Джо Беверли - Скандальная графиня

– И он ждет темноты в комнате один на один с мертвым телом?

– Не спорю, Селлерби – утонченный кавалер, но характер имеет железный. Вся его трепетность лишь показная. Итак, он дожидается прилива, и… Простите, я должен сделать приписку в письме к Перриману.

Он сломал печать и принялся что-то писать.

– Да, впечатляющий рассказ, – задумчиво произнес Торримонд, – но я продолжаю настаивать: у вас нет ровным счетом никаких веских доказательств!

– Однако есть шанс их отыскать. Прежде всего нам предстоит доказать, что Ванса нет в живых, и обнаружить место его гибели, а также найти людей, которые помнят Селлерби и Ванса и видели их вдвоем.

– И даже если все это вам удастся, этого явно недостаточно, чтобы обвинить столь высокородного джентльмена.

– Всему свое время. Сейчас же нам надлежит помнить, что Селлерби очень опасен. Ведь если я прав, то он собственноручно совершил убийство, невзирая на боязнь крови. Я могу даже предположить, что он причастен к гибели собственного камердинера. Допускаю даже, что граф при определенных обстоятельствах способен раскроить человеку череп. – Дрессер вновь запечатал послание, чтобы затем передать слуге. – Ни под каким предлогом нельзя допускать, чтобы он приближался к Джорджии, боюсь, что чувства его к ней сейчас более всего напоминают смесь обожания и жгучей ненависти.

– Черт подери, как театрально! И все это под крышей моего дома! Я ни в чем не обвиняю вас, Дрессер, но это мне отчаянно не нравится.

– Как, собственно, и мне самому, – развел руками Дрессер. – Я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить как вашу семью, так и Джорджию Мейберри. Большее не в моей власти.

– Что между вами происходит? – напрямик спросил Торримонд.

– Я сам бы хотел это знать. Да, мы успели сблизиться с ней, но мезальянс чересчур очевиден. А теперь еще и вся эта история. Я не успел рассказать вам, как тяжело она переживает. Она считает себя виновницей всего происшедшего, и тут я возлагаю большие надежды на вашу жену – возможно, она сумеет ее успокоить и заставит образумиться. Джорджия не хотела, чтобы я ехал с ней, – отчасти оттого, что полагает, будто подвергает опасности любящих ее мужчин.

– А вы ее любите? – спросил Торримонд.

Он никогда не задал бы столь откровенного вопроса без необходимости, и Дрессер это понимал.

– Да, однако в делах любви я вовсе не похож на Селлерби.

Торримонд понимающе кивнул:

– Еще тогда, в Треттфорде, мне почудилось, что между вами что-то есть, и жена согласилась со мной. Искренне желаю вам удачи.

– Благодарю, – поклонился донельзя изумленный Дрессер. – Однако я приверженец спокойной сельской жизни.

– Как, впрочем, и я. Но в Лондоне мне, так или иначе, частенько приходится бывать – ведь у меня, как и у вас, есть обязанности в парламенте.

– Жизнь в столице – удовольствие недешевое, особенно если со мной будет Джорджия. Будь я один, я смог бы довольствоваться непритязательными апартаментами, но она неминуемо захотела бы большего.

– Вы можете останавливаться в Эрнескрофт-Хаусе. Резиденция родителей Джорджии достаточно велика, так что затрат на городское жилье вы сможете избежать.

Дрессер не мог предположить, как Джорджия отреагировала бы на подобную перспективу, однако это была недурная идея. Поистине недурная!

– А как быть с ее страстью к изысканным и дорогим нарядам?

Торримонд скорчил унылую мину:

– А вот это уже проблема посерьезнее. Однако, насколько мне известно, она предпочитает сама придумывать наряды. Возможно, ей придется по вкусу идея создавать шедевры портновского искусства за вполне умеренные деньги. Это ведь тоже своего рода вызов общественному вкусу.

– Наверное, такое возможно. – В голосе Дрессера звучало сомнение.

– Она еще очень молода, Дрессер, и вполне может измениться. Быть может, пережив все эти потрясения, она утратит вкус к прежней экстравагантности.

– Некоторым это не удается даже в старости, – сказал Дрессер. – Впрочем, вы подарили мне надежду. Но главное сейчас – обеспечить безопасность Джорджии.

Рыдающая Джорджия сидела на диванчике в будуаре Лиззи, а подруга нежно обнимала ее. Она уже изнемогла от слез и, хотя чувствовала себя немного лучше, все еще терзалась чувством вины.

– Ты не должна винить себя, дорогая, – говорила Лиззи. – Это все равно что обвинять небо в том, что оно порождает молнии. Если Селлерби на самом деле придумал столь хитрый план, то он настоящий злодей и всегда был таковым. И вовсе не ты сделала его злодеем.

Слова подруги звучали успокаивающе, однако Джорджия не могла в них поверить.

– Если бы не я, Селлерби никогда не пошел бы на злодейство.

– Тебе надо как следует отдохнуть, милая, прийти в себя. Я рекомендую здоровый деревенский воздух, долгие прогулки и забавы с моими детишками.

