– Да, наверное. – Он пожал плечами. – А впрочем, не знаю…

– Нет, знаешь, – возразила сестра. – Просто ты не хочешь это признать. – Она со вздохом повернулась к двери. – Я совершенно без сил, Доминик. День был ужасно долгим – для всех нас. Но подумай о том, что я сказала, хорошо? Я прекрасно помню, в каком аду тебе приходилось жить, когда ты был ребенком. И мне бы очень не хотелось, чтобы ты создал для себя новый ад. Подумай о том, что теперь ты наконец-то можешь стать по-настоящему счастливым. – Она грустно улыбнулась и добавила: – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал Доминик, но сестра уже вышла из гостиной и даже успела прикрыть за собой дверь.

Оставшись один, он со стоном рухнул в ближайшее кресло. Черт возьми, почему же его жизнь стала такой ужасно сложной? И ведь мало того, что каждое утро он просыпался с тоскливым чувством, что ему чего-то не хватает, что ему нужно что-то еще, помимо тела жены… Теперь он настолько запутался в сложных взаимоотношениях с женой, что даже обидел сестру и, возможно, навсегда утратил дружбу Адриана. К тому же он совершенно забросил поиски своего настоящего отца. Почему?

Вопросы Джулии заставили его всерьез задуматься и взглянуть на ситуацию трезво. Было совершенно ясно: он уже привык к тому, что в жизнь его вошла Кэт. Она не только делила с ним постель, но и стала частью его жизни. Его души. Сердца.

Но между ними лежало столько всего – непонимание, недомолвки, полуправда, ложь… Ему даже страшно было думать об этом, однако пришло время рассказать жене о той дьявольской сделке, которую он заключил. Это был единственный способ создать то будущее, о котором он уже начал мечтать. Но только после того, как жена узнает правду, он сможет по-настоящему разглядеть, какое оно, это будущее. И сделать его реальностью.


Доминик со вздохом вошел в свои покои и принялся снимать рубашку. После долгого разговора с Адрианом он почувствовал себя намного лучше. Друг не только простил ему его вспышку, но и заверил, что намерения его в отношении Джулии самые честные и серьезные, хотя страсть его и вспыхнула столь внезапно.

Крахмальное полотно с легким шорохом упало на пол, и Доминик принялся за сапоги: сначала снял один сапог, а затем, усевшись в кресло, стащил и другой. Не хотелось ему сегодня звать камердинера. Хотелось побыть одному, наедине со своими мыслями. Или, еще лучше, провалиться в темное забытье сна.

– Мм…

Доминик медленно обернулся и посмотрел на кровать. В оранжевых отблесках камина он увидел, что под одеялом что-то бугрится. Что-то очень изящно очерченное. И очень напоминающее его жену.

Но что Кэтрин делает здесь? Когда она ушла, оставив его на чердаке, она была в такой ярости… Он был совершенно уверен, что она наконец выполнит свою угрозу и действительно станет ночевать на своей половине. Однако вот она, лежит в его постели. Ее черные волосы рассыпались по подушке, а одна рука – на его половине кровати, словно ей вздумалось потянуться за чем-то во сне.

Он замер, потрясенный ее красотой, ошеломленный самим фактом ее присутствия здесь. И на него вдруг нахлынула такая нежность к этой женщине, что дыхание перехватило.

Медленно поднявшись на ноги, Доминик снял с себя оставшуюся одежду. Затем забрался под одеяло и осторожно прижал жену к себе. Она не проснулась, но что-то тихонько проговорила во сне и прижалась щекой к его плечу. Минуту спустя она снова пробормотала что-то нечленораздельное. Единственное слово, которое он сумел разобрать, – его, Доминика, имя.

Он невольно улыбнулся. Появление Кэтрин в его жизни было первым хорошим событием за долгое, долгое время. И хотя их брак был заключен как часть подлой сделки, почему-то он вовсе не ассоциировал жену с этой грязью. Собственно говоря, в его жизни только она одна и не имела отношения к его прошлому.

И можно было бы так все и оставить. По крайней мере, до тех пор, пока их нежные чувства друг к другу не начнут охладевать. Если он сначала возместит ей ущерб, о котором она пока не подозревает, и только потом признается во всем, возможно, он сумеет удержать жену подле себя.

Только теперь он понял, как сильно ему хотелось ее удержать.

Глава 13

Кэтрин была окончательно сбита с толку. Она нахмурилась и вновь сделала вид, будто обмеряет окна своей спальни, хотя, войди сейчас кто-нибудь в комнату, ни за что не поверил бы, что мысли ее и в самом деле заняты будущими шторами. И мысли ее определенно были заняты совсем другим. Ну какие там могут быть шторы, когда дома такие перемены?

Доминик вот уже несколько дней как забросил свои розыски на чердаке. Ни разу он не поднимался туда после безобразной сцены, которую устроил Джулии и Адриану. Вместо этого он засел в своем кабинете. Ей удалось проникнуть туда только один раз, и она увидела, что муж, склонившись над столом, с бешеной скоростью строчит какую-то бумагу, которую он сразу же спрятал, едва услышал ее деликатное покашливание.

