– Но именно та самая дуэль могла навести Селлерби на преступную мысль. Да, ему потребовалось время, чтобы отыскать подходящего человека и сделать ему это предложение, но, насколько я понимаю, Селлерби очень терпелив, невзирая на явные признаки безумия, а Мейберри, неопытного дуэлянта, заколоть было легче легкого.

Вначале Торримонд слушал его невозмутимо, но, услышав последние слова, со стуком поставил чашку на стол.

– Так вы полагаете, будто граф Селлерби нанял сэра Чарнли Ванса, чтобы тот убил лорда Мейберри, с тем чтобы супруга его стала вдовой? И все это для того, чтобы впоследствии с ней обвенчаться?

Дрессер лишь развел руками – столь точный анализ ситуации его покорил.

– Весьма лаконично и предельно точно. Да.

– Вы располагаете доказательствами?

– Нет. Но, – Дрессер поднял руку, призывая Торримонда выслушать его, – нам вот-вот удастся неопровержимо доказать, что именно Селлерби написал то самое поддельное письмо, которое стало причиной скандала на балу у Треттфордов, и позаботился, чтобы оно попало к человеку, который с радостью его обнародовал.

– Однако обвинение в убийстве – это совсем другое дело, сэр.

– Знаю. Но подумайте сами: у Ванса не было ровным счетом никаких причин убивать графа. Все сплетни о связи Ванса и Джорджии бездоказательны, а мысль о том, что блистательная леди Мей готова была бежать с таким человеком, просто смешна.

– Воистину так.

– Тогда зачем ему убивать Мейберри, если не ради денег? Я читал судебные протоколы; из них явствует, что Ванс намеренно заколол противника. Это была вовсе не случайность.

Губы Торримонда сжались в ниточку, однако спорить он не стал.

– А если ему заплатили, – продолжал Дрессер, – то кто мог это сделать? Наследник молодого графа Мейберри вне подозрений, у самого графа врагов не было – ни личных, ни политических. Сами скажите, кто выигрывал от его гибели?

Торримонду явно не понравилось услышанное, и он нехотя произнес:

– Ну… возможно, здравый смысл в ваших словах есть, но отсутствуют доказательства. Их нет.

– Это мне известно, но мы ищем доказательства. Возможно, Ванс откровенничал с кем-то… Хотя самый подходящий для этого человек – его секундант, но он военный и сейчас находится в Индии. Мы уже написали ему, но ответ может прийти и через полгода. Возможно, нам удастся найти самого Ванса.

– Год спустя? Насколько мне известно, родственники Джорджии предприняли для этого все усилия.

– Да. Похоже, ему каким-то образом удалось бесследно исчезнуть… – Дрессер встал из-за стола, отставив чашку в сторону. – Окажите любезность, Торримонд, велите подать бумагу, перо и чернильницу. Мне нужно отослать с кучером записку.

Брови виконта удивленно поползли вверх, но он исполнил просьбу гостя.

– Не соблаговолите ли поделиться со мной своим внезапным озарением? – сухо спросил он.

Дрессер улыбнулся:

– Понимаю, как я злоупотребляю вашим терпением. Примите искренние извинения. Мне нужно уведомить Перримана о том, что опасность куда серьезнее, чем мы с ним предполагали. Ведь Ванса так и не нашли, несмотря на то что семейство Перриман разослало во все консульства и посольства подробные описания его внешности и даже портреты. Что, если Ванс мертв?

– Такое вполне возможно, если он подался куда-то далеко, в неведомые страны.

– Но что, если он никогда не покидал пределов Англии? Что, если Селлерби устранил того единственного человека, который мог его уличить? Одним выстрелом он убивал двух зайцев: устранял свидетеля и избавлялся от надобности платить крупную сумму, обещанную Вансу за убийство.

– Черт возьми, голубчик, вы намекаете на хладнокровно обдуманное злодейство! И без единого доказательства!

– Если удастся установить, что Ванс мертв, как вам такое доказательство? А если мы с Перриманом узнаем в придачу, что умер он через несколько дней или даже часов после дуэли?

Торримонд разгневался не на шутку:

– Как вы намереваетесь это выяснять, черт вас побери обоих? Если он был убит, то осталось тело. А если осталось тело, оно должно было быть опознано! Где труп Ванса? Я вас спрашиваю, Дрессер, где его труп?

– В общей могиле для бедных и нищих. – Дрессер обмакнул перо в чернильницу. – Простите великодушно, Торримонд. Через пару минут я объясню вам свою мысль.

И он стал писать, тщательно подбирая слова, так чтобы смысл остался скрыт для непосвященного, но был понятен Перриману.


«Друг мой!

Мы благополучно добрались, путешествие было легким и приятным, так что все в порядке. Лорд Торримонд любезно оказал мне гостеприимство, и я на некоторое время задержусь у него. Однако хочу попросить Вас кое о чем. Я много думал о нашем с Вами знакомце, сэре Ч.В., и предположил, что с ним могло случиться несчастье. Разумеется, миновало много времени, однако я прослышал о том, что упомянутый наш знакомец обладал одной особенностью, которую непременно запомнили бы те, кто видел его тело, даже если останки уже нельзя было опознать. Речь идет о щедром даре природы. Возможно, Вы сможете навести справки и сообщить мне о результатах.

