Дженна Питерсен - Скандальная история

– Боже, что это такое?

Доминик снова посмотрел на Адриана. Затем со вздохом произнес:

– Эти письма принадлежат моей матери.

– Но зачем Кэтрин передала тебе их? – Адриан с беспокойством смотрел на друга. Отчаяние Доминика не на шутку встревожило его.

– Кэтрин передала для меня эти письма, потому что из них можно узнать, кто же был моим отцом. Это он написал эти письма.

Адриан уставился на него с выражением, которое, надо думать, очень напоминало выражение лица самого Доминика, когда он узнал правду о своем отце.

– Кто же он? – прошептал барон, опускаясь на колени рядом с другом.

– Его зовут Чарлз Видал.

Имя легко слетело с его губ. Он почему-то ожидал, что ощутит нечто необыкновенное, произнося вслух имя своего отца. Что вдруг почувствует что-то особенное. Но ничего особенного не произошло.

Адриан наморщил лоб:

– Не помню, чтобы слышал раньше это имя.

Доминик покачал головой:

– Неудивительно. Он не пэр. Он даже не джентльмен. Он был учителем музыки, которого моя мать собралась нанять для Джулии, проявившей незаурядный музыкальный талант уже в очень юном возрасте.

Глаза Адриана были широко раскрыты.

– Боже мой… – прошептал он.

Доминик кивнул:

– Если верить письмам, роман их завязался очень быстро. Насчет уроков она разговаривала с ним в Лондоне, а потом вдруг случайно выяснила, что он находится рядом, в этом графстве, дает уроки музыки дочери одного местного джентльмена.

Он подумал о том, какие прекрасные письма писал Видал Лариссе. Это были прочувствованные признания в настоящей любви и сожаления, что они вынуждены жить в разлуке. И он тревожился о том, что ей несладко живется в доме Харрисона Мэллори, и боялся за нее.

– Моя мать была очень несчастлива в браке, – сказал Доминик негромко. – Я даже и не подозревал, насколько несчастлива. А этот человек привнес в ее жизнь радость.

– Но почему же она всегда проявляла такое равнодушие к тебе? Почему столько лет хранила в тайне от тебя имя этого человека?

Доминик передернул плечами:

– Когда она забеременела, Мэллори сразу же понял, что ребенок никак не может быть от него. Он пришел в ярость, буянил, требовал, чтобы она назвала имя своего любовника. Она порвала с Видалом ради него же самого, чтобы не навлечь на него беду. Есть много писем, в которых он умоляет ее не отвергать его. Уговаривает бежать с ним. И умоляет дать ему возможность увидеть ребенка. То есть меня.

Доминик судорожно сглотнул. Хорошо зная нрав мужчин семейства Мэллори, он прекрасно понимал, почему Ларисса прервала отношения с человеком, которого любила. Если бы Харрисон Мэллори узнал, что любовник его жены не имеет ни титула, ни связей в обществе, что он беззащитен, он просто уничтожил бы бедного учителя музыки.

И все же боль и гнев жгли ему сердце. Его лишили отца, который хотел увидеть его, который умолял Лариссу в письмах рассказывать ему все подробности о ребенке. Который продолжал писать даже несколько лет спустя, хотя Ларисса давно уже перестала отвечать на его письма.

– Что с ним произошло? – спросил Адриан.

Доминик взял в руки последнее письмо из пачки.

– Вот это письмо было написано шесть лет спустя после моего рождения. В нем сообщается, что Видал приобрел некоторую известность в Лондоне как музыкант. Он также пишет о своей помолвке. Он написал моей матери, что до сих пор любит ее, но понимает, что им не суждено жить вместе.

Он пристально посмотрел на письмо. Прошло двадцать пять лет, а все равно можно было различить, что некоторые строки размыты. Ларисса плакала над этим письмом.

Адриан вопросительно взглянул на друга:

– Что же ты собираешься делать? Теперь ты знаешь, как его зовут, знаешь, что одно время он жил в Лондоне. Имея такие сведения, не составит труда найти его. Ты можешь поехать к нему. Он должен увидеть тебя. Я уверен, что вы…

Доминик поднял руку, прерывая друга:

– Какое теперь все это может иметь значение? – Он поднялся, уронив на пол письма своего отца. Теперь у него в руке осталась только записка жены. – Кэтрин сделала мне чудесный подарок – эти письма и сведения, содержащиеся в них. Но это был прощальный подарок. Она ушла от меня.

– Она объяснила почему? – спросил Адриан, тоже поднимаясь на ноги. У него был несколько чопорный вид, как если бы он не знал, как вести себя в такой ситуации.

Доминик протянул ему письмо:

– Она пишет, что пыталась простить мне мой обман. Он вспомнил ту ночь, которую Кэтрин подарила ему, прекрасную ночь, когда он впервые почувствовал, что она его простила. Прощение жены сняло тяжкий груз с его плеч. Оно дало ему надежду на будущее – даже при условии, что он никогда не узнает о своем прошлом.

– Но она пишет, что все-таки не может простить. Она не питает ко мне никаких теплых чувств. И не может жить со мной под одной крышей.

– Это все ложь.

Доминик обернулся на голос. В комнату вошла Джулия. Глаза ее сверкали, а губы были поджаты.

