— О! Как же я посмела забыть об игре, в которую вы все время играете?

Хэдриан улыбнулся не самой своей приятной улыбкой.

— Как долго вы намерены заставлять ждать себя внизу, Николь?

— Всю жизнь.

Он улыбнулся, не изменив серьезного выражения лица.

— Не очень умное поведение.

Взгляд опять упал на нее, и его тело вдруг ощутило, что они одни в этой комнате. Кровать была не дальше одного фута от них.

— Вы должны уйти. Уже сейчас не оберешься разговоров о том, что вы вошли в мою комнату. — Голос ее срывался.

— Хорошо, — сказал он, делая к ней шаг, такой же напряженный, как и все его большое тело. — Они будут говорить, что я без ума от вас и преследую вас даже в вашей спальне, потеряв всякую учтивость, которую должен проявлять жених…

Николь быстро перебежала на другую сторону кровати.

— Вы сумасшедший!

— А вы, моя прелесть, трусиха, — говорил герцог, подкрадываясь к ней.

— Я не трусиха, — проскрежетала она сквозь сжатые зубы, вцепившись в колонну, поддерживавшую полог кровати. Грудь ее высоко вздымалась от волнения. — Это вы трус! За моей спиной тайком просите у отца моей руки, после того как я вам отказала!

Он замер. Но через секунду оказался около нее, схватил за руки и стал оттаскивать ее от колонны. Она кричала, он ее тряс. С жадным любопытством он смотрел на ее грудь, которая совсем вылезла из корсета.

— Наоборот, — сказал он ей на ухо неестественным голосом, — любого, кто решается жениться на вас, можно считать самым храбрым человеком.

Николь вывернулась от него, схватила с постели первую попавшую ткань и прикрылась ею.

— Тогда считайте себя свободным и объявите о расторжении помолвки. Я не обижусь! — крикнула она.

Он говорил себе, что ведет себя так лишь из необходимости заставить ее замолчать. Но он знал в тот момент, когда тащил ее к себе, когда прижимал ее к себе, что это — полуправда. Он уже изрядно устал от всех этих игр и от ее сопротивления.

— Значит, ваши чувства сильнее моих. Я предупреждаю, Николь, что очень быстро обижаюсь на тех, кто относится ко мне без достаточного уважения. — Говоря это, он крепко поцеловал ее в губы.

Она отчаянно сопротивлялась; пытаясь отбиться от него, и почти преуспела в этом, но тут он взял ее за запястья и толкнул на груду шикарных и очень дорогих тканей, лежавших на кровати.

— Я не вижу обиды в ваших глазах! Почему же не признать свою уязвимость? Почему вы меня так сильно толкаете? Как вам удается заставлять меня забыться? Конечно, во всем виновата я! — крикнула Николь, но не двигалась, лежа на кровати. Своим телом он просто припечатал ее, раздвигая ногами ее ноги.

Ничего не отвечая, он своевольно содрал с нее красный шифон. Ее глаза округлились, она дернулась, пытаясь его сбросить, но он крепко держал ее за запястья.

Какое-то время она лежала тихо, не шевелясь, только обнаженная грудь тяжело вздымалась и опускалась под его накрахмаленной манишкой.

— Может быть, мы когда-нибудь прекратим эти глупости? — требовательным голосом спросил он.

Она перевела взгляд на его рот, а затем быстро опять на глаза.

— На карту поставлено мое будущее, и я не считаю это такой уж глупостью.

— Наше будущее поставлено на карту, наше, — поправил он.

Она еще раз дернулась под ним.

— Как вы смеете так со мной поступать? — прошипела она.

Его взгляд упал на ее обнаженную грудь. Он понял, что ее вопрос относится и к тому, как он сейчас с ней расправляется, и к тому, что принуждает ее выйти замуж.

— Сдавайтесь, Николь, вы уже проиграли. Принимайте то, что должно случиться. Смиритесь с фактом, что через несколько дней вы станете моей женой.

Она вся напряглась под ним. Он знал, что причиняет ей боль, так как продолжал крепко сжимать ее руки, знал, что она, так же как и он, ощущает его, так как его возбудившийся член находился у нее между ног, в паху.

— Я никогда не смирюсь с этим.

Он не засмеялся. Ничего смешного в том, что она продолжает упорствовать и сопротивляться его воле, нет.

Никогда не знаешь… — начал он. Пот выступил у него на лбу. Он боролся с самим собой и — проиграл. Сила его желания была сокрушающей. Его начало трясти. Он знал, что должен уступить страсти, бушевавшей в нем. Вдруг он почувствовал, что и сопротивление Николь прекратилось. Вскрикнув, она выгнулась дугой, закрыла глаза и прижалась к его телу.

Хэдриана не нужно было подстегивать. Он развел ей ноги и впился губами в ее губы. Николь в страстном ритме двигалась под ним, искала языком его язык. Он грубо бросал на нее свое тело.

Вдруг кто-то требовательно постучал в дверь.

Мгновенно Хэдриан оказался на ногах и застегнул ей корсет. Николь смотрела на него затуманенными от страсти глазами.

— Кто-то идет, — прошептал он, поднимая ее на ноги, а затем тряхнул ее так, что сознание стало возвращаться к ней.

