— Уилл? — напомнила о своем вопросе Люси.

— Это когда ты отдаешь что-нибудь человеку внутри, а он дает тебе за это деньги. — Уилл снова посмотрел на Элизабет. Она побледнела.

— Уилл, — начала Элли, — ты теперь герцог. Почему ты не можешь что-нибудь сделать с этим? — Она указала на улицу за окном. — Ты ведь должен иметь какое-то влияние, чтобы изменить это.

— Изменения могут происходить только с одобрения парламента, — сказала Элизабет. — Кроме того, вы не пробудете здесь достаточно долго, чтобы Уилл смог добиться каких-нибудь реальных сдвигов. На это требуется время.

— Мы ведь не уедем, Уилл? — заговорила Люси.

Уилл понял, что Люси, а возможно, и Элли Англия нравится больше, чем Америка или Канада. Конечно, это могло объясняться прекрасными платьями и тем, что здесь им не нужно заниматься хозяйством.

— Я думал, мы уже все решили, — сказал Уилл. Почему они считают, что что-то изменилось? Разве они не видят, как ужасно эта страна обходится со своими гражданами? Скоро они вернутся в свой огромный дом в Мейфэре, и на обед у них будет больше еды, чем у большинства этих людей на неделю.

Он чувствовал на себе горящий взгляд Элизабет, ожидающей, что он ответит Люси.

— Я пока не знаю, — в конце концов, сказал он.

На обратном пути Уилл размышлял о том, что сказала Элли. Мог бы он что-нибудь сделать для облегчения положения бедняков? Он не имел представления, как попасть в политические круги. Ему впервые захотелось об этом узнать.


Уилл сидел в кабинете и ждал Элизабет. Прошел час, как он попросил ее прийти. Заслышав суету у входной двери, он вышел в коридор, ожидая увидеть, кто из мальчиков на этот раз попал в переделку.

— Подайте карету, как только будет упакован и снесен вниз остальной багаж, — говорила Элизабет лакею.

— Едете куда-то? — спросил он, прислонясь к стене.

— Насколько я помню, прошлым вечером вы попросили меня оставить ваш дом, — резко ответила она, даже не взглянув в его сторону. — Где дети? Мне нужно с ними проститься.

— Дети на прогулке, им нужен свежий воздух. Час назад я попросил вас прийти ко мне в кабинет, — Уилл оторвался от стены и подошел к лакеям. — Верните вещи леди Элизабет в ее комнату. Она никуда не едет. Элизабет пришла в ярость:

— Как вы смеете?! Я буду делать то, что хочу! — Она повернулась к лакеям: — Не трогайте эти сундуки.

Два лакея посмотрели друг на друга, потом на Уилла.

— Как вам будет угодно, ваша светлость. — Они подхватили один из дорожных сундуков и понесли его обратно вверх по лестнице.

— А теперь, — сказал Уилл, хватая Элизабет за руку, — насколько я помню, мы собирались поговорить.

Элизабет высвободила руку, но молча пошла по холлу в сторону кабинета. Ее скованная походка красноречиво свидетельствовала о том, что она чувствует. Оказавшись в кабинете, она села в кресло напротив стола и сложила руки на груди.

Уилл подавил смешок.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — вежливо спросил он.

— Прекрасно, благодарю вас, — пробормотала она.

— Замечательно. — Он откинулся в своем кожаном кресле напротив нее. — Помнится, у нас был разговор насчет того, почему вы оказались под столом в моей спальне. Мы можем продолжить?

— Нет, благодарю вас.

Он улыбнулся:

— Мне кажется, нам надо продолжить.

Элизабет вздохнула:

— Очень хорошо. Я искала письмо, которое моя мать спрятала где-то в доме. У нее с герцогом случались размолвки, так что она припрятала немного денег на случай, если в них возникнет нужда. Она записала, куда она положила деньги, если забудет.

Уилл едва не засмеялся — таким абсурдным было объяснение.

— Она подумала, что не запомнит, где спрятала деньги, поэтому спрятала записку, чтобы напомнить себе?

Элизабет покраснела.

— Да.

— И она спрятала записку под столом?

Она облизнула губы.

— Я так подумала.

— Там, где ее легко мог кто-нибудь обнаружить, например, служанка?

— Я… Так она мне сказала. — Ее голос перешел в писк. Уилл гадал, что же на самом деле искала Элизабет прошлой ночью. Она явно что-то скрывала.

— Хорошо. Давайте вернемся к нашему уроку по истории семьи.

— Разве? — Элизабет закусила нижнюю губу. — Мне казалось, вы хотели, чтобы я покинула дом.

— Элизабет, хотя у вас есть несколько сестер, вы сказали мне, что они гораздо старше вас, верно?

Она кивнула.

— Я догадываюсь, что вы мало общались с ними, так? Она покачала головой.

— Я произнес те слова в приступе гнева. Я не хотел этого, — мягко сказал он, надеясь, что она поверит ему. Пусть она и испытывала его терпение, он не хотел, чтобы она уехала. Он нуждался в ней. И знал, что она тоже нуждается в нем.

