Джо Беверли - Скандальная графиня

Когда они шли в бальный зал, Джорджия сказала брату:

– Ах как бы я хотела потанцевать с тобой. Впрочем, лорд Дрессер почти такой же прекрасный танцор, как ты.

– Да ну? – искренне изумился Перри.

– Я тоже была удивлена, но, видишь ли, служба на флоте зачастую вынуждает моряков сходить на берег, где они порой вращаются во вполне приличном обществе. В обществе прекрасных дам в том числе. – Она решительно не желала думать о его «прекрасных дамах»!

– Стало быть, он рассказывал тебе о своих приключениях?

– Мы с ним беседовали о многом, – уклончиво ответила Джорджия. – А вот и он, в своем безобразном плаще. В образе Нептуна он смотрелся куда лучше, но сейчас от костюма почти ничего не осталось.

– Я слышал, его лицо обезображено.

– Маска скрывает шрам. Который вовсе не столь ужасен, особенно если привыкнуть.

– Да что ты говоришь? – Перри во все глаза смотрел на сестру. – Тогда я его уже обожаю.

Но тут начался танец, и Джорджия ощутила во всем теле позабытую легкость. Перри вернулся! Перри, мастер придворных интриг, ее лучший советчик и друг! И он все уладит.

Как хорошо, что он ничего не знает о пари и тайном свидании, иначе уладил бы и эту проблему. А вот этого ей вовсе не хотелось!

Дрессер наблюдал за Джорджией, всячески стараясь не обидеть этим свою партнершу. Когда Джорджия оказалась в центре внимания во время демонстрации механического голубя, он не на шутку встревожился, но вовремя вспомнил, что в лучах всеобщего внимания леди Мей была словно рыба в воде.

И он отчаянно завидовал Дионису, которого она столь радостно приветствовала. Впрочем, он тотчас выяснил, что это ее брат, великолепный Перегрин Перриман, в образе бога винопития и веселья, но он сейчас может сделать ее счастливой, черт бы его побрал…

Он тотчас заметил сходство между братом и сестрой, хотя у Перримана волосы были каштановые. Но глаза у них были похожи – как и жесты, и манера двигаться.

Дрессер заставил себя отвернуться и расслабиться. Джорджия рядом с братом в полной безопасности – возможно, даже более, чем под его защитой. Перриман наверняка куда лучше его знает все опасности, которые могут подстерегать Джорджию в высшем обществе. Дрессер подумал вдруг, не помешает ли внезапное появление брата их ночному свиданию?

А вот этого никак нельзя было допустить.

Когда Джорджия, сопровождаемая Дрессером, Перри и Джейн, покидала Карлайл-Хаус, часы пробили два раза. Родители уехали раньше и, вероятно, уже легли почивать.

И это было к лучшему – хорошо бы, чтобы Перри не вознамерился проводить ее до самого дома, чтобы там обсудить ее проблемы. Если такое вдруг случится, думала Джорджия, придется сказать ему, что она ужасно устала. На самом же деле внутри ее словно взведена была потайная пружина, как в том самом механическом голубе, и достаточно было лишь легкого прикосновения, чтобы она начала раскручиваться. Это одновременно было и забавно, и опасно, а она так старалась быть хорошей и рассудительной.

Она вполне могла бы заявить, что поскольку оба они выиграли, то никто никому ничего не должен. И цеплялась за эту бесполезную идею из последних сил.

Карета остановилась возле дома, в котором квартировал Перри, и он пожелал всем спокойной ночи. Одной проблемой стало меньше, но они вскоре будут дома… Ей предстоит на что-то решиться. Джорджия не сомневалась, что Дрессер не сводил с нее взгляда, но сама смотрела в темноту за окнами кареты.

Но вот экипаж остановился. Дрессер выбрался первым, затем помог выйти Джорджии.

Лакей постучал в двери, которые тотчас открылись и впустили прибывших. Они дома. Со стен холла сурово взирали с портретов ее благородные предки, в свете свечей они выглядели суровыми, словно безмолвно осуждали ее.

– Спокойной ночи, Дрессер, – сказала Джорджия.

Она отказывается от пари?

– Спокойной ночи, леди Мейберри, – отозвался Дрессер, принимая ее молчаливое решение.

Ну вот, так будет лучше для всех, твердила себе Джорджия, поднимаясь в свою комнату. Там Джейн помогла ей распустить шнуровку и снять наряд.

– Что мне делать с этим платьем, миледи? Без голубиной головы оно выглядит очень уж простенько.

– Убери его куда-нибудь. Возможно, оно пригодится для какого-то иного случая. Но, умоляю, напомни, чтобы я никогда больше не одевалась птицей.

– Хорошо, миледи. Но почему?

– Не желаю быть предсказуемой. Прикажи лакею принести воды для умывания, а сама ложись-ка спать – уверена, ты устала не меньше моего.

– Но у вас пудра в волосах, миледи!

– Пусть там и остается до утра. Утром мне нужно будет принять ванну.

– Как прикажете, миледи. – Джейн присела в реверансе и ушла, а Джорджия повернулась к зеркалу.

