Так продолжалась жизнь. Много планов и мало результатов. Детские эмоции пятнадцатилетней Розамунды медленно, но верно сменялись женскими.

Следующий год оказался еще хуже, потому что семейство герцога отбыло на лето в Брайтон, где пользовалось особым покровительством принца-регента.

Но еще через год, в июне, Розамунда получила на день рождения подарок, о котором могла только мечтать, — возвращение клана Хелстонов. Среди прочих, конечно, был лорд Самнер.

Юная девушка еще не знала, что своих сокровенных желаний, тайных мечтаний необходимо опасаться именно потому, что они могут исполниться. Впоследствии Сильвия клялась, что Розамунда ни на что не обращала внимания и даже игнорировала силу предрассудков, а ведь все знают, что в Корнуолле больше магии, чем святых в раю.

Желание Розамунды видеть лорда Самнера тем жарким летом было неослабным. Но всякий раз, оказываясь рядом с ним, девушка теряла дар речи и вела себя как полная дурочка. Это приводило Розамунду в бешенство. Но что делать, если в волнистых светло-каштановых волосах Генри, часто падавших на лицо, и в чарующей улыбке было нечто заставлявшее ее сердце биться втрое быстрее. К тому же приходилось постоянно молить Господа о прощении за греховные мысли. Братья видели ее томление и издевались над сестрой как могли. Собственно говоря, так ведут себя все братья на свете.

За день до того, как все Хелстоны должны были отбыть в город, Розамунда постаралась сделать «хорошее лицо» и отнестись ко всему философски. Решив отвлечься от мыслей о лорде Самнере, она захотела прокатиться к мысу верхом, выбрав для прогулки нового, купленного отцом недавно серого жеребца-четырехлетку по кличке Домино.

Забравшись в седло, девушка сразу пустила резвого коня в галоп. Домино птицей летел к утесам Перрон-Сэндс, а всадницу охватило чувство свободы.

Лорд Самнер. Да кому он нужен? Что он значит по сравнению с ее родными и этими пейзажами, тем более, когда она сидит на спине могучей лошади и намерена сполна насладиться суровым великолепием природы?

Глядя на море, поверхность которого безжалостно хлестал ветер, Розамунда неожиданно боковым зрением заметила еще одного всадника. Мужчина ехал на могучем скакуне — гнедом, с четырьмя белыми носочками. Девушка со свистом втянула воздух. Лорд Самнер.

Ну, надо же! Именно тогда, когда она решила забыть о нем! Впрочем, он все равно ее не замечает.

— Хей-хо! — выкрикнул Генри и направился в ее сторону. — Графиня! Какой сюрприз! Я думал, что все леди в такой ранний час еще спят. — Лошадь остановилась и тут же нетерпеливо заплясала рядом с Домино.

Сердце Розамунды билось так сильно, что это, должно быть, можно было заметить даже сквозь одежду. Она с трудом прогнала панику и напомнила себе, что отныне этот мужчина ей безразличен.

— Я не леди, сэр, — ответствовала она. Лорд Самнер тихо засмеялся.

Девушка почувствовала, как запылали ее щеки, и оскорбилась в лучших чувствах. Она же никогда не краснеет!

— Я имела в виду, что не принадлежу к таким леди.

— Конечно, нет, это я уже понял. Боже правый, это жеребец?

— Да, а что?

— Потрясающе! Мой Бутс готов к небольшому соревнованию, чтобы заработать свою порцию овса. Не хотите поучаствовать? Ну, скажем, до конца пляжа. — Юноша весело рассмеялся. Солнце, залив его роскошную шевелюру, высветило золотые нити в его каштановых кудрях.

Розамунда кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и состязание началось.

Мощные задние ноги мерина лорда Самнера с силой отталкивались от мягкой песчаной почвы. Но Генри весил больше, чем хрупкая Розамунда. Кони мчались вдоль утеса — иногда ноздря в ноздрю, иногда один вырывался на несколько дюймов вперед, легко преодолевая встречные препятствия. На спуске к пляжу Домино оказался чуть впереди, и она сознательно нарушила основное правило взаимоотношений между мужчиной и женщиной: последние никогда не станут наносить ущерб гордости возлюбленного.

Достигнув конца песчаного берега, Розамунда обернулась и убедилась, что лорд Самнер безнадежно отстал.

— Леди Розамунда, — он склонил голову, — я признаю свое поражение. — Ах, как он был великолепен, даже утратив аристократическую бледность, с румянцем во всю щеку. — Но мы забыли договориться о награде для победителя, не так ли, проказница?

Проказница? Одного этого глупого слова было достаточно, чтобы вернуть ее с неба на землю.

— Позвольте вам напомнить, сэр, что мне уже семнадцать лет. И я выше ростом, чем многие девушки моего возраста и даже старше. Я не ребенок и не проказница.

Лорд Самнер прикусил губу, чтобы не расхохотаться, и спешился. Его сапоги оставляли глубокие следы в песке. Придерживая поводья своего коня, он помог спешиться Розамунде. Его высокий рост раздражал ее даже больше, чем снисходительная улыбка.

Генри слегка наклонил голову и усмехнулся:

— Возможно, но не думаете ли вы, что это определение относится скорее к характеру, чем к возрасту?

