В полутемном коридоре пахло лилиями. Нет, это был не насыщенный сладкий запах крупных оранжерейных цветов, а ни с чем не сравнимый аромат ландышей, возвещавших приход весны.

Открыв дверь, Розамунда вошла в комнату. Ее приветствовала восторженная трель канарейки в позолоченной клетке. Запах стал сильнее, и наконец взору предстала россыпь маленьких цветов, ведущая к внутренней двери.

Возвращение к счастью… Лишь немногие знают язык цветов. Но не стоит делать поспешных выводов.

Едва дыша, Розамунда приблизилась к полуоткрытой двери, ведущей в соседнюю комнату.

И сразу увидела развалившегося в кресле Люка. Его черные волосы были зачесаны назад, а глаза в упор смотрели на нее. Рядом с ним на столе стоял небольшой букетик белых цветов.

Целую минуту они молча смотрели друг на друга, и лишь потом Люк заговорил:

— Одна леди сказала мне, что любит цветы, потому что они молчат.

Розамунда наблюдала, как герцог взял маленькую хрустальную вазочку, в которой стоял букет, осмотрел со всех сторон и лишь потом поднял глаза на нее. Страстное желание, которое она увидела в его синих как море глазах, заставило ее замереть от надежды.

— Если молчание действительно то, чего ты хочешь, тогда освободи меня от этого и иди своей дорогой.

Она не помнила, как подошла к любимому, отчаянно пытаясь найти подходящие слова, способные выразить ее чувства. Но, вглядевшись в его лицо, которое уже долгое время преследовало ее и во сне, и наяву, она поняла, что не в состоянии сформулировать ни одной связной фразы.

Время, казалось, застыло, а Розамунда все смотрела на вазочку, которую он держал в руках.

— Люк… — наконец выдавила она и опять замолчала, а потом неожиданно выбила вазу у него из рук. Цветы разлетелись по ковру, вода выплеснулась, а злосчастная ваза, не разбившись, откатилась в сторону.

— Ненавижу цветы, — прошептала она. — И ненавижу молчание.

Напряжение окутало их словно густой предутренний туман.

Герцог медленно шагнул к ней.

Она положила свою дрожащую руку в его огрубевшую мозолистую ладонь и неуверенно подалась к нему. Медленно, мучительно медленно, он привлек ее к себе, усадил на колени, и наконец их губы встретились. А Розамунда всем своим существом поняла, как хорошо в раю.

Ее захлестнула волна блаженства, лишив воли, заставив позабыть все на свете. А ведь ей так много надо было ему сказать!

— Люк, — в конце концов, выдохнула она, но осознав, что все равно не способна произнести ничего умного, закрыла глаза.

— Подожди, я должен тебе кое-что сказать. — Люк нежно коснулся ее губ. — Я долго думал, как принести в твою жизнь только мир, покой и счастье, но так ничего и не придумал. Ты, как никто другой, заслужила их, поскольку долгие годы жила в страхе и унижении. Но, понимаешь, Хелстон не тот человек, который способен все это дать. Все мы — ненадежные, деспотичные эгоистичные люди, больше думающие о себе, чем о других. И все же я не смог отпустить тебя, не сказав, что люблю. Я обожаю, боготворю тебя… Без тебя моя жизнь будет пуста.

Розамунда уже собиралась возразить, но герцог остановил ее нетерпеливым жестом.

— Нет, подожди. Сначала ответь на один вопрос. Могу я надеяться, что ты чувствуешь то же самое?

— Но я… а как же ребенок… я не смогу…

— Да брось ты, — усмехнулся он. — Я ненавижу детей. Шумная орда варваров.

— Это неправда, — прошептала Розамунда. — А как же Ата…

— Ты не слишком охотно выполняешь указания, — сказал Люк и поцеловал любимую в лоб. — А я так надеялся на послушную жену. А теперь ответь на мой вопрос.

Но слова по непонятной причине, застряли в горле. Розамунда взглянула на шею возлюбленного — в том месте, где рубашка была расстегнута. На бронзовой коже таинственно поблескивал подаренный ею медальон. Скомканный галстук был небрежно отброшен на спинку стула. Розамунда зажмурилась, решив, что так будет легче говорить.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Мне кажется, я полюбила тебя с первого взгляда, в тот день, когда ты рассказал мне о правилах дьявола. — Подумав, она покачала головой. — Нет, пожалуй, это произошло на второй день, когда ты с великолепной небрежностью разрушил планы Алджернона Берда. Ну а когда ты разбил нос барону… тогда я уже полюбила тебя без памяти.

— А ты кровожадна, однако. — Люк откинулся на спинку кресла и улыбнулся той самой до боли знакомой улыбкой, от которой у Розамунды всегда слабели колени. — Могу я надеяться, что ты еще и нетерпелива? Назови день, когда ты станешь моей женой.

— Люк, а как же Грейс?

— Она мне отказала.

Розамунда поджала губы, чтобы они не расплылись в счастливой улыбке, и надменно выгнула брови.

— Понятно. Значит, я — твоя вторая попытка?

— Совершенно верно.

— И тебя интересует исключительно мое приданое?

