– Ну, в этом ничего нового нет, – скривилась Джорджия.

– Ошибаешься. – В тоне Перри явственно прозвучало предупреждение. – Она утверждала, что недавно получила сразившее ее наповал известие из достоверных источников: будто бы Чарнли Ванс писал своему секунданту Джеллико, жалуясь, что ты обманом вынудила его заколоть мужа, взамен обещая свою любовь и бегство с ним за пределы страны…

– Что-о-о? – Джорджия вскочила с дивана. – Да кто этому поверит? Я и прежде редко встречалась с Вансом… Да я скорее перережу себе горло, чем убегу с таким, как он!

Перри тоже встал:

– Знаю, однако этой лжи из уст умирающей женщины оказалось достаточно, чтобы…

– За что? – Джорджия заломила руки. – За что? Она и из могилы терзает меня, губит… О, Перри, что мне делать?

– На данный момент – ничего, любовь моя. – Перри взял ее руки в свои. – Разумеется, мы разыскиваем упомянутое письмо, чтобы объявить его фальшивкой.

– А что, если этого письма вовсе не существовало? Как жестоко! Я невиновна! Я ничего дурного не сделала! Ничего!

– Знаю, сестрица! – Перри заключил ее в объятия. – Все, кто тебя знает, уверены: ты никогда не стала бы изменять мужу с кем-то вроде Ванса…

– А с другими? – Джорджия отстранилась от брата. – Думаешь, кто-то всерьез полагает, что я изменяла Дикону?

– Только не те, кто близко с тобой знаком! Однако ты не слишком усердствовала, прикидываясь скромницей…

– И потому заслужила, чтоб меня назвали шлюхой?

– Ты ведь флиртовала? Спорила на поцелуи? Назначала тайные свидания в парке во время балов?

– Но ведь все это я делала единственно ради забавы! Разве развлекаться запрещено? И Дикон ничего не имел против. Не думала я, что ты станешь упрекать меня за это, Перри.

– Я вовсе тебя не упрекаю. Я просто растолковываю, сколь щекотливо твое положение. А оно сложное, Джорджи, и тебе надлежит быть крайне осторожной, чтобы выстоять.

– Но я ведь здесь, правда? Я прозябаю тут, в Эрне, в глубочайшем трауре. Я продлила свой траур на месяц из-за кончины свекрови, а в ответ получила от нее порцию яда! Что еще должна я сделать?

– Оставаться тут подольше, – откровенно ответил Перри. – С глаз долой – из сердца вон. Твоя свекровь мертва и более ничего дурного про тебя не скажет. И история с письмом, наверняка выдуманным, со временем изгладится из людской памяти. А уже весной ты сможешь спокойно появляться в обществе.

– Неужто к весне в высшем свете обо всем этом позабудут? – ядовито спросила Джорджия.

– Нет, конечно, однако твоя история уже не будет передаваться из уст в уста на каждом балу, а к тому времени и другие скандалы, касающиеся иных персон, подоспеют. Твои друзья напомнят свету о твоих добродетелях, ты появишься в полутрауре. Ведь ты леди и вдова – фигура трагическая: юная и прекрасная вдовствующая графиня Мейберри.

– Но как же это… как это может быть? – Джорджия смотрела на брата во все глаза.

– Смерть матери Дикона стяжала тебе этот громкий титул.

– И это в двадцать лет? О дьявольщина! Как все это несправедливо!

– Тьфу-тьфу, не поминай нечистого!

– Но причина-то уважительная!

– Помни: ситуация эта тебе на руку.

– Что ж, тогда постараюсь возблагодарить Бога. Я должна вскоре выйти замуж, и словечко «вдовствующая» будет забыто.

– Как только ты вновь появишься в свете, поклонники станут роиться вокруг тебя, словно трутни вокруг пчелиной матки, когда она вылетает из улья.

– Разве они все не умирают, эти самые трутни? – подняла глаза на брата Джорджия.

– Да, в этом моем сравнении есть слабое местечко. Во всем же остальном оно великолепно! – Перри ободряюще улыбнулся сестре. – И если ты будешь действовать с присущей тебе смекалкой, то все сложится блестяще.

Перри был докой по части нравов высшего света, и ей оставалось довериться ему.

– Жаль, я не знаю, где сейчас Чарнли Ванс! – вздохнула она. – Я бы загоняла иголки ему под ногти до тех пор, пока он во всеуслышание не сказал бы правду.

– А я стоял бы подле тебя с раскаленными щипцами наготове… Досадно, что он сбежал за границу еще до того, как разгорелся скандал, и с тех пор о нем ничего не слышно.

Джорджия посмотрела в окно, за которым простиралась заснеженная равнина, лишь кое-где виднелись облетевшие деревья, черные на белом снегу.

– Словно чья-то злая воля тщится уничтожить меня. Но за что? Клянусь, я не сделала ничего, за что следовало бы так наказывать!

– Разумеется, не сделала! У тебя поистине доброе сердце. Ты просто жертва злого рока, вот и все… да еще и свекровь твоя покойная усугубила дело.

– Ну и мое поведение… – Джорджия храбро взглянула брату в глаза.

