Джо Беверли - Скандальная графиня

Дрессер схватил Джорджию за руку и повел прочь от пруда.

– А кончится все тем, что вы спалите и дом, и все соседские усадьбы, безумная миледи!

– Это могло бы быть потрясающе… Вы готовы стать моим военно-морским советником? – Джорджия осеклась, но было уже поздно. – Нам пора возвращаться, – быстро переменила она тему. – Наверняка гости уже вовсю судачат о том, что я исчезла, и строят самые нелестные для меня предположения. Я буквально притягиваю сплетни. Это достойно сострадания, не находите?

– А вам кто-нибудь когда-нибудь сострадал?

– Нет.

Подобрав промокшие юбки, Джорджия направилась в сторону террасы, но вдруг замешкалась.

Прямо перед ней во всей красе сиял огнями Треттфорд-Хаус, из окон зазывно звучала музыка. Кто-то еще, наверное, танцует, а кто-то беседует. Сплетничает. О ней…

– А вот и табак… – прозвучал за ее спиной мужской глубокий голос.

Обернувшись, Джорджия увидела Дрессера, неотступно следовавшего за ней, так, словно он ее оберегал. Свет фонаря освещал сейчас левую сторону его лица, не изуродованную шрамом.

Джорджия кончиками пальцев легонько коснулась щеки Дрессера:

– Это так трагично…

Он накрыл ладонью нежные пальцы:

– Могло быть куда хуже. – И тут он увидел выражение ее глаз: – Что с вами, Джорджия?

– Наверное, теряю рассудок от аромата табака. Поцелуйте меня!

– Но почему?

– Да вы, как я погляжу, заглядываете в зубы дареному коню! – Увидев, что Дрессер мешкает, она шепнула: – Потому что я так хочу!

– И это достаточно веский довод?

– Да.

– А со сколькими мужчинами вы целовались?

Джорджия задумалась:

– Ну… может, с десятью…

– А сколько из этого десятка поцелуев доставили вам удовольствие?

– К чему эти вопросы? Ну, если вы не хотите, то я…

Дрессер обвил рукой ее талию и притянул ближе – так, что она ощутила сквозь одежду все его сильное горячее тело. Не отрывая взгляда от ее глаз, он провел рукой по нежной шее, пальцы его запутались в ее кудрях, и приблизил губы к ее губам.

Возможно, именно касание его пальцев испугало Джорджию, и она попыталась отпрянуть, но он уже целовал ее, и сопротивление как-то само собой угасло. Чувствуя его всем телом, ощущая его жаркие требовательные губы, она могла только сдаться. И раствориться в поцелуе.

Никто никогда прежде не целовал ее так, вкладывая в поцелуй всего себя целиком… Никто никогда не делал этого столь искусно…

И, сдавшись, она начала вдруг отвечать – губами, и языком, и ладонями, которые неведомо как оказались под его сюртуком, они скользили по шелку его жилета, наслаждаясь прикосновениями к могучему трепещущему телу. И собственное ее тело охватил трепет, но она дрожала уже вовсе не от страха, а от наслаждения.

Она могла целоваться так вечно, и даже еще более пылко, более страстно, не отрываясь от его губ.

Однако Дрессер прервал поцелуй, но не выпустил ее из объятий. Он глубоко дышал, прильнув щекой к ее волосам. Джорджия отстранилась, но лишь затем, чтобы взглянуть на него.

– Ни с кем.

– О чем вы?

– Я ни с кем не целовалась… до этих пор.

– А ваш муж?..

– Нет, это было совсем по-иному.

Дрессер нежно погладил кончиками пальцев ее щеку:

– Бедная Цирцея… и бедный ее супруг.

– Так вы думаете… Нет!

– Что – нет?

Джорджия высвободилась из объятий Дрессера, хотя тотчас ощутила себя беззащитной и поежилась.

– Меня посетила странная мысль, – сказала она, торопливо оправляя измятое платье и избегая встретиться с ним взглядом. – Я подумала, что такие вот поцелуи… что, возможно, они надобны для зачатия…

– Для зачатия вообще-то мало что нужно. На такое способно любое животное. – Он взял Джорджию за подбородок, принудив взглянуть ему в глаза. – Я никогда не упрекнул бы вас в бесплодии.

– Дрессер, не нужно! Мы с вами никогда…

– Я с этим не смирюсь.

Вырвавшись из кольца его рук, Джорджия торопливо стала подниматься по ступеням, отчаянно упрекая себя за то, что нарушила данное себе обещание не ранить сердце этого человека.

Поднявшись на террасу, она отважилась взглянуть Дрессеру в лицо:

– Это был дивный, волшебный поцелуй, и я благодарю вас… потому что теперь знаю, чего мне непременно нужно ожидать от будущего супруга. Но… вы никогда не сможете стать им.

– Отчего же? – Теперь свет фонаря не скрывал шрама на его щеке.

– У нас нет решительно ничего общего.

– У нас слишком много общего – такие вот поцелуи это неопровержимо доказывают, можете мне верить.

– Однако для вас такие поцелуи наверняка не великая редкость! – запротестовала она. – И я могу найти кого-то другого, кто сможет… – Она сконфузилась и умолкла.

