– В этом нет нужды, – произнесла мать, не переставая писать.

– Но лорд Дрессер…

Матушка соблаговолила наконец оторваться от письма и озабоченно взглянула на дочь. Джорджия расхохоталась:

– Что вы вообразили, матушка? Что я от него без ума? Просто я только что узнала, что он сейчас в Лондоне и приглашен на бал. Я полагала, что он возвратился к себе в Девон.

– Я и сама так полагала, однако если ты говоришь…

– У меня к нему дело: нужно убедиться, что у него есть приличная одежда, он умеет элегантно кланяться, сносно танцует. Ведь вы сами просили меня приглядывать за ним, – прибавила она лукаво.

– Н-н-ну да… но его можно вызвать сюда.

– Однако если он нуждается в приличном костюме, то здесь его негде будет взять.

– И ты хочешь сама посетить столичные магазины, разумеется, – сказала мать. – Так что заодно улучшишь и свой собственный внешний вид. – Она умолкла, обдумывая ситуацию – так, словно это был важный политический вопрос. – Мы определенно не хотим, чтобы лорд Дрессер чувствовал себя на балу не в своей тарелке.

– Определенно не хотим!

– Очень хорошо. – Джорджия уже готова была торжествовать победу, однако мать разрушила все ее надежды: – Я еду с тобой.

– И ты будешь надзирать за преображениями лорда Дрессера с моей легкой руки?

Мать посмотрела на дочь так, словно та предложила ей искупаться в Темзе.

– Я хочу побеседовать с твоим отцом. Далеко не обо всем можно написать. А поскольку в городе мы с тобой отправимся каждая по своему делу, тебя должны сопровождать горничная, а также лакей. Последний необходим на тот случай, – прибавила она, – если лорд Дрессер не сможет встретить тебя на причале и сопровождать с первой до последней минуты.

Такая перспектива не вдохновляла. Джорджия выдумала первый попавшийся предлог, чтобы отпроситься в Лондон, и вовсе не подумала о последствиях. Короткая встреча с Дрессером и пара дельных советов – это одно, а вот томиться в его обществе долгие часы – совсем другое.

– Так он не по душе тебе, дочка? Его грубоватые манеры оскорбили тебя?

Джорджия честно созналась, что дело вовсе не в его манерах, а совсем в ином: ей стыдно вспоминать свою реакцию на его внешность.

– Возможно, лакея будет довольно, если лорд Дрессер занят, – прибавила она.

– Сейчас я напишу ему. – Леди Эрнескрофт взяла новый листок и черкнула пару строк, но вдруг проницательно взглянула на Джорджию: – Ты ведь не намереваешься там напропалую развлекаться?

– Разумеется, нет!

– Придется поверить тебе на слово.

– Матушка! Ну зачем мне это нужно?

– Понятия не имею. Просто, зная тебя…

– Я прекрасно понимаю, что мое поведение должно быть выше всяческих похвал, что я должна быть вне подозрений, поэтому не намерена ввязываться ни в какие авантюры.

– От души на это надеюсь, однако… – Леди Эрнескрофт задумалась, и Джорджия затаила дыхание. Ей почудилось, что мать вот-вот переменит свое решение, однако та сказала: – Надеюсь также, что лорд Дрессер свободен и сможет тебя сопровождать. Он не позволит тебе своевольничать, а поскольку с тобой будет горничная, то приличия будут соблюдены и никто не посмеет раздуть из этого скандал.

Джорджии не понравилось напоминание о том, что кое-кто готов раздуть скандал на пустом месте, однако отказываться от поездки в Лондон она не намеревалась ни при каких условиях.

– Тогда я закажу лодку, – сказала она. – На завтра, матушка?

– Если это совпадет с планами лорда Дрессера. Мы получим ответ от него через несколько часов. – Леди Эрнескрофт обмакнула перо в чернильницу и приписала еще пару строк. – И лодку я закажу сама. – Она взглянула на дочь. – Если гардероб лорда Дрессера потребует пополнения, отведи его к Парджетеру.

– К Парджетеру? К этому старьевщику? Давно мечтала увидеть одежды, отвергнутые почтенными джентльменами!

– Ты могла бы отвезти туда кое-что из собственного гардероба.

– И на балу увидеть кого-нибудь в моем уникальном платье? Вот это был бы скандал, матушка!

– Полагаю, в этой мастерской их переделывают до неузнаваемости.

Мать дописала письмо и посыпала его песком.

– Нет, матушка, с моими туалетами такой фокус не пройдет. Кроме того, я намереваюсь многие из них носить.

– Надеюсь, ты не имела в виду костюм богини.

Джорджии немедленно захотелось появиться на балу у Уинни именно в нем, но это было бы полнейшим безумием.

– Нет, я не его имела в виду, матушка.

А вот «павлинье платье»…

– Так ты отказалась от мысли обновить свой гардероб?

– А разве у меня есть выбор? Моих денег на мелкие расходы для этого недостаточно, а перешивать наряды, чтобы их ненароком не узнали кумушки, я почитаю ниже своего достоинства.