– Ты честна до безрассудства, милая! Однако истинная графиня, аристократка до мозга костей, никогда не даст плодородной почвы гадким сплетням. А вот и мой обед!

В комнату вошла Джейн, а за ней следовал лакей с подносом, на котором стояла тарелка супа, лежал нарезанный хлеб и красовался чайник с горячим чаем.

– Обед подадут через пару минут, миледи! – сообщила Джейн.

Джорджия велела лакею поставить поднос на маленький столик, за которым обычно обедала сама, и присела на стул. Перри занял место за столом и с аппетитом принялся поглощать суп.

– Спасибо, что навестил меня, Перри. Ты мог бы просто написать мне обо всем.

– Мне показалось, лучше тебе услышать все напрямую от меня.

– Я оценила твою жертву.

Она налила им обоим по чашке чая и взяла с тарелки кусочек хлеба.

– И чем ты намерена тут заниматься? – спросил Перри. – Тебе же всегда не по себе делается от безделья.

– Когда позволяет погода, я вожусь в саду, чем несказанно раздражаю садовников… но в последнее время я по большей части досаждаю старику Браннхоулму.

– Браннхоулму?

– Он архивариус. Ты его, должно быть, помнишь. Он живет здесь с незапамятных времен.

– Ах да! Но его почти никогда не видно. А что такого ты делаешь, что расстраивает старика?

– В сущности, не очень уж он и расстраивается, – ответила Джорджия. – На самом деле, надеюсь, я немного оживляю его унылое существование среди пыльных книжек и рукописей. Я пишу хронику приключений нашей прабабушки во времена гражданской войны.

– Пишешь о прекрасной леди Эрнескрофт, которой удалось убедить офицеров-пуритан оставить поместье Эрне?

Джорджия отхлебнула чаю и улыбнулась брату:

– О прекрасной леди Эрнескрофт, которой пришлось переспать с изрядным количеством офицеров-пуритан, дабы убедить их покинуть Эрне.

– Ты шутишь?

– Однако это явствует из ее личных писем и журнальных статей.

– Вот же, черт побери!

– Возможно, я даже опубликую свое исследование… – Глядя на выражение лица Перри, Джорджия расхохоталась: – Не бойся, не стану. Я похороню его в семейном архиве в надежде, что кто-нибудь отыщет его лет эдак сто спустя.

– Увы, светское общество, утратив леди Мей, обратилось в обитель уныния… Прошу, позволь мне прочесть твой опус!

Джорджия отставила чашку:

– Только в том случае, если ты пообещаешь остаться со мной в этом захолустье на Рождество.

– Что-о? Это ужасно!

– Однако такова моя цена…

– Да ты та еще пройдоха! Что ж, твоя взяла. Остается надеяться, что приключения второй графини Эрнескрофт того стоят.

– Полагаю, ты оценишь их по достоинству, когда прочтешь. Однако обед ждет и выглядит весьма соблазнительно. – Джорджия улыбнулась лакею: – Поблагодари повара от моего имени!

Когда лакей удалился, она принялась с умилением наблюдать, как Перри атакует бифштекс с жареной картошкой. Ей всегда нравилось смотреть, как ест Дикон. Мужчины всегда едят с отменным аппетитом, и она старалась, чтобы еда была им по вкусу.

– Отчего ты так грустна? – спросил Перри, уловив ее настроение.

– Просто я надеялась провести Рождество с Торримондами, – уклончиво ответила Джорджия.

– Но ты ведь вполне можешь…

– Нет. Не хочу стать поводом для скандала у них в доме, да еще и в праздник. А здесь на Рождество никогда не бывает весело, правда? И прежде не бывало.

– Ни папа, ни мама особенно не чтут традиций…

– Да, приезжают из Лондона в самый канун Рождества, идут в церковь на рождественскую мессу, раздают подарки, а потом уезжают вновь ко двору – праздновать Новый год. – Джорджия все же улыбнулась: – А это значит, что мы сможем приятно провести все двенадцать дней, оставшихся до праздника. И особенно Двенадцатую ночь, и никто нам не станет досаждать! Ты ведь останешься на Двенадцатую ночь?

– Джорджи, ты же знаешь – я не могу. В это время мне надобно быть при дворе.

Джорджия вздохнула: «В Двенадцатую ночь – при дворе…»

– Ну ладно, а я всласть повеселюсь с прислугой на кухне.

– Понимаю, ты пытаешься вынудить меня пригласить тебя с собой, однако это никуда не годится. Бредни твоей покойной свекрови все еще у всех на устах. Потерпи до Пасхи.

Джорджия стащила с тарелки брата ломтик жареного картофеля и задумчиво стала жевать.

– Нет. Если уж мне суждено ждать, то я дотерплю до самого конца. И не вернусь в свет скорбящей вдовой. Я явлюсь в свет, когда истечет время моего траура, – вернусь прежней леди Мей, во всем блеске!

Перри улыбнулся:

– Не сомневаюсь, ты именно так и поступишь. – Он отодвинул тарелку и отхлебнул вина. – Однако и тогда действуй осмотрительно. И веди себя так, чтобы даже самые придирчивые не осудили тебя.

– Всегда есть кто-то, чье предназначение – портить прочим удовольствие! – Джорджия скорчила рожицу.