Элизабет опустила глаза.

— Я тоже должна извиниться. Я знаю, все это трудно для вас.

— А я понимаю, как важна для вас история семьи, ее доброе имя.

Она побледнела.

— Да, это так, — прошептала она, не поднимая глаз. Уилла удивил ее краткий ответ. Может быть, сегодня она в дурном настроении из-за его вспышки гнева.

— Расскажите мне о вашем отце.

— Моем отце?

— Да, о предыдущем герцоге. Что за человек он был?

— Я не могу говорить об этом прямо сейчас, — пробормотала она, поднялась и направилась к двери.

Уилл опередил ее и встал перед ней, как часовой, загородив выход.

— Вы говорили, что расскажете мне о моем происхождении и родословной семьи. Я хочу знать о вашем отце.

Ее глаза наполнились слезами.

— Вы все знаете, да? — Она вильнула в сторону и уставилась на камин. — Вы нашли его и теперь знаете правду.

Он медленно приблизился к ней, как если бы пытался подобраться к раненому животному, и мягко положил руки ей на плечи.

— Элизабет, я представления не имею, о чем вы говорите.

— Конечно, имеете. — Она высвободилась из его рук и посмотрела на его лицо. По ее щекам текли слезы. — Вы не можете не знать. Все знают или, по крайней мере, подозревают.

Он покачал головой:

— Подозревают что?

Выражение ее лица из несчастного стало гневным. Она схватила его за руку и повела за собой из кабинета и дальше через холл в комнату для музицирования. Захлопнув за ними дверь, она сделала жест рукой в сторону портретов на стенах.

— Посмотрите на них, — потребовала она.

Уилл повиновался и стал рассматривать картины на стене. Это были портреты четырех женщин, светловолосых, с голубыми глазами, написанные, по-видимому, когда каждой из них было лет шестнадцать. Здесь был и портрет Элизабет в том же возрасте. Он улыбнулся ее портрету.

— Что еще я должен увидеть, кроме вас и ваших сестер?

Она показала на большой портрет, висевший над камином:

— Это моя мать.

Стараясь сохранять терпение, поскольку происходило что-то важное для нее, он кивнул:

— Она была очень привлекательной женщиной.

— А я совсем не похожа на них, — шепнула она. — Ничего общего.

— То, что у вас рыжие волосы и веснушки, ничего не значит. Возможно, вы похожи на какого-то другого родственника.

— Нет, это невозможно. Ни на одном портрете, ни в одном из поместий нет никого с рыжими волосами. Только я! Я одна. — Она опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Он сел рядом и попытался ее обнять. Она вырвалась и встала.

— Элизабет, если у вас рыжие волосы, это еще не означает, что вы не дочь герцога.

— Это не означает, я просто знаю, что я не его дочь.

Уилл встал и привлек ее к себе.

— Что значит — вы знаете?

Ее нижняя губа задергалась.

— Он сказал мне, что я не его дочь. После смерти моей матери. Может быть, он хотел наказать меня за ее смерть. Я не знаю. Но он сказал мне, что у моей матери была связь с кем-то и в результате на свет появилась я. Я не знаю, кто мой отец.

Он крепко прижал ее к груди. Ее слезы увлажнили его рубашку и шейный платок. Он старался перебороть сладострастное чувство, охватившее его, когда он почувствовал ее теплое тело.

Он нежно провел рукой по ее волосам — несколько заколок упали на пол. Она перестала плакать, но продолжала прижиматься к нему. Теплые губы прикоснулись к его подбородку, и он понял, что оказался в большой опасности. Он хотел только унять ее боль, сделать так, чтобы она на время забыла о том, что ее мучило. Но в ту секунду, когда ее губы коснулись его, он забыл обо всем.

Это было неправильно.

Она нуждалась в утешении, а не в страсти. Когда он попытался отстраниться, она крепко обняла его за шею и прильнула к его губам. Он ощущал соленые слезы на ее губах, пока она не приоткрыла их для него. Он крепче прижался к ее губам и понял, что погиб. Она больше не хотела утешения.

Пропадая в пожаре страсти, он вытащил шпильки из ее волос. Ее восхитительные рыжие волосы тяжелой волной упали ей на спину, и он запустил в них руки. Боже, как ему захотелось увидеть ее обнаженной с этими волосами, ниспадающими по ее спине! Он хотел видеть ее розовые соски, торчащие, чтобы он мог взять их в рот…

Он прошел с ней до дивана и сел, потянув ее на себя. Он раздвинул ее ноги так, что теперь она обхватила ими его бедра. Исходившее от нее тепло возбудило его, он желал ее и не знал, как долго сможет сдерживаться.

Обхватив руками ее бедра, он потерся об нее. Вырвавшийся у нее стон лишил его еще части самоконтроля. Ему следовало остановить это безумие.

— Элизабет, — пробормотал он где-то у ее губ, — мы должны остановиться.

Элизабет пошевелилась, чуть отодвинулась. Она знала, что он прав, но она нуждалась в нем. И не хотела останавливаться. Не сейчас. Она хотела чувствовать его в себе. Она хотела близости с ним.