– Остается надеяться, что это поможет. Но ведь со мной приехал Дрессер, и, боюсь, он захочет здесь задержаться.

– Так пусть остается.

– Но ведь я всеми силами отталкиваю его. Я боюсь теперь подпускать мужчин близко. Особенно тех, кто мне… небезразличен.

Лиззи пытливо взглянула подруге в глаза:

– Оставь эти драмы – ты ведь знаешь, что Торримонд их терпеть не может. Я не зря говорила про молнию. Разве ты откажешься пройти по полю лишь потому, что кого-то когда-то там убило молнией?

– Нет, но я откажусь гулять по полю в разгар грозы.

Лиззи хихикнула:

– Ты безнадежно практична. Но гроза не может длиться вечно. Ну рассуди же ты здраво: разве еще кто-нибудь из твоих обожателей утратил рассудок? Шелдон? Здоров и разумен. Бофор? Его рассудок при нем. Да и Портерхаус уравновешен, как и прежде. Понимаю, пока ты мне не веришь, но увидишь: пройдет немного времени, и ты поймешь, что неповинна в злодействах Селлерби. А теперь давай-ка я провожу тебя в твою спальню. Мы с тобой мирно поужинаем, и ты ляжешь спать пораньше. Ты выглядишь совсем измученной…

Джорджия вдруг вспомнила события памятной ночи – кажется, как давно это было! – и ничуть не удивилась тому, что выглядит утомленной.

И вновь они с Дрессером оказались под одной крышей, но сейчас ей ничуть не хотелось вновь предаваться сладостным утехам. Сейчас ее скорее привлекали его сила и нежность.

– Да ты уже засыпаешь на ходу, – улыбнулась Лиззи. – Грезишь с открытыми глазами. Пойдем-ка, Джейн позаботится о тебе, а утром, вот увидишь, все покажется тебе не таким уж безрадостным.

Однако Лиззи ошибалась. Джорджию всю ночь напролет терзали кошмары, и она почти не сомкнула глаз. Когда настало утро, она по-прежнему чувствовала себя несчастной и не видела выхода. И пусть все наперебой уверяли ее, что она неповинна в смерти Дикона, но она-то знала правду. Если бы в свое время она была истинно добродетельной супругой, муж ее по сей день был бы жив! Джорджия рассеянно умылась и оделась в то, что было под рукой, а от завтрака и вовсе отказалась.

Вместе с завтраком Джейн принесла госпоже письмо от матери – та была глубоко возмущена сложившимся положением и строго-настрого наказывала Джорджии вести себя достойно и избегать малейшего риска.

– Конечно, мамочка, – пробормотала Джорджия, складывая письмо и раздумывая, есть ли хоть сколько-нибудь искренней материнской заботы в последних строчках. Боже, до чего же она дошла, если жаждет утешений от матери?..

Прибыло письмо и от Перри, но оно мало что проясняло.

«Дорогая моя сестрица!

Мне уже сообщено, что вы доехали благополучно. От души советую тебе, дорогая, наслаждаться отдыхом и ни о чем дурном не думать. Что же до меня, то я занят по всем фронтам и число дел моих день ото дня растет. Об одном из них ты можешь расспросить Дрессера, а также о том, кто именно написал фальшивое письмо, – я ему об этом подробно сообщил.

Будь доброй с Дрессером, сестренка. Ни он не причинит тебе никакого вреда, ни ты ему. Верь в это.

Твой измученный, но любящий брат Перри»

Неужели он разыскал того, кто смастерил подделку? Наверное, это была все же добрая весть, но также и первый шаг по опасной дороге. Да, она всем сердцем желала, чтобы убийца Дикона был повешен за свое преступление, но это неминуемо покроет новым позором ее и без того небезупречное имя. И страдания ее удесятерятся. Пять лет назад граф Феррерз был осужден и повешен за убийство своего дворецкого. Человек, носивший титул пэра, был публично казнен. И об этом никогда никто не забудет, как не забудут и казнь графа Селлерби за убийство графа Мейберри, совершенное из-за страсти к его супруге.

И люди вновь заговорят о том, что эта супруга была порочна. А многие уверуют даже в то, что они с Селлерби были любовниками.

В окошко светило яркое солнце, была благодатная середина лета, но сможет ли она когда-нибудь стать столь же беззаботной, как прежде?..

Вошла Джейн и, увидев поднос с почти не тронутым завтраком, нахмурилась:

– Вам непременно надо поесть, миледи. Если вы уморите себя голодом, добра из этого не выйдет.

– Я вовсе не морю себя голодом, – запротестовала Джорджия, однако поняла, что едва откусила хлеба и сделала единственный глоток горячего шоколада.

Она допила шоколад и налила себе еще, затем откусила еще хлеба. Да, если она хлопнется в голодный обморок, это будет чересчур театрально, а душечка Торримонд терпеть не может театральных эффектов.

– Вот еще письмо, миледи. – Джейн протянула ей листок. – Это от лорда Дрессера.