– Да, конечно, но откуда вы узнали о моих утренних прогулках?

– Наверное, вы как-то упомянули об этом мимоходом.

– Да, наверное, – согласился Дэниел, хотя очень засомневался в этом, поскольку только недавно приобрел такую привычку. Впрочем, это не имело значения. – Это объясняет мое присутствие здесь, но не ваше.

– Хочу еще раз поблагодарить вас за вчерашний вечер. Я чудесно провела время.

– Я тоже, хотя времени было чрезвычайно мало.

– Я хотела бы поговорить о вашей просьбе нанести мне визит. Боюсь, мистер Льюис, это было бы неразумно.

– Да? – Нельзя сказать, что он и сам этого до сих пор не понимал, но его причины, очевидно, в корне отличались от ее.

– Думаю, для вас чрезвычайно нежелательно наносить мне своего рода официальный визит.

– Почему? – спросил он, не успев себя остановить. Если бы он был хотя бы вполовину таким умным, каким себя считал, то держал бы язык за зубами.

– Мое положение в доме не совсем обычно, и эта наша… наша дружба только все усложняет, – ответила Корделия, тщательно подбирая слова. – Будущее леди Корделии не определено окончательно. Думаю, лучше воздержаться от общения друг с другом.

– Не понимаю.

– Я и не ожидала, что вы поймете. – Она снова взглянула вверх на него. – Однако надеюсь, вы пойдете навстречу моим желаниям без лишних вопросов.

– Это несправедливо, мисс Палмер.

– Да, это несправедливо, совсем несправедливо. Но в жизни редко встречается справедливость.

– А что, если я все-таки не пойду навстречу вашим желаниям без лишних вопросов? Что, если я предпочту вообще не обращать внимания на ваши желания? – спросил Дэниел, не подумав. Что он несет? Она предлагала ему именно то, что он сам считал необходимым. Но это было совсем не то, чего ему хотелось, и он не мог этого принять.

– Тогда вы не такой благородный человек, каким я вас считала.

– Вы совсем меня не знаете. Я, возможно, самый бесчестный человек из всех, кого вы встречали.

– Сомневаюсь, – покачала головой Корделия. – Я видела, как вы защитили маленьких детей. Все очень запутано.

Он стиснул ей руку.

– Мне казалось, мы стали друзьями.

– Да. Друзьями. Это просто… – Она замолчала. – Как я сказала, все очень запутано. И с каждой минутой становится все запутаннее.

О, если бы она имела хотя бы малейшее представление о том, как все запутано на самом деле! Однако она права.

– Сара, я не целую каждую молодую женщину, которая попадается мне на пути.

– Приятно это слышать, – улыбнулась Корделия. – И вы тоже должны знать: не в моих привычках целовать каждого красивого пирата, встречающегося мне на пути.

– Тогда у нас много общего, – рассмеялся Дэниел.

– Нет, Уоррен. Нет, мистер Льюис. – Она остановилась, сделала шаг назад и смело встретила его взгляд. – У нас нет ничего общего, за исключением… влечения, с которым я не могу бороться.

– А вам нужно с ним бороться?

– Да, нужно. – Она вертела зонтик и смотрела на воду. – Вы должны понять – у меня обязательства перед… леди Корделией и ее семьей, которые не допускают ничего подобного – во всяком случае, в настоящее время. – Она перевела взгляд на Дэниела. – До этого момента я ими пренебрегала, но больше не могу этого делать.

– Понимаю.

– Понимаете?

– Не совсем.

– То, что происходит между нами, не имеет никакой перспективы.

В ее взгляде Дэниел увидел сожаление и понял, что ей так же не хочется прекращать встречаться с ним, как и ему с ней. Но она права, впереди у них ничего нет. И все же…

– Быть может, если мы изменим правила…

– Что? – Она в замешательстве наморщила лоб.

– Мне сейчас кое-что пришло в голову. Впрочем, в данный момент это не имеет никакого значения. – Он помолчал. – Значит, это «прощай»?

– К сожалению, так необходимо.

Дэниел вдруг осознал, что решение не видеться больше с Сарой совершенно правильное, но он не хочет от нее отказываться – во всяком случае, сейчас.

– Вы просили меня пойти навстречу вашим желаниям, а сделаете ли вы то же самое для меня?

– Не думаю, что это разумно, – медленно покачала она головой.

– По-моему, время для разумных поступков прошло.

– Пусть так, но…

– Разве вчера вечером вы не сказали, что находитесь у меня в неоплатном долгу?

– Да. И что? – настороженно спросила Корделия.

– Я соглашусь не наносить вам официального визита и не выходить за строгие рамки дружбы, но вы позволите снова увидеться с вами на правах друга.

– Друга?

– Вы же сами сказали: мы стали друзьями. Разве не так?

– Конечно, это так, но…

– Разве есть что-то плохое в том, чтобы продолжать невинную дружбу?

– А это действительно невинная дружба? – Она пристально взглянула на него.

– Да, – уверенно ответил он. – Или может быть такой.

