Он встал, отодвинул ногой стул и сказал резко:

— Я не хотел больше видеть вас, но, похоже, наш сын решил иначе.

Изабель вздрогнула. Было очевидно, что он ее ненавидит. Он смотрел на нее с таким презрением, с каким смотрят на самого отвратительного преступника. Боже мой, как могла такая любовь перейти в ненависть? Как же ей смотреть ему в глаза, если он испытывает к ней такую ненависть?

У нее нашлись силы, о существовании которых она и не подозревала. Она распрямила плечи, подняла голову и твердо произнесла:

— Похоже.

Она прошла к столу легким шагом, не глядя на него, но ощущая на себе его горящий взгляд. Она никогда не была легкомысленной, но сейчас ощутила свои пятьдесят лет во всей полноте. Стоило ей взглянуть на него, как она загорелась волнующим, жарким желанием. Он же, как ей казалось, видел перед собой пожилую женщину, к которой испытывал только ненависть.

Она потянулась к чайнику, чтобы налить ему и себе чаю. Хэдриан перехватил ее руку и потянул Изабель к себе так, что их лица почти соприкасались. Она вскрикнула.

— Боже милостивый! — закричал он. — После всего, что вы наделали, вы смотрите на меня и наливаете мне чай?!

— Отпустите мою руку.

Он отпустил сразу же.

— На вас это не похоже — вести себя так грубо.

Она поражалась своему спокойствию и твердости, хотя на самом деле была близка к обмороку.

— Если я веду себя так грубо, так только потому, что вы меня к этому вынудили.

— Френсис тоже обвинял меня в своей слабости.

Он оцепенел и побледнел, на щеках заходили желваки. Потом тихо произнес:

— Извините.

Он никогда не был похож на Френсиса, не мог быть на него похожим, и Изабель знала это.

— Вы тоже извините меня, — сказала она тихим и проникновенным голосом.

Он вскинул голову, как от резкого удара. Глаза метали молнии.

— Извиняться сейчас? Не поздновато ли?

Он перегнулся через стол, и Изабель подумала, что он опять хочет ее схватить за руку. Но он навис над ней, трясясь от ярости.

— Так по какому поводу вы извиняетесь, Изабель?

Слезы безудержно текли по ее щекам.

— Извините за все.

— За все? — с сарказмом переспросил он. — За ложь, за обман, за то, что вы оказались эгоистичной самкой?

Она отшатнулась от него.

— О Боже!

Он снова схватил ее — в руках была огромная сила, хоть они не причиняли боли, — и сильно тряхнул ее.

— Я любил женщину, которой не было на самом деле. Никогда не было! То, что я любил, был обман, прекрасная ложь. Я любил прекрасную ложь!

Она зарыдала:

— Почему ты так делаешь? Почему ты мучаешь меня? За что ты меня так ненавидишь?

— Ты лишила меня сына и еще спрашиваешь, почему я тебя ненавижу?

— Я так поступила потому, что боялась! Я боялась!

— Боялась? Кого? Френсиса?

— Нет. Я хочу сказать, что, конечно, Френсиса я боялась. Он ненавидел меня за то, что я управляла имением, за то, что Хэдриан не его сын. Ему было достаточно малейшего повода, чтобы обидеть меня. Хэдриан еще мальчиком был похож на тебя. Он был очень смелый мальчик. Сколько раз он пытался защитить меня! — Изабель горько плакала.

— Я бы защитил тебя! — Он крепко тряхнул ее. — Черт возьми! Я бы вас обоих защитил! Я бы вас увез отсюда!

— Именно этого я и боялась, — вместе с рыданием вырвалось у нее. — Я знала, что ты приедешь, если я сообщу тебе о Хэдриане, что ты будешь требовать у меня сына. Я знала и то, что поступаю дурно, скрывая от тебя правду. Но, Хэдриан! Господи, попытайся понять меня! Самое тяжелое, что мне пришлось когда-нибудь пережить, — это бегство от тебя и возвращение в Клейборо. Для меня до сих пор остается загадкой, как я сумела это сделать, как я жила изо дня в день без тебя. Лишь когда я узнала, что у меня от тебя будет ребенок, я успокоилась, это придало мне силы жить и бороться. Я не сообщала тебе ничего потому, что ты приехал бы и поломал жизнь, которую я едва сумела наладить. Я знала, что стоило бы мне тебя увидеть, и я без колебаний покинула бы Клейборо и мужа, отказалась бы от чести, от самой себя и убежала бы с тобой и ребенком. Но, поступив так, я бы ненавидела себя всю жизнь.

Он отпустил ее, дрожащей рукой провел по своим волосам, глядя на нее в полном недоумении.

— Господи! Это все из-за проклятого благородства! Из-за него ты пожертвовала собой!

— Если бы я взяла Хэдриана и ушла с тобой, то со временем стала бы презирать не только себя, но и тебя, а этого я боялась больше всего, — закончила она почти шепотом.

Стоун был в растерянности, он не знал, как реагировать на ее слова. Потом отошел в сторону. Она наблюдала за ним, не сдерживая больше слез и не произнося ни звука.

Когда он повернулся к ней, Изабель увидела, что в его увлажнившихся глазах уже нет гнева.

