Грейсон снял рубашку. Он был поистине великолепен, плечи его были широкие и мускулистые, грудь — твердая, и вообще он обладал скульптурными формами. Кейт импульсивно поцеловала его в грудь, ее язык задержался на сосках, а руки блуждали по всему его телу.

— О Господи, как я хочу тебя! — горячо проговорил он.

— Какую страсть ты пробудил во мне, — прошептала Кейт, задыхаясь.

От этих слов кровь в жилах Грейсона приобрела силу бушующей реки. Желание овладеть ею сделалось необоримым. Ее волосы шелковистыми волнами лежали на обнаженных плечах; светло-зеленые глаза сияли, словно сигнальные огни двух маяков. Кейт задыхалась, продолжая гладить его тело; ее полные губы были слегка приоткрыты, кожа пылала.

Грейсон снял ботинки и расстегнул брюки. Теперь она лежала под ним, ее груди вздымались с каждым жадным вдохом, являя собой потрясающе соблазнительное зрелище. Она пожирала его взглядом, одаривая обольстительной улыбкой.

Ее улыбка стала еще соблазнительнее, когда она взяла его ствол в руку и стала его ласкать. Грейсон ввел пальцы во влажную пещерку и увидел, как ресницы Кейт вздрогнули, а глаза закрылись, когда он стал ласкать ее с такой же страстью, как и она его.

Дыхание Кейт стало более глубоким; она обхватила его бедра, притянула к себе. Грейсон закрыл глаза, сконцентрировавшись на нарастающем сладостном ощущении, и постепенно ввел ствол на полную глубину.

Но глаза Кейт открылись, и она посмотрела на него, словно была в удивлении. На мгновение Грейсон испугался, подумав, что причинил ей боль, но затем увидел, что ее лицо осветилось улыбкой.

— О Боже, — сказала она и, погладив его спину, подняла колени. — О Боже!

Она определенно испытывала наслаждение. Дороги назад не было. Он ласкал ее, продолжая двигаться, горячо целовал. Ее тело подходило ему идеально; она так верно реагировала на каждое его движение, что испытанные им чувства потрясали Грейсона.

Кейт положила ногу ему на спину, обвила шею руками и страстно поцеловала в ответ.

Когда Кейт стала задыхаться, Грейсон приподнял бедра и погрузился в нее на всю глубину. Кейт вскрикнула в экстазе. Движения Грейсона стали еще быстрее и продолжались до того момента, пока он не содрогнулся и не излился в таком же наслаждении.

Он уронил голову ей на плечо. Ему понадобилось какое-то время, чтобы собраться с силами и поднять голову. Он чувствовал себя совершенно выжатым. Он отвел волосы с глаз Кейт и испытал удовольствие, увидев ее сияющую улыбку. Кейт прижала ладонь к его лицу.

— Я никогда, никогда не была настолько счастлива. Я не знала, что можно получить такое наслаждение. — Она поцеловала его. — Это было изумительно, Грейсон!

Кто эта красавица? Кто эта женщина, которая одной своей улыбкой могла заставить его задохнуться? Он снова поцеловал ее, освободился от ее тела и перекатился на спину. Кейт положила голову и руку ему на грудь.

Так они и лежали несколько минут, пока Грейсон не учуял какой-то странный запах.

— Что-то горит? — спросил он. Кейт громко вскрикнула.

— Ростбиф! — Она попыталась найти что-нибудь из одежды, но отыскала лишь свою рубашку и его сюртук. Набросив это на себя, Кейт бросилась из комнаты.

Грейсон, приподнявшись на локте, чувствовал себя несколько неуверенно. Это была важная ночь, ночь, которая изменила его прежние представления об отношениях с женщинами. Он вошел в царство сладостного наслаждения, которого едва коснулся ранее. Это разительно отличалось от того, что он испытывал с Дианой; а поскольку ему совершенно не хотелось сравнивать их обеих, ему с большим трудом удалось отделаться от этой мысли.

Естественно, это породило у него несколько весьма неудобных вопросов. С Дианой близость была всегда бурной и быстрой, и ему казалось, что они никогда не смогут расслабиться настолько, чтобы насладиться друг другом так полно и безудержно, как это было с Кейт.

В объятиях Кейт он ощущал себя полностью удовлетворенным, но странным образом уязвимым, словно бесцельно брел по неведомой тропе, не зная, когда повернуть, не понимая, что делает и как вернуться назад, к себе прежнему. Он знал лишь то, что не знаком с этим неуверенным человеком. Он не мог быть этим человеком, джентльменом, который влюбился в куртизанку.

Глава 23

Одевшись, Грейсон взял платье Кейт и тапочки и направился в сторону маленькой кухни.

— Он сгорел! — воскликнула Кейт, держа в руках сковородку, на которой лежало что-то, похожее на обуглившийся кирпич.

— Очень сожалею, — неуверенно сказал Грейсон. Она никогда не казалась такой красивой, как сейчас, — с волосами, рассыпавшимися по плечам, в одной нижней сорочке и накинутом поверх сюртуке.

Кейт отставила сковородку и окинула взглядом кухню.

— Я сделаю суп с луком-пореем. Это подойдет? — с надеждой спросила она.