– Сомневаюсь, что верю вам, и сомневаюсь, что вы сами этому верите. Это опасная идея, мистер Льюис, и она не приведет ни к чему хорошему. Однако полагаю, если мысль о дружбе все время держать в голове… – Некоторое время она пристально смотрела на него, потом покорно вздохнула. – Мне всегда нравилась Египетская галерея в Британском музее. Честно говоря, я хожу туда регулярно и намерена посетить ее в ближайший четверг.

– Через три дня?

– Да, это будет четверг. Обычно я прихожу туда рано, чтобы избежать скопления народа.

– Избежать скопления народа – разумная мысль.

– И если вдруг случится так, что я повстречаю друга… – Корделия пожала плечами. – С такого рода вещами ничего не поделаешь.

– Да, ничего.

– Однако, – строго продолжила она, – ожидаю, что друг поведет себя прилично.

– Абсолютно, – кивнул он.

– Надеюсь, не повторится ничего неподобающего.

– Никаких объятий за статуей египетского бога, хотите вы сказать?

– Это именно то, что я хотела сказать.

– И ему не следует прижиматься интимно губами к вашим губам, пока ваше и его дыхание не смешаются?

– Безусловно, нет.

– И не целовать вас, пока вы не потеряете силы, стоя рядом с ним, и не усомнитесь, что сможете когда-нибудь снова стоять самостоятельно, – он заглянул в ее зеленые глаза, – а он не почувствует то же самое?

– Да. – Корделия с трудом сглотнула. – Чтобы ничего подобного не было.

– Отлично. Если мне случится быть вблизи Британского музея в эту среду…

– В четверг.

– Да, конечно. И если мне случится заглянуть в Египетскую галерею в четверг и там случайно встретиться с другом, я устою против всех желаний, за исключением интеллектуальной беседы о давно вымерших цивилизациях.

– Я в этом сомневаюсь, – нахмурившись, тихо сказала она и снова взглянула на Дэниела. – Вы самый несносный человек из всех, кого я встречала.

– И самый настойчивый.

– Что само по себе несносно, – резко парировала она, – и к тому же сбивает с толку. – Она вздохнула. – Всего хорошего, мистер Льюис. – С этими словами она ушла.

– Всего хорошего, мисс Палмер, – сказал вслед Дэниел. Он провожал ее взглядом, пока она не пересекла улицу и не вошла в дом. Потом его улыбка пропала. Что с ним случилось? Когда он превратился в такого идиота? Она дала ему великолепную возможность благородно прекратить общение без необходимости открыть всю правду, а он не воспользовался своим шансом, отбросил его в сторону, не задумавшись ни на минуту.

Мисс Сара Палмер с волшебными зелеными глазами просто наложила на него своего рода проклятие, околдовала его. Он был прав, сказав Норкрофту, что считает пресловутую тонтину проклятой, – и вот доказательство. Дэниел считал, что будет последним из участников. В его рассудительности не было сомнения, а что теперь? Он чертовски близок к тому, чтобы жениться на одной женщине, когда другая опасно близко подвела его мысли к таким понятиям, как «постоянство» и «навсегда». Сара Палмер принадлежала не к тому типу женщин, с которыми развлекаются; на них женятся – и независимо от того, есть желание жениться или нет.

– Сегодня я возвращаюсь в Лондон, – небрежно объявила Корделия и окинула взглядом завтракающих за столом, ожидая неизбежной реакции. – Издатель заинтересован в моей книге, хочу с ним встретиться. Конечно, меня будет сопровождать Сара.

Сара улыбнулась, но попридержала язык – в конце концов, это не ее битва.

– Не думаю, что это разумно, – с любезной улыбкой отозвалась мать, передавая Амелии блюдо с тостами.

Корделия ожидала чего-то подобного и заранее приготовила возражения. Во-первых, ей двадцать пять лет. Она далеко не ребенок и, несмотря на ее положение самой младшей в семье, с ней следует обращаться как со взрослой. Конечно, разговор на эту тему надо было заводить гораздо раньше. Но она взрослая, и нет причин помешать ей вернуться в Лондон, если она того хочет. Во-вторых, она много путешествовала с тетей Лавинией и Сарой, и в этих путешествиях проявила себя вполне самостоятельной и независимой. Едва ли двухчасовая поездка поездом в Лондон – что-то значительное. И в-третьих… Корделии не приходила на ум третья причина, но она не сомневалась, что придет, когда понадобится.

– Почему… – начала Корделия.

– Почему всегда «нет», мама? – мягко спросила Амелия. – Ей двадцать пять, и она не ребенок.

– Если она желает вернуться в Лондон, следует ей это позволить, – добавила Эдвина. – И она будет там совсем не одна. С ней поедет Сара, к тому же в лондонском доме полно слуг.

Корделия, ее мать и Сара в удивлении уставились на двух других женщин. Корделия не могла припомнить, чтобы кто-то из ее сестер когда-нибудь в чем-нибудь становился на ее сторону. И что еще удивительнее, они как раз привели причины номер один и три – хотя причина номер три еще не приходила Корделии в голову, – а это чрезвычайно важно, Корделия никогда не думала, что они хотя бы в чем-то ее понимают.

Отец читал газету, совершенно не обращая внимания на разговор – у него вошло в привычку так относиться к вопросам, обсуждаемым среди женской половины семьи.