– А что будет потом, когда мы найдем то, что я ищу, или убедимся, что всякие поиски бесполезны?

Она передернула плечами:

– Ты вернешься в Лондон и найдешь себе любовницу – об этом мы, кажется, говорили сразу после свадьбы. А я останусь здесь. Мне безумно нравится этот дом. – Она окинула взглядом комнату и скрестила на груди руки. – Думаю, будет справедливо, если это поместье останется за мной, если уж того поместья, которое досталось мне по наследству от отца, меня лишили, не спросив моего согласия и даже не поставив меня в известность.

Доминик долго молчал, переминаясь с ноги на ногу. Когда же он наконец заговорил, голос его звучал тихо и глухо.

– Мне нужно знать, верно ли я тебя понял. Ты изъявляешь желание помочь мне найти моего отца, но хочешь, чтобы я по окончании этих поисков уехал в Лондон, оставив тебе поместье. Ты хочешь жить отдельно?

Кэтрин очень хотелось ответить утвердительно, сказать твердое и решительное «да». Но Доминик стоял перед ней, и она помнила, как его руки обнимали ее. Как его глаза загорались, когда он смеялся. И помнила, какое дивное наслаждение – отдавать ему свое тело и сердце. Невозможно было отречься от всего этого сразу.

И все же она, склонив голову, вымолвила:

– Да, ты верно понял.

– Кэтрин, на раздельное проживание я не соглашусь ни за что на свете.

Доминику уже давно не было так больно и тяжело. Когда он ушел из семьи и только учился жить самостоятельно – вот когда его терзала подобная же пустота в душе.

Выходит, Кэтрин не хочет жить с ним в браке? Конечно, он заслужил такое отношение, а все равно эта новость совершенно его подкосила. Ведь всего несколько минут назад она сама призналась ему, что он стал ей совсем не безразличен. Вернее, она сказала, что он стал ей небезразличен как раз перед тем, как… Совсем не того он ожидал и не того желал, когда брал Кэтрин в жены. Но теперь, когда он понял, что те нежные чувства, которые пробудились в ее душе, угасли навсегда, отчаяние и безнадежность пронзили ему сердце.

– Извини, я, кажется, не расслышала, – сказала Кэтрин. – Или ты действительно заявил, что отказываешься жить раздельно?

– Я действительно лгал тебе! – рявкнул он, пытаясь прикрыть гневом другие чувства. – И прошу простить меня за это. Но я не позволю тебе разрушить то, что связывает нас теперь.

Она вздрогнула.

– Ты имеешь в виду, что по-прежнему желаешь спать со мной?

Доминик сжал кулаки. Ему хотелось взреветь медведем, крикнуть, что он желает жить с ней, но сейчас был неподходящий момент. Если признаться, что он даже и сейчас испытывает желание, то, пожалуй, она решительным образом его отвергнет. Нет, следовало напомнить ей, что она по-прежнему желает спать с ним. Если он сумеет заманить жену в постель, то сумеет и заставить ее приоткрыть свое сердце – не словами, а иным способом. Вряд ли она сама верит в то, что наговорила.

Действовать – вот ключ к успеху.

Он решительно шагнул к жене. Она замерла, но на сей раз не отступила от него. Лицо ее заливал румянец, и он становился все ярче.

Доминик почувствовал необыкновенное облегчение. Все-таки она его желает! Он видел, как в глазах ее вспыхнуло желание – впрочем, читались в них и иные чувства, порожденные недавними откровениями.

– Так ты утверждаешь, что больше не хочешь жить со мной? – проговорил он тихим голосом соблазнителя.

– Ты лгал мне! – вырвалось у нее. – Неужели ты рассчитываешь, что…

– На плотское желание ложь особого влияния не оказывает. – Он коснулся тыльной стороной ладони ее щеки, и Кэтрин отшатнулась. – Я много лгал. Но про силу своей страсти я говорил чистую правду.

Она колебалась. Может, она так сильно была уязвлена именно поэтому? Потому что решила, что про свою страсть к ней он врал точно так же, как про все остальное? Что ж, он с легкостью сможет разубедить ее.

– Ты не веришь мне? – спросил он, упорно пытаясь поймать ее взгляд. – Я желал тебя с того самого первого мгновения, когда впервые увидел тебя на заснеженной террасе. И, заговорив с тобой, я имел целью соблазнить тебя. Но в самый ответственный момент появилась твоя опекунша.

Губы ее приоткрылись, а зеленые глаза сверкнули гневом.

– Почему я должна верить тебе? – Голос ее дрожал.

Он взял ее за подбородок и тихо сказал:

– Я с легкостью докажу тебе, что говорю правду.

В следующее мгновение губы его прижались к ее губам. Кэтрин усилием воли поборола гнев – не время было давать волю гневу. Немного помедлив, она обвила руками его шею и ответила на поцелуй поцелуем еще более страстным. Доминик тотчас же привлек ее еще ближе к себе и крепко прижал к груди.

Кэтрин таяла в объятиях мужа. Сначала она принялась теребить пуговицы его жилета, затем расстегнула их и стала расстегивать его рубашку. Минуту спустя ладони ее легли на обнаженную грудь Доминика.