Грейсон поколебался. Он не собирался оставаться; его в этот час ожидали у Мэри. Нужно уйти, пока он не сделал еще больше глупостей, чем уже совершил. Но Грейсон посмотрел на Кейт, сердце снова забилось при воспоминании об их любовной игре, и он услышал свой голос:

— Я обожаю суп с луком-пореем.

Кейт с облегчением улыбнулась:

— Вероятно, нам нужно… — Она показала жестом на его сюртук и свое платье, которое Грейсон держал в руках.

— Вероятно, нужно, — покорно согласился он и, взяв сюртук, который она сняла с себя, подал ей платье. Она набросила на себя платье и, словно это было совершенно естественно, подставила спину, чтобы он застегнул ей пуговицы.

Пока она разжигала плиту для того, чтобы сварить суп, Грейсон вышел к карете и сказал кучеру, чтобы он приехал за ним на заре. Вернувшись, Грейсон обнаружил Кейт в платке, волосы ее были собраны узлом на затылке. На деревянном столе перед ней лежали овощи, и она выглядела очаровательно домашней. Над головой у нее висели кастрюли и пучки сушеной травы.

— Дай мне припомнить… лук-порей. Два фунта лука, сказал Сквик. С четырьмя морковками, сказала Харриет. И шесть картошек, сказал Игнасио, но ни в коем случае не забудь про меня, вскричали майоран и розмарин.

— Прошу прощения?

— Это рецепт, — с милой улыбкой пояснила Кейт. — Моя мама научила меня этой песенке, чтобы запомнить ингредиенты. — Взяв в руки нож, она принялась резать лук-порей.

Грейсон попытался представить, как маленькая Кейт помогала своей матери варить суп.

— Сколько времени прошло с тех пор, как умерла твоя мать?

— О, много. Пожалуй, лет четырнадцать или пятнадцать. Я знаю, что мне было двенадцать лет, когда она умерла от чахотки, потому что мой день рождения был как раз перед ее смертью.

Грейсон удивился такому ответу. Она не знает, сколько лет прошло после смерти ее матери. А также не знает, жив ли ее отец.

— Прошло много времени, но я до сих пор страшно тоскую по ней, — добавила Кейт, кладя лук в кастрюлю и начиная резать новую порцию, — А твоя мама в добром здравии? — с любопытством спросила она.

— Да, вдовствующая герцогиня Дарлингтон бодра и в добром здравии, благодарю, — хмыкнул Грейсон.

— В таком случае ты — счастливый человек. — Кейт набрала картошки из небольшой корзинки.

— Расскажи мне о Дигби и мистере Батлере.

— Это мои друзья, — сказал она, опуская картошку в кастрюлю. — С мистером Дигби мы дружим уже много лет. Он мне очень помог.

— В чем именно?

— Ну, он научил меня читать и правильно говорить.

— Он был твоим учителем? — смущенно спросил Грейсон. Кейт засмеялась.

— Наверное, его можно называть учителем. Дигби с самого начала был честным со мной. Он, как и я, работал на Бенуа Кузино в суконных залах на Сент-Кэтринс-Док. Когда мистер Кузино высказал желание… желание обладать мной, — при этих словах Кейт отвела взгляд, — я отказалась. Но Дигби дал мне понять, что если я не покорюсь судьбе, мои страдания станут еще более тяжкими. И он был прав.

— Откуда ты знаешь, что он был прав? — ошарашено выпалил Грейсон.

Кейт посмотрела на него с удивлением.

— Как будто у меня был выбор! Я родилась не для того, чтобы жить беззаботной жизнью. Лет в тринадцать-четырнадцать я уже была полностью самостоятельной. Если бы я не сделала того, чего желал мистер Кузино, я бы оказалась без работы. А оказавшись без работы, я была бы вынуждена встать на иной путь, чтобы платить за свою комнату. У девушки не так-то много способов заработать шиллинг, именно это и сказал мне Дигби. Он заверил меня, что моя жизнь будет лучше и комфортнее, если я стану куртизанкой.

Грейсон потрясение смотрел на нее, поражаясь, насколько прагматично она рассуждает.

— Но ведь хоть что-то ты могла сделать?

Она отложила в сторону нож.

— Что именно? — Когда он ничего не ответил, она продолжила: — Я не гордая куртизанка, но практичная. Когда Дигби пришел мне на помощь, меня уже против воли лишили чести. Я пришла к выводу, что лучше делать это добровольно, чем сражаться с неизбежным. — Она снова взяла нож и начала резать картошку.

Некоторое время Грейсон не мог найти слов для ответа. Он пытался представить, как эта красивая женщина сумела подняться над такими тяжкими обстоятельствами. Он пытался представить, как девочка тринадцати или четырнадцати лет пробивала себе дорогу в этом безумно жестоком мире. Но он мог представить себе лишь огромное имение в Дарлингтон-Парке да идиллическое детство, которое там провел. Он не мог вообразить, как он действовал бы в тринадцатилетнем возрасте, чтобы выжить.

— Что касается Олдоса, — снова улыбнулась Кейт, — он не любит, когда ты называешь его дворецким. По соглашению между Бенуа и принцем, мне положены дворецкий, приходящая домработница и кухарка. Так Олдос стал мистером Батлером. Но уверяю тебя, он не считает себя дворецким, — смеясь, добавила она.