— Жизнь никогда не бывает только белой или черной, не так ли? — заключил он с грустью. — Сколько в ней серых оттенков? Почему ты должна быть именно такой, какая ты есть, Изабель? Хотя, — он с горечью засмеялся, — именно эту женщину я полюбил.

— Я решила, что лучше жить без тебя, но любя тебя, чем жить с тобой и презирать себя и тебя.

— А я бы не смог долго выдержать твое презрение, — сказал он очень серьезно.

— Теперь ты понимаешь? — воскликнула она.

— Да, я понимаю, что значит уважать себя, — горько признался он.

Она откинулась на спинку кресла, чувствуя огромное облегчение, и взглянула на него смелее.

— Ты можешь простить меня?

— Не знаю.

Она была убита этой фразой.

— Хэдриану было плохо. Ты хоть понимаешь, что пожертвовала им ради своего проклятого благородства?

— Нет! — воскликнула Изабель. — Френсис никогда его не любил, но я заставила его признать, что Хэдриан его сын. Я пригрозила ему, что открою обществу все, что о нем знаю: как он пьет, как предпочитает мальчиков и как его жене приходится спасать его от кредиторов. И Френсис уступил. Он никогда бы не перенес, если бы свет узнал о его полной финансовой несостоятельности. Хэдриан действительно не испытывал отцовской любви, но я старалась возместить ее. Ты же его видел. Видел, каким замечательным человеком вырос наш сын. Посмотри, какой он сильный, он во всех отношениях похож на тебя. Ты вполне можешь гордиться им, должен гордиться.

— Но он рос страдая.

На минуту Изабель закрыла глаза.

— Он страдал. Он страдал от боли, которая не покидала его по сей день. Боль оттого, что его не любил и презирал отец. Я, как могла, защищала его. Может быть, я эгоистка. Возможно, ты прав — я думала только о себе. Очень может быть, что решение, принятое мною тогда, было неверно. Сколько раз я спрашивала себя об этом. Возможно, ты дал бы ему любовь. Но наши отношения недолго бы сохранились, если бы я отказалась от своего брака и от той жизни, которой жила. Трудно сказать, был бы Хэдриан после этого более счастливым ребенком.

Стоун понял, что сейчас действительно очень трудно судить, что было бы лучше. Изабель тихо плакала, вытирая слезы платком. Он вдруг почувствовал, что гнева в нем больше не осталось, что на душе легко. Он видел ее хрупкие вздрагивающие плечи, изящные руки, на пальце левой руки блестел необыкновенных размеров сапфир: обручальных колец она не носила.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Изабель сейчас не двадцать лет: у глаз собралось несколько морщинок, морщинки у рта стали глубже, волосы стали платинового цвета, но черты лица остались по-прежнему прекрасны. Он почувствовал, как в нем пробуждается желание.

— Ты все еще очень красива, Изабель, — сказал он осторожно.

— Я старая.

— Ты не выглядишь старой.

— Не делай этого.

— Не делай — чего? — Он еще ближе придвинулся к ней.

— Не надо! — Она попыталась убрать его руки, но он притянул ее к себе и вздрогнул. Каждая часть ее тела была необыкновенно женственной и хорошо знакомой. Она замерла в его объятиях и тихо посмотрела на него чистыми, прекрасными глазами, которые он так хорошо понимал.

— Не нужно, — сказала она опять.

— Почему не нужно? Ничего не изменилось, не так ли? Мы по-прежнему хотим друг друга. Я хочу тебя.

Слезы навернулись ей на глаза.

— А я люблю тебя.

Его словно оглушило громом, а затем он перестал соображать, что делает. Он крепко обнял ее и страстно поцеловал. Все прошлые годы исчезли: вчера стало сегодня. Ему не было шестидесяти лет, а женщина, которую он держал в своих объятиях, была молоденькой девушкой. Возможно, что они и обнимались не здесь, а где-то на палубе «Морского дракона». Время остановилось для них. Реальностью были только Изабель и его сильная любовь к ней, которая никогда не умирала.

Руки соскользнули вниз по ее телу, как бы вспоминая, губы касались ее губ.

— Не плачь, Изабель, — тихо пробормотал он, — не плачь, — и еще крепче обнял ее.

Она не успокаивалась. Схватив его за отвороты пиджака так, что они затрещали, она, рыдая, повторяла:

— Я люблю тебя, Хэдриан, люблю, но я не могу быть с тобой, раз ты меня так ненавидишь.

— Я не ненавижу тебя! Как же я могу вообще ненавидеть тебя? Я всю жизнь прожил с любовью к тебе, — и, вспомнив слова сына, добавил: — Даже американец может хранить верность.

Она засмеялась:

— Это правда? Ты серьезно говоришь? Ты любишь меня? Ты можешь меня простить?

— Есть такая поговорка, — сказал он, с нежностью держа ее лицо в своих больших ладонях. — Любовь залечивает все раны.

Она счастливо рассмеялась, прижимая его ладони к своему лицу.

— Это «время лечит все раны», я думаю.

— А для нас — любовь, — просто ответил он.

Стоун вдруг напрягся, какая-то мысль взволновала его: вдруг она испытывает чувство верности к Клейборо или мертвому герцогу?

— На этот раз ты выйдешь за меня замуж, Изабель.

— Да! — воскликнула она радостно. — Да, да, да!

— Это не был вопрос, — сказал он, и на глазах появились слезы.

— Я знаю! — Она порывисто обняла его.