Разговор, который последовал, был краток, мягко выражаясь. Он выходил из кабинета только к обеду и иногда – чтобы прогуляться вместе с гостями. Но даже и тогда он сохранял какой-то отстраненный и рассеянный вид. Доминик постоянно приносил всем извинения за свою «ужасную рассеянность», но тут же снова уходил в себя.

Однако Адриан с Джулией не возражали против такого невнимания к ним – напротив, они вовсю пользовались ситуацией и почти все время проводили вдвоем: то катались на коньках по замерзшему пруду, то шли гулять в ближайшую деревеньку, то отправлялись кататься на санях. На глазах у Кэтрин их внезапно вспыхнувшая взаимная приязнь расцветала и превращалась в гораздо более глубокое чувство.

Она искренне радовалась за своих друзей… и ужасно завидовала им.

Да, Кэтрин готова была признать, что завидует влюбленным, хоть ей и больно было признавать это. Джулия и Адриан жили в прекрасной стране грез – в той самой, о которой она уже давно не мечтала. Они влюблялись друг в друга все сильнее, буквально у нее на глазах, и сколько бы Кэтрин ни твердила себе, что любовь таит в себе опасность, она видела: любовь прекрасна. Наблюдая за тем, как влюбленные сближаются все больше, она испытывала ту самую щемящую боль, которая теснила ей сердце всякий раз, когда она осмеливалась бросить исподтишка взгляд на своего мужа.

Но он-то, похоже, вовсе не мучился. Последняя ночь, которую они провели вместе, была ночью самых жарких споров. И Доминик не попытался соблазнить ее, он даже не стал ее будить. Если бы она ночью не проснулась и не обнаружила, что муж держит ее в объятиях, она бы даже не догадалась, что он приходил в спальню.

Ее личные покои стали ей казаться очень уж просторными и пустыми. В сердце ее затаилась тоска, и она страдала от того, что не спала вместе с мужем. Ей не хватало его теплых рук, ласковых объятий. Не хватало его самого.

– Ты же сама этого хотела, – напомнила себе Кэтрин и, опустившись в кресло, прикрыла ладонью глаза.

Сколько уже раз она повторяла эту фразу за последние несколько дней, и все-таки слова эти по-прежнему звучали неубедительно. Она изнывала от тоски по Доминику, по общению с ним и была ужасно разочарована тем, что он без нее прекрасно обходится. Почему-то она была уверена, что он придет на ее половину или попытается ласками и уговорами заманить ее на свою. Его пренебрежение она ощутила как пустоту, и пустота эта привела ее в ужас, хотя прежде она много раз продумывала именно такой поворот событий.

– Прошу прощения, миледи.

Вздрогнув, Кэтрин отняла ладони от лица и обернулась. В дверях стоял Мэтьюз, и было ясно: ему очень неловко, что он застал хозяйку в момент душевного волнения. Она поспешила придать лицу «спокойное» выражение и осведомилась:

– В чем дело, Мэтьюз?

– Прибыла посылка для вас. Принести ее прямо сюда? Или пусть отнесут в другую комнату?

Кэтрин ненадолго задумалась. То, что она успела заказать, должны были доставить еще очень не скоро. Чтобы сэкономить на пересылке, она специально указала в заказах, что это не срочно.

– Принесите посылку сюда, Мэтьюз. Но я представить себе не могу, что это такое.

Через несколько минут дворецкий вернулся с тремя свертками, упакованными в коричневую бумагу. Свертки были адресованы ей, но название магазина, написанное на обороте, оказалось совершенно незнакомым.

Недоуменно пожав плечами, Кэтрин разрезала бечевку ножницами, которые ей протянул предусмотрительный Мэтьюз. Развернула коричневую бумагу – и ахнула. Внутри оказалась именно такая ткань, о которой ей мечталось, когда она продумывала убранство своей гостиной. Ткань насыщенного синего цвета, с очень бледным, почти незаметным узором. С первого взгляда было ясно, что она очень дорогая – такую Кэтрин никак не могла бы себе позволить.

– И еще велели вручить вам вместе с посылкой вот это. – Мэтьюз протянул ей конверт.

Кэтрин взяла конверт дрожащей рукой. Старик же улыбнулся, затем поклонился и вышел из комнаты. Осторожно сломав печать, Кэтрин вытащила из конверта лист плотной дорогой бумаги и принялась читать.

Это было письмо от поверенного Доминика, в котором до ее сведения доводилось, что сумма, выделяемая ей «на булавки», увеличивается. Кроме того, учреждался особый фонд для финансирования работ по восстановлению и обновлению поместья. Увидев, какая сумма вложена в этот фонд, она глазам своим не поверила. Теперь можно было не только привести в порядок все комнаты в доме, но и заняться благоустройством земель, когда наступит весна.

Почему же Доминик вдруг проявил такую щедрость? Тем более сейчас, когда он, по всей видимости, потерял к ней интерес?

И тут ее осенило: ведь именно в этом причина! Муж охладел к ней, потому и предоставил ей возможность заниматься имением – в качестве компенсации. Чтобы ей было чем заняться, отвлечься… И чтобы она побыстрее забыла о нем и том времени, когда они были вместе.

Сколько раз она повторяла себе, что рано или поздно муж охладеет к ней. Однако думать про неизбежное было гораздо легче, чем на самом деле переживать такое. Надо пойти найти Доминика. Взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться наверное, что он больше не желает ее.