Тут он наконец оторвался от ее губ и шумно выдохнул. Кэтрин подняла на него глаза, и ему вдруг показалось, что она вот-вот отстранится от него, уберет руки. Что если так, то ничего, он был готов сколько угодно долго, хоть неделями, завоевывать вновь свою жену.

Но Кэтрин не отстранилась.

– Только это, Доминик, – сказала она почти шепотом. – Я могу дать тебе только это. И больше ничего.

Он кивнул в знак согласия. Сейчас нельзя было рисковать. Но все-таки это была победа, хоть и неполная. Никогда раньше он не понимал с такой ясностью, что физическая близость – это далеко не все. Но если сейчас она согласилась подарить ему только близость – что ж, предъявлять права на остальное придется попозже.

– Для меня это великий дар, – прошептал он, снова склоняясь к ее губам.

И снова Кэтрин стала таять в объятиях мужа, разрываясь между страхами от того, что самые ужасные ее опасения подтвердились, и желанием близости. Муж предложил ей только близость. А одной близости мало. Однако другого он не предложил.

Ей же так нужно было другое – чтобы утешиться, чтобы убедиться, что хотя бы страсть, вспыхнувшая между ними, не была ложью в отличие от всего остального.

А он целовал ее так, будто хотел запомнить навеки вкус ее губ. Но и одного этого оказалось достаточно для того, чтобы бедра ее сами собой стали подаваться ему навстречу. Не отрываясь от губ жены, Доминик осторожно подвел ее к постели и тотчас же принялся расстегивать ее платье. Затем запустил руки под тонкую ткань нижней рубашки.

Кэтрин выгнулась навстречу его проворным пальцам, а когда он коснулся одного из набухших сосков, издала негромкий возглас наслаждения. Руки его были такие горячие! Ей казалось, что она вот-вот воспламенится! И из прежнего опыта ей было известно, что так и произойдет. Все в ее мире вспыхнет ярким пламенем, когда тела их сольются воедино.

Она потянула шелковый рукав своего платья, но Доминик оказался проворнее. В одно мгновение он спустил с ее плеч платье и нижнюю рубашку и стал ласкать ее груди. В какой-то момент он наклонился и впился в ее, грудь поцелуем. Кэтрин запрокинула голову, и из ее горла вырвалось хриплое «да!». Губы мужа впивались в ее сосок, а рука тихонько продвигалась по ноге, оставляя за собой огненный след желания. Но прежде чем он добрался до средоточия ее чувственности, она заставила себя оттолкнуть его и отступила на шаг.

Доминик насторожился. Он-то думал, что действует вполне успешно, думал, что поймал жену в силки желания. Однако она сейчас стояла перед ним и пристально смотрела на него. И он чувствовал себя все менее уверенно. А что, если она его отвергнет? Что, если откажет ему?

Она судорожно сглотнула, затем стала снимать платье, и вскоре оно упало к ее ногам. После этого стащила с себя и рубашку. Еще несколько стремительных движений – и вот уже жена стоит перед ним совершенно обнаженная; теперь тело ее было прикрыто только роскошным водопадом волос.

Доминик вздохнул с облегчением, когда жена вернулась к своему прежнему месту у края кровати. Он поспешно принялся стаскивать с себя остатки одежды. Раздевшись, взял лицо жены в ладони и поцеловал ее; он упивался ее теплой нежностью. И он чуть не задохнулся, когда пальчики Кэтрин коснулись его возбужденной плоти. В следующее мгновение она увлекла его на постель, и он, схватив ее за бедра, со стоном вошел в нее. Она же приняла его со вздохом удовлетворения.

Потом он замер на секунду, стараясь забыть обо всем, что стояло между ними. Но Кэтрин, не выдержав, со стоном изогнулась под ним, и он ринулся вперед. Жена рвалась ему навстречу с не меньшей страстью, но был в ее порывистости и намек на отчаяние.

Всего несколько движений исторгли у нее вопль наслаждения. Но когда она, удовлетворенная, припала к нему, он не дал ей ускользнуть и продолжил двигаться – теперь уже в медленном ритме.

Кэтрин снова содрогнулась, и тогда Доминик дал себе волю и излил в нее семя, как хотел бы излить сердце; он надеялся, что когда-нибудь жена простит ему ложь и примет его самого, как приняла близость с ним.

Кэтрин приподнялась на локте и в неверном свете камина стала смотреть, как муж спит.

Она протянула к нему руку и дрожащими пальцами коснулась его подбородка. Лицо его казалось мягче, когда он спал. Она провела рукой по его плечам и животу, запечатлевая в памяти каждый изгиб его тела.

Она была влюблена в своего мужа.

Когда именно она поняла это? У нее было ощущение, что чувство это жило в ее груди всегда, было частью ее личности.

Ее стала бить дрожь. Кэтрин поднялась с постели и подошла к камину в надежде, что жар камина заменит тепло Доминика. Она опустилась на скамеечку возле самой решетки и подобрала под себя ноги. Пламя действительно согрело ее и помогло собраться с мыслями.

Как-то она недоглядела, и то, что начиналось как искорка чувства, разгорелось в пламя любви. И произошло это всего за несколько недель. Как она ни старалась держаться от Доминика на расстоянии и жить своей отдельной жизнью, а все равно укрепления, возведенные ею, оказались слишком хлипкими. Своей страстностью, заботами и признанием он опрокинул ее заградительные укрепления и проложил себе дорогу к ее сердцу.