— Какое это замечательное слово — «приданое»! Звучит как музыка. Как думаешь, ты стоишь пятидесяти тысяч? Если да, мистер Браун будет безумно счастлив.

— А ты?

— Дай подумать… Для полного счастья мне, пожалуй, понадобится одна из твоих вышивок.

— Тогда я лучше осчастливлю мистера Брауна. Люк поцеловал Розамунду с такой всепоглощающей нежностью, что у нее закружилась голова.

— Назови день, — повторил он. — И если наша свадьба состоится не по специальному разрешению в течение ближайшей недели, боюсь, вспыхнет новый скандал.

— А как же наследник? — Этот вопрос тревожил Розамунду больше всего.

— Розамунда, если ты позволишь бесконечно орущему, пачкающему пеленки существу встать между нами, я тебе этого никогда не прощу.

— И все же…

— Я люблю тебя, — воскликнул герцог, — и мне глубоко плевать, кто в конечном итоге унаследует титул! Если честно, мой теперешний наследник — крайне неприятная личность. Но я скупил половину загородных домов в Англии, в которых на сегодняшний день проживает половина английских вдов. Когда я умру, ты их продашь, построишь замок и устроишь женский монастырь. Или поплывешь по морю на «Сердце Каро» вместе с бабушкой — не сомневаюсь, она меня переживет, — даже не оглянувшись на этот берег. Ты должна обещать только одно: что никогда и ни о чем не пожалеешь.

Розамунда взъерошила пальцами его чуть влажную шевелюру.

— Я жалею, что отрезала твои волосы.

— Я отращу их.

— Я жалею, что у меня не было шанса поплавать еще.

— Мы поплывем в экспедицию сразу после венчания. Кстати, на сегодня тебе позволено еще только одно сожаление.

— Я жалею, — она игриво пощекотала шею возлюбленного, — что нет времени заняться с тобой любовью до бала.

Люк довольно хмыкнул, и разговоры о сожалениях и балах, наследниках и обязанностях сразу отошли на второй план. Остались только мужчина и женщина, жаждущие отдавать и получать.

В тот же вечер, ровно в половине десятого, Люк проводил отца Розамунды из библиотеки в роскошно украшенный зал. Такую пышность можно встретить только на лондонских балах. Он подвел графа Туэнлина к дочери, после чего поднялся по ступенькам на сцену к музыкантам. У него не было необходимости призывать собравшихся к молчанию. Английская знать с нетерпением и любопытством ожидала объявления о помолвке одного из самых высокородных женихов страны. Его не раз видели танцующим с графиней Шеффилд. Но сегодня он вообще не танцевал, опоздав к началу бала на целый час. Он испытывал огромное наслаждение, пренебрегая условностями и получая нарочито строгие выговоры от бабушки. Но больше всего удовольствия ему доставляло выводить из себя Брауни.

Дождавшись тишины, Люк внимательно оглядел собравшихся, хотя на самом деле он искал глазами только одного человека — любимую женщину, стоявшую рядам с его бабушкой и своими родственниками.

— Леди и джентльмены, позвольте поблагодарить за то, что вы сегодня почтили меня своим присутствием. Вам известно, что на сегодняшнем балу будет сделано важное объявление. Даже два. — Он напряженно думал, как сделать так, чтобы не задеть чувства Грейс, стоявшей перед сценой между леди Купер и ее почти царственным родственником. — Должен признаться, я разочарован.

В толпе раздались вопросительные возгласы. Люк повысил голос:

— Я всегда говорил, что слухи — пища для души. Теперь в толпе послышались смешки.

— Но почему-то дальше слухов и предположений дело не пошло. А все потому, что вы не пожелали следовать моему совету. Если бы вы приняли мои правила и пили больше бренди, то наверняка уже давно бы догадались, кто является настоящим автором «Словаря Люцифера». Кстати, мистер Куигли, вальс ближе к аду на сто сорок четыре шага, а вовсе не на сто сорок пять. Возможно, вы, сэр, не умеете считать, но заверяю вас, дьявол Хелстон умеет.

Толпа пришла в неистовство. А Люк заметил двух шотландцев — своего издателя Джона Мюррея и Брауни, которые в углу танцевали свой собственный вариант вальса, удивительно напоминавший шотландскую джигу. Люк снова поднял руку, призывая к тишине.

— И будущая герцогиня Хелстон, леди Розамунда, считать тоже умеет.

Люк наблюдал, как Розамунда, сопровождаемая своими родственниками и вдовствующей герцогиней, выбралась из толпы. А гости все еще возбужденно обсуждали новость насчет самой скандальной книги Лондона. Вопрос о ее авторе уже два сезона не давал покоя светскому обществу. Заключались многочисленные пари. И вот теперь автор объявился, да какой автор! На Грейс Шеффи, улыбавшуюся Люку, никто не обращал внимания.

Отец Розамунды вложил руку дочери в ладонь Люка Сент-Обина.

— Представляю вам леди Розамунду, согласившуюся стать моей женой, — громко произнес Сент-Обин.

— Помоги вам Бог, леди Розамунда! — выкрикнул мистер Куигли под общий хохот.

Люк поклонился невесте.

— Как насчет тура вальса с дьяволом?

— Полагаю, ты мог бы вести себя более традиционно, — проворчала она.