– Твоя сила духа – это одновременно и благословение, и проклятие, Джорджия. Мне остается лишь молиться, чтобы Небеса победили… – Мать сложила и запечатала письмо. – Отошли это.

Взяв письмо, Джорджия удалилась, озадаченная последними словами матери. Отчего она заговорила про проклятие, про Небеса? Они же обсуждали всего-навсего платья.

Она отдала письмо лакею и поспешила к себе.

– Джейн, мы должны найти платье с павлиньим узором! Я надену его на бал!

– Вы же собирались надеть другое – ну, то, с вышитыми цветочками примулы.

– Которое я ни разу не надевала, потому что оно ужасно скучное!

– Вам и надобно надеть что-нибудь скромненькое, миледи, а то, с павлиньим узором, все помнят еще с прошлого сезона.

– В этом-то и штука! Я же сказала, что леди Мей вернется в свет во всем своем блеске! При чем тут какая-то унылая примула? Павлиний узор – ровно то, что нужно: мое триумфальное возвращение запомнит весь бомонд! А еще, Джейн, мы едем в Лондон! Уже завтра. Всего на денек, но мы непременно навестим твою сестру и узнаем все о последних модных новинках.

– Это потрясающая новость, миледи, – просияла Джейн и убежала разыскивать павлиний наряд.

Джорджия же пустилась в пляс, кружась в упоении по комнате.

Сестра Джейн, Мэри Гиффорд, была ее личной модисткой. Прежде она была простой портнихой, но однажды Джейн уговорила госпожу заказать у нее для зимнего сезона платье из зеленого бархата. И Мэри справилась с делом столь блистательно, что теперь Джорджия одевалась только у нее. С ее легкой руки Мэри теперь обшивала еще нескольких великосветских леди. Теперь попасть к ней считалось престижным, а цены на ее работу были необычайно высокими.

Платье с павлиньим узором тоже придумала она. Оно было сшито из прозрачного черного шелка, спереди красовалась роскошная вышивка в виде радужных перьев, однако изюминкой наряда был шлейф, с удивительной точностью имитирующий сложенный павлиний хвост.

Мэри сшила и поразительное платье с изысканным названием «embrun de mer»[1] – волны невесомой сверкающей прозрачной ткани всех оттенков зеленого свободно колыхались вокруг корсажа, а не были пришиты к нему, как у большинства платьев. В танце это произведение портновского искусства и впрямь напоминало морские брызги, оправдывая свое название. Даже надетое поверх корсажа и нижней юбки, оно выглядело волшебно.

У Мэри и Джейн были сомнения по поводу костюма богини, однако Джорджия настояла и была звездой на Пиру олимпийцев два года назад. Она изображала Афродиту в классическом греческом одеянии, которое создавало иллюзию полностью обнаженной груди. На самом же деле тело ее до самой шеи было скрыто плотно облегающей тканью телесного цвета. Это было потрясающе забавно, и Дикон так гордился ею.

Разумеется, теперь злые языки утверждали, что она тогда и в самом деле была почти обнажена. Сейчас ей положительно стоило вести себя скромнее – по крайней мере некоторое время. Но все-таки она едет в Лондон! И совсем скоро будет танцевать на балу в своем «павлиньем платье»…

Что же до лорда Дрессера, то она поклялась себе не выказывать ни тени смущения при виде его увечья. Он получил эту рану на королевской службе и достоин лишь самого доброго отношения. Особенно теперь, когда послужил столь великолепным предлогом для поездки в Лондон.

Глава 9

Дрессер стоял под каменной аркой сада Йорк-Гейт, глядя, как приближается леди Мейберри, и чувствовал, что сердце его бьется чересчур сильно. Несколько недель, проведенных в здоровом деревенском климате, так и не смогли изгладить первого впечатления от их встречи. Образ ее преследовал его в сновидениях, и даже среди бела дня он то и дело представлял ее в роли супруги, хозяйки его дома.

И пусть это смешно, но он ремонтировал крышу поместья, думая о ней! И даже заменил окна в гостиной с той же мыслью… Конечно, это было не к спеху, однако гостиная – это королевство женщины.

И вот он вновь видит ее, однако она совсем иная, и этой новой женщине в его сновидениях, похоже, будет неуютно.

Ее широкополая соломенная шляпа украшена розовыми бантами, а платье с объемным кринолином сшито из розовой в полосочку материи – смелый выбор, учитывая ее струящиеся по плечам распущенные рыжие кудри. Помимо того, они с матерью избрали для путешествия не просто лодку, а богато вызолоченный ялик, на веслах которого сидели шестеро гребцов в ливреях. Еще два лакея в напудренных париках были к услугам дам на любой возможный случай, а на борту суденышка сверкал фамильный герб Эрнескрофтов.

Да, она пришелица из иного мира, и ему надлежит свято об этом помнить!

Он спустился на причал, дабы встретить прибывших, однако не слишком торопился, так что леди Эрнескрофт успела выбраться на берег, опершись на руку лакея, и Дрессер предложил руку своей Цирцее. Ее открытая сияющая улыбка была красноречива.