— Не хочется напоминать, но не опаздываем ли мы на фейерверк? Мне не хотелось бы его пропустить. — Кузина Мин нетерпеливо взмахнула рукой и поднялась, а вслед за ней поднялась и миссис Тил.


Только когда их окружила плотная толпа гуляющих, Изабелла и Ричард остались на мгновение наедине.

— Итак, ты его приняла? — спросил он. — Ты выйдешь замуж за Кеттеринга?

Изабелла удивленно посмотрела на него, и в ее глазах заплясал отблеск ракет, вспыхивавших над ними.

— Так ты знал? Вот почему ты вел себя так… отчужденно.

— Кеттеринг сказал мне, что сделал тебе предложение и ждет, что ты примешь это предложение именно сегодня. Он получил согласие?

Изабелла улыбнулась, и ее лицо сверкнуло ярче, чем фейерверк.

— Нет, не получил.

— Это правда?

— Правда. Я не смогла бы выйти замуж за мужчину, которого не люблю.

Ричард задержал дыхание, а затем с шумом выдохнул:

— Слава Богу!

В небо взлетали огни ракет, и тысячи глаз следили за ними, но Ричарду было не до фейерверка. Когда он обнял и поцеловал Изабеллу, весь мир перестал существовать для него — остались только они двое, связанные воедино.

Когда поцелуй прервался, Ричард опустил руку в карман.

— У меня есть кое-что для тебя. — Он вынул из кармана «Сердце Мэллори» и приколол его к ротонде Изабеллы. — «Настоящая любовь только одна». Моя любовь знает только тебя.

— Ах, Ричард! Я так надеялась, что ты скажешь именно это. — Изабелла приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Несколько человек, стоявших поблизости от них, издали одобрительные возгласы, и на этот раз они имели в виду вовсе не фейерверк.

— Ты станешь моей графиней, Изабелла? Ты выйдешь замуж за графа с истощенным поместьем, на восстановление которого уйдут годы?

— О том, как лучше экономить, я знаю все, милорд, и охотно окажу помощь обедневшему графу.

— Ты действительно выйдешь за меня, даже зная, что у меня нет состояния и мне нечего предложить тебе?

— В жизни есть более важные вещи, чем деньги. Я с радостью выйду за тебя замуж, и будь проклято это состояние.

— А что, если бы у меня оно было? Я все равно останусь тебе нужен? Или ты предпочитаешь заниматься благотворительностью?

— Состояние? У тебя? Хм… Не знаю, остался бы ты тогда таким восхитительно неподходящим женихом или нет…

— Следовательно, наш брак отменяется.

— Это еще почему?

— Потому что у меня есть состояние. Не такое большое, как у Кеттеринга, но достаточно внушительное.

— Ты шутишь?

— Я серьезен, как никогда, и я на самом деле — настоящая мечта охотницы за деньгами.

— О Господи, Ричард!

— Если ты выйдешь за меня замуж, любовь моя, я обещаю позаботиться о миссис Тил, мисс Катберт и любых других еле живых родственниках и родственницах, которые появятся на нашем пороге. А еще новых родственников мы создадим вместе. Итак, теперь, когда правда вышла наружу, ты все еще хочешь выйти за меня замуж?

— С удовольствием сделаю это, милорд. Вы похитили мое сердце, и притом настоящее, а не то, что сделано из рубинов. Я люблю тебя, мой дорогой Ричард.

Граф поцеловал ее снова, на сей раз под восхищенными взглядами двух пожилых женщин, аплодировавших и радостно улыбавшихся.

Эпилог

— Поверните плечо слегка вправо. Так, замечательно. А теперь не шевелитесь, миледи, и думайте о чем-нибудь веселом.

Ричард с любопытством наблюдал, как художник, тщательно изучив модель, начал делать набросок. Ему стоило немалых хлопот добиться приезда сэра Томаса Лоуренса, придворного живописца, недавно возведенного в рыцарское достоинство, но Ричард хотел, чтобы портрет Изабеллы написал лучший из художников, ведь это произведение предназначалось для того, чтобы висеть вместе с портретами всех остальных графинь Данстабл.

Они расположились в той самой портретной галерее, в которой суждено было висеть портрету. Лоуренс нашел, что именно здесь самое лучшее освещение, и посадил Изабеллу в кресло, поставленное на временную платформу перед окном. Тяжелые бархатные портьеры отдернули в стороны для создания перспективы за креслом Изабеллы.

Художник изобразил драпировку в качестве фона, показав лишь небольшую часть окна. Белое платье Изабеллы прекрасно смотрелось на фоне темно-красной портьеры. Ричард надеялся, что Лоуренс уловит особенный золотистый оттенок ее кожи, и хотел, чтобы изображение женщины, которую он любит, вышло правдивым, чтобы в нем отразились ее красота, ее душа, ее страсть. Он хотел с удовольствием смотреть на этот портрет всю оставшуюся жизнь. Это был всего лишь предварительный набросок, но Лоуренс уже прекрасно уловил линию подбородка Изабеллы, и Ричард приободрился.