Надеюсь, Вы в достаточной мере заботитесь о своем здоровье, особенно в это непростое время года, и придирчиво относитесь к выбору кушаний. Мы говорили с Вами также и об опасностях, которые таит в себе лондонская вода.

С признательностью,

Дрессер»

Он сложил и запечатал послание, надеясь, что в последней части письма достаточно ясно намекнул на возможность отравления.

– Будьте так любезны, прикажите незамедлительно разбудить кучера, чтобы он доставил письмо адресату. А теперь я проверю на вас кое-какие свои подозрения.

Торримонд выполнил просьбу Дрессера, но вид у него был недовольный и настороженный.

– Ах если бы вы знали, Дрессер, как все это мне не нравится!

– Уверяю вас, ничуть не более, чем мне. Я предпочитаю безмятежное, спокойное житье.

– А вот о брате Джорджии я бы такого не сказал. Я с легкостью посчитал бы его обычным светским бездельником, если бы не знал наверняка, что некоторые его поступки более чем серьезны.

Это лишь утвердило Дрессера в его впечатлениях касательно Перри. Да, этот Торримонд – человек весьма проницательный.

– Итак, вы спрашивали, куда делось тело Ванса и почему не было опознано тотчас после его смерти. Но если тело было обнаружено лишь спустя много дней, а то и недель, то опознание представляется затруднительным, не правда ли? Особенно если оно в течение всего этого времени пребывало в воде.

Торримонд поморщился:

– Что ж, правдоподобно. А учитывая слух о бегстве Ванса, никто не стал бы беспокоиться о его пропаже. Но прошел уже целый год, и труп за это время превратился в скелет. Вам ничего не удастся доказать.

– Меня вовсе не интересует скелет Ванса. Мы говорим о трупе, который неминуемо должен был рано или поздно попасть в руки стражей порядка. Что происходит далее? Тело осматривают, выясняют, не произошло ли убийства, а затем хоронят как неопознанное в общей могиле. Полагаю, всякий, кто видел тело Ванса, хорошо запомнил его. Он был – прошу меня извинить – обладателем редкостных мужских статей, достойных иного племенного жеребца. И если рыбы не отъели его достоинство, такое богатство невозможно было не заметить. Неминуемо пошли бы разговоры, и, полагаю, тело втайне показывали многим как диковинку. И где-то в протоколах это обстоятельство должно быть упомянуто.

– Знаете, Дрессер, дело кажется мне все более отвратительным. Попрошу вас не упоминать об этом в присутствии моей супруги.

– Ни в коем случае! – пообещал Дрессер, подумав о том, что Джорджии ему придется обо всем рассказать. Она имеет право знать и, возможно, даже пошепчется об этом с подругой. – Эта идея посетила меня совсем недавно, но представляется плодотворной. И теперь еще кое-что. Если Ванс до сих пор жив, отчего он не вернулся в Англию? Да, у судей тотчас после дуэли возникли вопросы, но в итоге все согласились, что об обвинении в намеренном убийстве речь не идет.

– Но как мог Селлерби убить Ванса? Хилый, изнеженный Селлерби? Да этот Ванс рядом с ним просто грубое животное! Любитель помахать как кулаками, так и шпагой!

Но на это у Дрессера был готов ответ:

– Отравление. Перриман сказал, что Селлерби не выносит даже вида крови и может, завидев ее, свалиться без чувств, так что в качестве орудия убийства клинок или пуля отпадают. Селлерби – классический тип отравителя, он хладнокровен и хитер. Но как бы то ни было, лучше нам всем сейчас относиться с предельным вниманием к провизии, привозимой в Брукхейвен.

– Боже правый, сэр! Полагаете, моя семья в опасности?

– Не думаю, что дело приняло настолько скверный оборот, – заверил его Дрессер. – Сам Селлерби сейчас в Лондоне и явно не пожелает прибегать к чьим-то услугам – зачем ему лишний свидетель? – однако если вдруг пришлют еду или питье в виде подарка, советую быть крайне осторожными.

Торримонд в волнении мерил шагами комнату, заложив руки за спину.

– Омерзительное дело! И все же я сомневаюсь в вашей правоте, Дрессер. Допустим, Селлерби отравил Ванса. Но как тогда он умудрился дотащить столь внушительное тело до реки и при этом остаться незамеченным?

– Мне нравится ваш скептицизм, к тому же он необычайно полезен. Благодарю от души! Но давайте представим, что он назначает Вансу встречу, намереваясь якобы с ним расплатиться, где-нибудь в гостинице или таверне, в комнате, окна которой выходят на реку. Таких в Лондоне великое множество. Ванс приезжает туда, Селлерби наливает ему бокал отравленного вина, произносит тост, но лишь делает вид, что пьет, а затем невозмутимо наблюдает, как умирает Ванс. Потом он освобождает тело от всего, что может помочь его опознать: снимает обувь, на которой может быть клеймо башмачника, сюртук, который изобличает в Вансе джентльмена. Затем наполняет его карманы свинцом или камнями, втаскивает тело на подоконник и просто сбрасывает вниз, в воду. Скорее всего дождавшись наступления темноты.