Она выглядела на удивление бледной, в одной шелковой сорочке, с распущенными и спутанными напудренными волосами. Алые губы на бледном лице смотрелись странно. Джорджия попыталась стереть помаду, но лишь размазала ее.

Грязный голубь. Порочная женщина.

Интересно, где сейчас Дрессер?..

Вернулась Джейн с кувшином горячей воды и налила ее в тазик.

– Вы уверены, что более ни в чем не нуждаетесь, миледи?

– Уверена. Спокойной ночи, Джейн.

Джейн присела в реверансе и ушла. Джорджия поняла, что препятствий больше нет, если она сама их не выдумает.

На постели лежала льняная ночная сорочка, а рядом – зеленый шелковый халат.

Набросив сорочку на ширму, отгораживающую умывальник, Джорджия зашла за нее, сняла шелковую сорочку и принялась умываться. Даже когда она была совершенно одна, она всегда умывалась за ширмой – так повелось с самого детства. Она даже ванну принимала в сорочке, несмотря на то что ванна находилась за плотно задернутыми занавесками.

Как она посмела подумать о том, чтобы предстать обнаженной перед Дрессером?

Но она уже представляла себе, как это будет, представляла, как он раздевается…

Она умылась в полном смятении. Да, она могла остаться у себя в комнате до утра, однако вскоре Дрессер уедет в свой Девон, и у нее вряд ли будет возможность…

Джорджия наскоро вытерлась полотенцем и надела ночную сорочку, но в постель ложиться не спешила. Она принялась ходить по комнате. Отчего так трудно быть благоразумной и добродетельной? А ведь всего-то и нужно – лечь в постель и уснуть! Она знала: Дрессер не сделает попытки к ней войти.

Джорджия взяла с постели халат и положила на спинку стула. Но зачем? Ведь она уже знает, что намерена сделать…

Сорочка… сшита была еще до гибели Дикона. Надевала ли она ее при нем?

Нет, это была совершенно новая сорочка, причем совсем простая – всегда, когда Джорджия знала, что Дикон намеревается навестить ее в спальне, она надевала другие, куда более изящные и тонкие. Как в ту, последнюю их ночь…

Но она запретила себе об этом вспоминать.

Да, то, что она намеревается нынче сделать, – грешно. Но это не измена. Ни ей, ни Дрессеру некому изменять. И все равно Джорджия жалела, что не купила новых сорочек. И пусть ее простенькая сорочка в прекрасном состоянии, лучше все же было бы надеть что-то более экстравагантное. Странно, отчего прежде она об этом не подумала?

Неужели Дрессер и вправду потребует, чтобы она обнажилась перед ним? И хватит ли у нее силы сделать это?

Как странно: в свое время она веселилась напропалую в толпе народа, надев костюм, создающий иллюзию обнаженной груди, а теперь боится показать свою грудь наедине одному-единственному мужчине…

Лакей принес Дрессеру кувшин с горячей водой и хотел было помочь, однако Дрессер услал его прочь, попросив напоследок принести портвейна. Сбросив одежду, он принялся развязывать тесемки маски и вдруг замер, глядя в зеркало и оценивая свою внешность.

Когда-то он был красивым мальчиком, потом юношей, потом стал красавцем мужчиной и не придавал внешности ровным счетом никакого значения – зная лишь, что она помогает привлекать любовниц. Получив увечье, он недолго предавался грусти, к тому же очень быстро уяснил, что шрам нисколько не сужает круг его возможностей. Однако теперь, когда маска скрывала увечье, он вспомнил вдруг, каким был прежде…

И теперь шрам тяготил его. Из-за Джорджии Мейберри.

Он снял наконец маску, отвернулся от зеркала, умылся, тщательно отскребая с лица остатки клея. Между ним и Джорджией столько непреодолимых препятствий, чтобы думать еще и о шраме, и все-таки Дрессер отчаянно желал сейчас, чтобы шрам исчез.

Он был все еще обнажен, когда пришел слуга с портвейном. Но это был уже хорошо знакомый ему Джем, который и глазом не моргнул.

– Хорошо ли заживают ваши раны, милорд?

– Да, благодарю. На мне все заживает удивительно быстро.

Джем ушел, а Дрессер плеснул себе портвейна.

Красавица и чудовище… Если даже ему удастся завоевать ее, о них будут думать именно так.

Часы неумолимо тикали, отсчитывая минуты. Казалось, ход времени замедлился, почти остановился. Придет ли она?

Не следовало ему дожидаться ее нагим. Он потянулся к халату, но вдруг передумал и достал из гардероба другой. Это был подарок жены одного богатого купца из Батавии – халат, привезенный из Китая, из красного шелка, на котором вышит был черный дракон, – словом, вещь столь же непрактичная, как и тончайшая сорочка Джорджии.

Дрессер надел халат и застегнул длинный ряд обтянутых шелком пуговок. Если она придет, если попросит его раздеться, эти пуговки помогут сделать процесс более захватывающим. Мысленно смеясь над собой, он сел в кресло, повернулся лицом к двери – так несколько дней назад сидела она, в ночной сорочке и бледно-зеленом халате.