Глубокий бархатный голос лорда творил с ней странные вещи.

— Вашу сестру, к примеру, и Августину — мисс Фелпс, — несмотря на молодость, нельзя так назвать.

Юноша стоял очень близко к Розамунде — ближе, чем когда-либо раньше. А его взгляд — непонятный и очень смелый — лишал ее способности мыслить здраво. Девушке хотелось обнять его за шею. Впрочем, если быть честной, дальше этого ее желания не распространялись. Ну, прижмет она его к себе, а что потом? Розамунда, конечно, чисто теоретически, знала, как люди целуются, но что при этом происходит с их носами? Когда одно лицо приближается к другому, в конце концов, их носы непременно столкнутся. Значит, одно лицо должно быть слегка повернутым, но куда? Вправо или влево?

— Итак, мадам… — Ослепительная улыбка молодого человека завораживала. — Каким будет ваш приз?

Их губы разделяло всего несколько дюймов. Розамунда всмотрелась в глаза своего кумира и с трудом проглотила вставший в горле комок.

— Поцелуй, — чуть слышно прошептала она и тут же закрыла глаза от смущения. Неужели она действительно предложила мужчине поцеловать ее? Она с опаской приоткрыла один глаз, опасаясь увидеть на физиономии Генри откровенную насмешку.

Но лорд Самнер и не думал смеяться. Его брови удивленно приподнялись, а щеки вновь окрасились румянцем — или это ей показалось? Он неуверенно подался к ней, но она оказалась быстрее. Обхватив мужчину за шею, Розамунда коснулась его губ легким поцелуем.

— О, вы так добры, леди Лэнгдон. Я, конечно, счастлив, — пробормотал он и ослабил узел на шейном платке, — но вы должны знать, что мое сердце…

Ну, что там было с его сердцем, еще вопрос, но вот сердце Розамунды провалилось куда-то в живот. Девушка отпрянула, не желая больше ничего слушать. Она ласточкой взлетела в седло, хотя позднее так и не поняла, как это у нее получилось без посторонней помощи. Но ей необходимо было убежать — как можно быстрее и как можно дальше. Зализывать раны предпочтительнее в одиночестве.

Генри — а для нее отныне и впредь только лорд Самнер — был влюблен в кого-то другого. Он считал Розамунду забавным ребенком, и не более того. Нет, она никогда в жизни больше не попадет в столь унизительное положение!

По крайней мере, юная графиня так думала.

Розамунда неторопливо ехала от границ земель герцога к своему любимому поместью Эджкумб, ощущая острую жалость к самой себе, такой несчастной и униженной. Но по мере приближения к дому это ощущение сменилось не менее острым недовольством собой. С чего это она так разнюнилась?

Боже правый, сколько раз ей приходилось видеть, как собственные братья глупеют и совершают дурацкие поступки из-за состояния этой самой любви? Но ведь это чувство должно быть взаимным и делать людей лучше, а не превращать их в тупоумных кретинов! Правда, то, что она испытывает к Генри, конечно, значительно сильнее, чем мелкие страстишки братьев. И она не совершила ничего предосудительного.

Но в глубине души Розамунда отлично понимала, что это не так.

Она повела себя даже более неумно, чем эти безмозглые мальчишки.

Утешало лишь то, что Розамунда по крайней мере сможет сыграть роль мудрой старшей сестры, когда Сильвия, влюбившись без памяти, явится поплакать у нее на плече.

На полях созрел богатый урожай. Началась уборочная страда. Розамунда въехала на отцовские земли, стремясь очутиться подальше от того места, где ее постигло первое в жизни глубочайшее разочарование. Она молча передала жеребца старшему конюху Джонсу, который был занят сложным процессом полировки украшенного гербами семейного экипажа.

— Леди Розамунда, вы пропустили все визиты. Приходил епископ и обе мисс Смитамс. Да и ваш отец уже вернулся из города.

Девушка вздрогнула, искренне надеясь, что сумеет избежать встречи с тремя самыми большими сплетниками во всем Сент-Ивзе, Пензансе и Лэндс-Энде.

Заметив гримасу отвращения, появившуюся на физиономии леди Лэнгдон, Джонс усмехнулся:

— Не беспокойтесь, мисс, они уже ушли. Епископ не мог задерживаться. Его призывали важные приходские обязанности. — Конюх закашлялся, и Розамунда могла поклясться, что он пробормотал: — Или очередная никчемная говорильня, если хотите знать мое мнение.

Девушка немного полюбовалась мастерской работой Джонса и поспешила к задней двери в дом. Вскоре она оказалась в своих покоях рядом со столиком для умывания. Чуть теплая вода смыла следы слез на запыленных щеках. Розамунда посмотрела в зеркало. В нем отражалась самая одинокая и самая несчастная леди на всем белом свете. Старшую дочь семьи Туэнлин нечасто охватывала огромная непреодолимая тоска по матери, но сейчас это было именно так. Розамунда провела пальцем по своему медальону, на котором была выгравирована роза. Внутри под тонкой золотой пластинкой с маленьким стеклышком хранилась прядь волос матери, сплетенная с ее собственными локонами. Взглянув на миниатюрный портрет леди Туэнлин, висевший рядом со столиком, Розамунда в очередной раз убедилась, что совершенно непохожа на мать.