Оставив ее, он заправил рубашку в брюки, поправил галстук и пошел к двери. Он открыл ее, как только раздался повторный стук.

Это была графиня. Хэдриан нисколько не сомневался, что ему не удалось одурачить ее, хоть на лице у нее и была довольно приятная улыбка.

— Здравствуйте, герцог. Я подумала, что, может быть, мне стоит принести каких-нибудь закусок, пока вы у моей дочери.

— Как это мило с вашей стороны, — пробормотал он, глядя на Николь. Она стояла к ним спиной и смотрела в окно. На ней уже был зеленый махровый халат. На душе у герцога стало легче.

Джейн поставила поднос на стеклянный столик, сказала какие-то любезности гостю и ушла, оставив дверь широко открытой. Хэдриан повернулся к невесте. Она сердито смотрела на него. Было видно, что ее настроение не улучшилось.

— Надеюсь, вы удовлетворены? — неосторожно бросила она.

— Вовсе не удовлетворен.

Она покраснела. Руки сами собой поднялись вверх, как бы прикрывая грудь.

— Зачем вы пришли? Посыпать соль на мои раны?

— Какие раны? — сухо спросил он, отворачиваясь. Теперь, когда они вновь остались одни, у него в паху опять заныло.

Он налил в чашки чай, пытаясь отвлечься от желания.

— Вы знаете, какие раны, — резко выпалила она. —

Почему вы настаиваете на этом смешном браке? Я всей душой разделяю ваше мнение, что вы круглый дурак, если собираетесь жениться на мне.

— Я не говорил этого, Николь.

— Я не смогу быть герцогиней, как вам самому известно, — продолжала Николь, как бы его не слыша.

— Может быть, вы скоро продадите себя.

Глаза у нее округлились. Он спокойно потягивал чай, не отрывая от нее взгляда. Она опомнилась.

— Хэдриан, зачем вы настаиваете на этом браке? Если то, что между нами произошло, ничего не значит для меня, то почему это должно что-то значить для вас? Странно.

Он пристально посмотрел на нее. Эта грубость его не смутила. Ему захотелось узнать — неужели то, что произошло между ними в библиотеке несколько дней назад, не имеет для нее значения?

— Вы знаете почему. Возможно, у вас будет от меня ребенок.

Он опять стал мрачным.

— Я не изменю своего решения. Я непоколебим.

— Что же, вы получите герцогиню, которая не имеет никакого желания быть таковой, — сказала она ледяным тоном.

— Вы смеете угрожать мне?

— Я не угрожаю, я предупреждаю.

— Вы лжете, — сказал он со спокойствием, которое давалось ему все трудней, и поставил на столик чашку с блюдцем.

— Мы оба знаем, как на самом деле вы не имеете никакого желания. Доказательство тому дано пять минут назад.

Она покраснела от смущения или от злости, а может быть, и от того и от другого.

— Пусть у меня иной раз и возникает желание, но у меня его нет, когда дело касается замужества.

Ее бритва резанула его с безошибочной точностью, и ему не понравилось, что рана оказалась слишком глубока. Она ни на йоту не смягчилась относительно перспективы замужества. Она не могла знать, что Френсис не был его отцом, если это вообще интересовало ее, но он был слишком горд, чтобы ей об этом рассказывать. А главное, он не доверял ей. Пока не доверял, и поэтому не мог так рисковать репутацией своей матери.

— Я в самом деле настолько одиозен?

Она была бледна, но ее злость постепенно уходила.

— Проблема не в том, считаю ли я вас одиозным, — осторожно ответила она.

— Но вы считаете меня одиозным? — упорствовал он.

— Нет.

Он замер. Ему с трудом удавалось сдерживать улыбку.

— Значит, я не такой уж страшный? — Он попытался заглянуть ей в глаза.

Ее губы задрожали:

— Не женитесь на мне против моей воли.

— Николь, уже слишком поздно.

— Еще не слишком поздно. Вы можете все отменить. Люди скажут, что наконец-то к вам вернулось благоразумие!

Он не мог не почувствовать ее отчаяния, и ему стало не до улыбок. Какая бы причина ни была, но она по-прежнему выступает против их брака.

— Я предлагаю вам изменить свое решение, — сказал он холодно.

— Я не хочу стать жертвой вашей благородной идеи долга.

— Вы уже достаточно ясно выразились, — сквозь зубы процедил он. — На самом деле я чертовски устал слушать один и тот же мотив. Истина одна — мне безразлично, чего вы хотите.

— Черт с вами, — прошипела она. — Вы любите только себя. Вы холодный, бессердечный, такой, как о вас говорят!

Хэдриан криво улыбнулся. Его чувства были оскорблены, и его разбирала злость потому, что он действительно очень уязвим там, где дело касалось Николь.

— Я намеревался пригласить вас на сегодняшний бал, но теперь вижу, что это будет неразумно.

— Да, это будет неразумно, — согласилась она, ожесточившись. — Я бы отказалась. У меня совсем нет желания идти с вами.

Своей враждебностью по отношению к нему она бы вызвала еще большие сплетни. Было бы чудом, если бы она согласилась сохранять внешние приличия и вести себя, как полагается невесте.

— Встретимся в церкви. — Он направился к двери, но ее слова остановили его на полпути.