Внезапно художник замер и прекратил рисовать.

— Что вам угодно, милорд? — спросил он, не поворачиваясь.

— О, простите! — Ричард отодвинулся и, к своей досаде, — больше не смог заглядывать художнику через плечо, хотя ему было бы очень интересно понаблюдать за тем, как на бумаге появляется лицо Изабеллы.

Он взглянул на жену, и та, не выдержав, хихикнула. — Пожалуйста, не смейтесь! Потерпите еще пару минут. Наконец художник оторвался от полотна, поправил складку на юбке Изабеллы, потом отступил назад и внимательно оглядел ее:

— Полагаю, вы настаиваете на том, чтобы на вас была эта брошь.

— О да. — Изабелла кивнула и дотронулась пальцем до «Сердца Мэллори», приколотого над ее грудью, а затем вернула руку на колени.

— Брошь немного великовата, но если вы решили не расставаться с ней, тогда нам просто придется к этому приспособиться.

— Это фамильная вещь, — пояснил Ричард. — На фамильных портретах все графини Данстабл изображались именно с ней.

Лоуренс повернулся и, взглянув на ряд портретов на противоположной стене, не спеша подошел к портрету первой леди Данстабл.

— Да, вижу. Это очень старинная вещь.

— Она была подарена первому графу Данстаблу еще королевой Елизаветой, — сказал Ричард.

— Неужели? Тогда я предположил бы, что это подарок на память о любви.

— Так оно и было. Королеве подарил брошь один из поклонников, и затем, вручая ее первому графу Данстаблу вместе с титулом, учрежденным для него, королева посоветовала ему подарить «Сердце Мэллори» любимой женщине.

Эта часть истории подтвердилась, когда Ричард нашел среди бумаг первого графа документ, подписанный королевой Елизаветой. Бабка Изабеллы оказалась права: девиз на драгоценности следовало понимать буквально, а драгоценность каждый граф обязан был дарить своей единственной настоящей возлюбленной.

— С тех пор ни один граф Данстабл не нарушил традицию.

— Красивая история, — заметил Лоуренс, переходя от одного портрета к другому. — Каждая графиня изображалась с драгоценностью как с любовным талисманом. Впрочем… — Лоуренс остановился перед портретом бабушки Ричарда, а затем повернулся к графу:

— У последней графини ее нет.

— Видите ли, брошь была… временно утеряна. Но теперь она возвращена. — Ричард взглянул на Изабеллу и улыбнулся.

— Бедная леди, — проговорил Лоуренс и покачал головой. — Как ей, должно быть, было досадно — ведь только у нее нет драгоценности.

Только теперь Ричард понял, каково пришлось его бабке. Она, должно быть, ощущала стыд каждый раз, когда входила в галерею. Обида росла и мучила ее на протяжении пятидесяти лет. В конечном счете для нее уже стало не важно, что жажда обладания брошью и предпринятые ею с этой целью действия могли ускорить смерть ее мужа. Она хотела, чтобы он умер, мучаясь от того, что она-таки взяла над ним верх.

Она так никогда и не узнала, что не достигла цели, и скончалась менее чем через месяц после смерти графа. В соответствии с ее желанием ее похоронили с «Сердцем Мэллори», вернее, с его копией.

Изабелла не носила настоящую драгоценность до самой их свадьбы, состоявшейся почти полгода спустя, когда закончился траур Ричарда.

— Этот портрет написан не кем иным, как Рейнолдсом, — объявил Лоуренс, рассматривая портрет бабки Ричарда. — Я бы предложил вам дописать брошь, чтобы она смогла иметь любовный талисман, как и другие леди, но исправлять работу Рейнолдса у меня рука не поднимется.

— Что ж, оно и к лучшему, — холодно ответил Ричард.

Отсутствие драгоценности на портрете предпоследней графини являлось для них с Изабеллой важным символом, напоминанием о любви между старшими членами их семей, любви, над которой было не властно время, любви, которая каким-то чудесным образом передалась им.

Лоуренс вернулся к мольберту и снова принялся за работу.

— Теперь, когда я знаю историю драгоценности…

— «Сердца Мэллори».

— Да, «Сердца Мэллори»; так вот, когда я знаю его историю, я смогу придать ему больше значимости. Нужно, чтобы от рубина обязательно исходил отблеск света — это ясно даст понять, что перед нами символ любви, страсти и желания. — Он негромко вздохнул. — Как это все же необычно, милорд. Неужели все предыдущие графы Данстабл женились по любви?

Ричард пристально взглянул на Изабеллу и улыбнулся:

— Все, включая самого последнего.

— Вот теперь я понял! — воскликнул Лоуренс с неожиданным восторгом. — Это именно тот взгляд, который мне нужен, миледи. Счастливый блеск в глазах. Он совершенно идеален.

И так оно и было на самом деле.