечу, Лиззи вместе с Фингалом и Тавишем направилась по темному коридору в библиотеку за конторскими книгами, а оттуда в кабинет отца. Это было единственное место во всем доме, где она без помех могла остаться в полном одиночестве. Чего нельзя сказать о ее любимой маленькой теплице. Все знали, что ее можно найти там, и ей редко удавалось надолго уединиться.

В кабинете отца все осталось как при его жизни. Высокие стопки бумаг на письменном столе, разбросанные вокруг книги, маленькие любопытные вещицы, найденные папой во время прогулок. Например, корень дерева, согнутый в виде сердца, или камень, напоминавший профиль короля. Так утверждал папа.

Были другие интересные вещи: примитивные детские рисунки, прикрепленные к деревянной панели за письменным столом, два портрета, заказанные папой, когда Шарлотте было двенадцать, а Лиззи десять лет, панель золотой обивки, до сих пор хранящая пятна от несчастного случая с чернильницей.

Но этим утром Лиззи не видела ничего. Она ходила вокруг папиного стола, чтобы не замерзнуть, и старалась понять, что же случилось прошлой ночью.

Поцелуй Джека Хейнса… этот поцелуй… изумил ее. Лиззи целовали не впервые, но раньше это было невинным чмоканьем в сравнении с тем, что она испытывала в объятиях Джека. Его поцелуй был не из этой жизни. Страстный, неистовый и… Боже!.. такой возбуждающий. Он заставил ее почувствовать себя самой желанной женщиной. И ей это нравилось. Ей понравился головокружительный поцелуй распутника, преступника, человека, для которого это было просто развлечением.

— Проклятый негодяй, — прошептала она, слепо глядя на пыльную драпировку, пока его соблазнительный образ маячил перед ее мысленным взором.

Хотя камин в этой комнате давно уже не топили, Лиззи вдруг стало очень тепло, почти жарко. От злости на себя она импульсивно начала разматывать свои шали, оставшись в шерстяной рабочей блузе поверх старой рубашки.

— Не будь дурой, Лиззи, — предостерегла она себя.

Может, поцелуй был и волнующим, но Джек, без сомнения, раздавал их направо и налево, как леденцы. Поцелуй был не из этой жизни — она-то ведь здесь. И принимать его за нечто большее было неоправданно. Это безумие!

Теперь вся ее надежда на мистера Гордона. Она должна срочно написать ему, и чем скорее Гэвин приедет, тем скорее… решится проблема с этим человеком. И его поцелуй — оскорбительно самонадеянный — будет забыт. Навсегда. Словно ничего такого и не было.

Опять завернувшись в шаль, Лиззи села за письменный стол, подула на пальцы и раскрыла конторскую книгу.

Все по-прежнему. За время ее отсутствия цифры чудесным образом не изменились, те же 473 фунта. На содержание четверых взрослых, домашних животных и всего поместья, не приносящего никакого дохода. Последние овцы проданы две недели назад.

Одним словом, их положение ужасно.

Лиззи закусила губу, отодвинула в сторону амбарную книгу и открыла ящик письменного стола. Достав лист писчей бумаги, она снова. Подышала на пальцы. Итак, придется вызывать мистера Гордона, другого выхода нет.

Правда, Лиззи была не из тех, кто обращается за помощью, но мистер Гордон наверняка ей поможет, если сумеет. Он человек гордый. И умный. Со временем он станет лэрдом клана Гордонов, в чем она не сомневалась. Он приложил неимоверные усилия, чтобы вернуть семье благосостояние, и теперь находился в Криффе, желая научиться торговле шерстью. А еще он красивый и сильный. Прошлой осенью, когда собрался клан Гордонов, он выиграл состязание по метанию бревен. Шарлотта считала его отличной партией. Лиззи тоже, пока…

Пока не потеряла рассудок.

Отбросив глупые мысли, она взяла перо и задумалась. У нее не было обыкновения писать джентльменам, и она не знала, как это делается. Шарлотта советовала воззвать к его тщеславию, ибо мужчины весьма чувствительны к похвале, независимо от того, заслужена она или нет. Лиззи подумала, что сестре лучше знать, так как до несчастного случая она пользовалась большим вниманием мужчин.

«Дорогой мистер Гордон», — написала Лиззи и посмотрела на строчку.

— Дорогой Гэвин. Мистер Гордон, сэр. Дорогой сэр, — бормотала она, потом решила оставить как есть.