– Кэтрин любит тебя, Доминик. Я не понимаю, почему она была так твердо уверена в том, что уехать ей необходимо, но уехала она не потому, что не любит тебя. Она была очень подавлена и не хотела уезжать. И она хотела, чтобы ты узнал все про своих отца и мать. Хотела, чтобы ты обрел покой. Если бы она и в самом деле не питала к тебе никаких чувств, то разве стала бы беспокоиться о том, узнаешь ты правду о своих родителях или нет?

Луч надежды прорезал беспросветное отчаяние Доминика, но сразу же угас.

– Даже если это правда, то что же я могу поделать? Вспомни историю с исчезновением Сары. Если женщина не хочет, чтобы ее нашли, ее не найдут, будь уверена. И даже если я найду ее, то это будет совершенно бессмысленно – ведь она и в самом деле равнодушна ко мне.

Джулия положила руку на плечо брата:

– Доминик, все сводится вот к какому вопросу. Ты любишь ее?

Ни секунды не колеблясь, он кивнул:

– Я люблю ее всем сердцем, всей душой. Всем, что у меня есть.

Джулия едва заметно улыбнулась:

– Тогда ты должен найти ее. И не слушай ее протестов. Не тяни с объяснениями, расскажи ей о своих чувствах. Я, например, уверена в том, что она тебя любит. Ни одна женщина не станет убегать из дома ночью, если она равнодушна к мужу.

И тут Доминик почувствовал, что надежда вновь пробудилась в его сердце. Пусть Кэтрин ни разу не призналась ему в том, что любит его, однако она много раз доказала свои чувства делом. Джулия права. Что-то заставило жену бежать от него. И он понял вдруг, что сумеет победить это «что-то», если только отыщет ее.

Расправив плечи, он сказал:

– Вам ведь надо ехать, кажется. Так поезжайте же.

Джулия вспыхнула:

– О чем ты?

Доминик тихо рассмеялся.

– О, до меня дошли слухи о твоем намерении отправиться в Гретна-Грин. Так поезжай. И не возвращайся, пока не станешь баронессой.

Джулия улыбнулась, но радость ее была недолгой.

– Мы не уедем, пока нужны здесь.

Доминик порывисто обнял сестру:

– Спасибо за то, что тревожишься обо мне, и за то, что ты так хорошо относилась ко мне все эти годы. – Он чуть отстранился и заглянул в глаза сестры, которые были так не похожи на его собственные глаза. – Да, я очень тебе благодарен, но сейчас ты ничем не можешь мне помочь. Это я должен сделать сам.

Джулия вздохнула и отступила, снова встав рядом с Адрианом. Барон сразу обнял ее за плечи и сказал:

– А что ты собираешься делать, Доминик?

– Я собираюсь приказать, чтобы оседлали лошадь. Мне надо найти жену.

Кэтрин вздохнула и принялась барабанить пальцами по столу. Она знала, что ради будущего ребенка должна поесть. Жена хозяина гостиницы подала ей жареного фазана, картофель и хлеб, но она не могла проглотить ни кусочка, никак не могла заставить себя приняться за еду. Ей не хотелось есть. Ей не хотелось пить. И совершенно не хотелось ни о чем думать.

Кэтрин находилась в дороге уже два дня; она держала путь на север Англии, где жили ее друзья, и сопровождала ее только горничная. Казалось бы, ей следовало забыть обо всем из-за тягот пути, однако душевная боль не становилась слабее. Более того, она почти все время думала о Доминике.

Он снился ей ночью и всякий раз, когда она засыпала в карете. Кэтрин со счету сбилась, сколько раз на постоялых дворах, где надо было дожидаться свежих лошадей, ей казалось, что она видит мужа, и всякий раз она обманывалась.

Но теперь он уже прочел ее письмо, прочел всю ту ложь, что она написала, – про то, что она не находит в себе сил простить его, и про то, что он ей безразличен. Впрочем, письма своего отца он, наверное, тоже уже прочел и сейчас, надо думать, спешит в Лондон. Может, он уже в Лондоне, если скакал во весь дух. Теперь он знает имя – Чарлз Видал, так что наверняка ему удастся разыскать отца.

Она вздохнула. Ей очень хотелось узнать, как продвигаются дела у Доминика. Но все же она правильно поступила, когда уехала. Уйти от мужа – вот единственный способ сохранить рассудок.

Ну почему, почему ей никак не удается убедить себя в этом?

– Не надо ли вам еще чего-нибудь, дорогая?

Кэтрин подняла глаза и увидела перед собой жену хозяина гостиницы.

– Нет, спасибо, все прекрасно. – Кэтрин откусила кусочек фазана, чтобы успокоить добрую женщину. Она почти не почувствовала вкуса. – Я просто устала с дороги.

– Прошу прощения, мэм, но вид у вас такой, будто вы от самой жизни устали. – И женщина, не дожидаясь приглашения, уселась напротив Кэтрин. – Может, вам лучше выговориться? Сразу на душе полегчает.

Кэтрин вспыхнула. Делиться своими переживаниями с незнакомой женщиной, пусть и доброй на вид!

– Благодарю вас, но не стоит. – Она заставила себя улыбнуться. – Рассказывать нечего.

– Дело в мужчине, так? – Женщина и не подумала отступить. Кэтрин ничего не ответила, и она продолжала: – Меня зовут Нелл. Я так поняла, что вы не в настроении откровенничать с человеком, которого даже не знаете. Но и мне когда-то пришлось пережить сердечные страдания. Я не буду вас больше расспрашивать, но если вы надумаете поговорить, то я с удовольствием послушаю.