– Так, стало быть, нет? Подумайте хорошенько, попытайтесь понять, что вы отвергаете, Джорджия.

В этот полуреальный, волшебный момент она честно подумала – и вдруг увидела еще одно препятствие.

– Это означало бы для меня признание моей вины.

– Ерунда!

– Ах, ерунда? А по какой иной причине леди Мей может выйти за обедневшего барона?

Это было жестоко с ее стороны, и Джорджия увидела, что слова ее глубоко ранили Дрессера.

– Ну что же, вот вам еще одна веская причина восстановить ваше доброе имя, – после недолгой заминки ответил он.

Джорджия показала головой, понимая, что сейчас либо расхохочется в голос, либо разрыдается.

– О, Дрессер, скажите же наконец, как вас нарекли при крещении?

Поглядев на нее, Дрессер с улыбкой ответил:

– Хамфри.

Джорджия была в замешательстве. Наконец она сказала:

– Не самое благозвучное имя… Я понимаю вас.

– Когда я был зеленым юнгой, меня величали Фри, но потом вырос и настоял, чтобы меня называли исключительно Дрессер.

Тут смех победил, хотя в нем звенели слезы, и Джорджия приникла к его груди, сотрясаясь от хохота и стараясь подавить плач…

Дрессер продолжал придерживать Джорджию за талию – он понимал, что ее смех слишком близок к горьким слезам, и от всего сердца желал одним мощным усилием освободить ее от всех бед и горестей.

Но жизнь чересчур часто бывает жестока, и приходится долго нести бремя горестей. Впрочем, не столь несправедливое бремя. И ему неминуемо надлежит вернуть этой леди доброе имя – пусть даже после этого она по праву сделается герцогиней.

Тем временем Джорджия опамятовалась и утерла выступившие слезинки.

– То, что вы избрали меня жилеткой для смеха пополам со слезами, считаю великой честью, – улыбнулся он.

– О, не надо! Иначе со мной вновь сделается истерика. Послушайте, нам пора возвратиться к гостям, но я не могу предстать перед ними заплаканной. Как я выгляжу?

Она подставила лицо свету, и Дрессер внимательно его изучил.

– С вашим лицом все в полнейшем порядке. Но уже занимается заря, и кто-то из гостей наверняка выйдет, чтобы ею полюбоваться. Мы можем остаться здесь, с ними, чтобы вам не пришлось заходить в дом.

Джорджия окинула взглядом террасу:

– Что ж, прекрасно. Ой, кажется, я вижу Херрингов!

Парочка и впрямь обнаружилась в уголке террасы, скрытая за объемистой урной с пышными цветами. Подойдя поближе, Джорджия и ее спутник заметили, что чета пылко целуется.

– Они без ума друг от друга, – вздохнула Джорджия.

– Это благословение Божье.

– Полно, так ли это? Если они вовсе не хотят разлучаться?

– В браке такое – величайшее счастье, – сказал Дрессер. – Если привязанность не превращается в одержимость.

Наконец Херринги отстранились друг от друга, лица их сияли – они вовсе не были обескуражены тем, что их застали «на месте преступления».

– Что может быть лучше, чтобы встретить новый день? – улыбнулась Бэбз, однако тотчас спросила серьезно: – Как ты, дорогая моя?

– Готова встретить новый день, – сказала Джорджия. – Даже с тем условием, что не возлагаю на него радужных надежд.

Бэбз сердечно обняла подругу.

– Все обойдется! Но что именно ты намерена предпринять? Мисс Кардус останется здесь, как полагаешь?

– О господи! От души надеюсь, что нет. Я просто не смогу оставаться с ней под одной крышей!

– Так приезжай в Лондон, – сказала Бэбз. – Ты сможешь пожить у нас.

Дрессер наблюдал внутреннюю борьбу Джорджии, зная, что никак не может сейчас предложить ей убежище у себя в Девоне. Неужели она предпочтет угодить в львиный капкан? Нет, в крысоловку, тотчас поправился он. Ну разумеется, предпочтет.

– Замечательно, – сказала она. – Ведь я уже пообещала Порции Маллори приглядывать за «Приютом Данаи». Но мне лучше остаться в доме отца.

– Наверное, это и к лучшему, – поддержала это решение Бэбз. – Но мы часто будем видеться. В Лондоне на лето остаются Олбрайты, так что друзей у тебя будет не так уж мало. – Бэбз прикусила пухлую губу, осознав, сколь двусмысленны ее слова, но все же предпочла избежать извинений, дабы не ухудшить положение. – Торримонды уже отбыли. Лиззи перед отъездом искала тебя.

– А мы любовались плавучими огнями в пруду, – сказала Джорджия. – Прекрасно придумано.

– Да что ты? Пойдем скорее, дорогой, мы должны это увидеть!

И Бэбз, схватив мужа за руку, потащила его в парк, а Джорджия жалобно улыбнулась Дрессеру. Не в силах противиться, он взял ее за руку, пальцы их переплелись – и оба они повернулись туда, где робкий жемчужный рассвет уже кое-где расцвечивался розовыми и оранжевыми сполохами.