- Джорджи, дело сделано, - сказал он. - В предварительном выпуске "Дейли Трибьюн" разместила на первых пяти полосах зловещую историю о чудовищных похождениях двуличного министра иностранных дел.

- Отличная работа, Майк, - похвалила она. - Но нужно ещё кое-что сделать. Ты знаешь, где найти Алленби?

- В одном из трех пабов, где они сейчас отмечают свой триумф. Я его в два счета разыщу.

На редактора отдела новостей "Дейли Трибьюн" Майк наткнулся уже во втором по счету пабе.

- Алленби, дубина ты этакая! - с места в карьер заорал он. - Мы уже получили опровержение насчет Эджертона. Наш человек связался с МИДом, и там подтвердили, что дочку Линг родила от приятеля Джека, с которым тот учился в Кембридже. Они познакомились, когда Джек и его приятель путешествовали по Таиланду, но сам Эджертон никакого отношения к этому ребенку не имеет.

- Если ты думаешь, что я поверю этой белиберде, - проорал в ответ Алленби, пытаясь перекрыть адский шум в пабе, - то ты ещё больший мудак, чем я думал. - Уж я-то прекрасно понимаю, что вы на все пойдете, чтобы угробить наш успех.

- Послушай меня внимательно, - настаивал Майк. - Я уже позвонил Дугласу Холлоуэю и секретарю "Трибьюн". Эджертон наверняка подаст на вас в суд. Линг Синваени категорически отрицает, что он - отец её ребенка. Ее "интервью" на самом деле дала совсем другая проститутка, рассчитывавшая таким образом нагреть руки.

- Но как же фотографии, банковские чеки? - растерянно пролепетал Алленби.

- Они совершенно подлинные, - заверил Майк. - После смерти своего друга Эджертон стал добровольно посылать ей деньги. Отец девочки - не он. У нас есть официальное заявление МИДа на сей счет. Щедрость Эджертона объясняется исключительно его добротой и высокими человеческими качествами. Вы должны немедленно остановить печатные станки и уничтожить то, что уже успели сделать. В противном случае вам не сдобровать.

Алленби прекрасно понимал, что ему в любом случае не сдобровать. Он ни на мгновение не сомневался, что Шарон сделает козлом отпущения именно его.

Он попытался связаться с ней, позвонив по мобильнику, но тот не отвечал. Тогда он позвонил ей домой, но также безрезультатно. В конце концов он наговорил сообщение на её автоответчик и принялся дожидаться, пока Шарон перезвонит.

Впрочем, особого значения её звонок не имел, ибо Дуглас Холлоуэй уже успел распорядиться немедленно приостановить станки. Лишь несколько тысяч экземпляров успели поступить на лондонские улицы, и все курьеры "Трибьюн" отчаянно пытались заполучить их обратно, прежде чем газеты поступят в продажу. Но задача была невыполнимая. Даже один-единственный проданный экземпляр мог повлечь за собой судебный иск на баснословную сумму.

Попытка оклеветать благополучного семьянина, облеченного к тому же рангом министра иностранных дел, обойдется "Трибьюн" не в один миллион фунтов, а уж уволенных и пострадавших в результате этой чудовищной промашки будет не счесть.

Ранние выпуски всех главных газет сразу поступают на Кингз-Кросс* (*крупный вокзал и пересадочный узел в Лондоне), в типографии, а также в ту же ночь доставляются в отделы новостей всех национальных газет. Соперничающие издания проверяют, кто кого обскакал, а также пытаются воспользоваться чужими сенсационными материалами для включения в собственные, более поздние выпуски.

В течение нескольких минут после поступления "Дейли Трибьюн" телефоны пресс-секретарей министра иностранных дел буквально раскалились от лавины звонков. Аппаратчики чиновников подобного ранга должны быть доступны для репортеров в любое время суток.

Опровержения напечатанной информации посыпались словно из рога изобилия, одновременно с угрозами судебного преследования против "Дейли Трибьюн".

Дуглас, прекрасно понимая, чем это грозит, мгновенно распорядился, чтобы во всем тираже "Дейли Трибьюн" на третьей странице напечатали опровержение и принесли официальное извинение Джеку Эджертону. За всю историю существования Флит-стрит ещё не было скандала подобного масштаба.

"Трибьюн" в мгновение ока сделалась всеобщим посмешищем, а Дуглас больше всего на свете не выносил, когда его выставляли в дураках.

На следующее утро он вызвал Шарон уже в 8 часов.

Одетая в несвойственный для себя мрачный черный костюм, Шарон стояла (приглашения присесть разумеется, не последовало) и, понурив голову, в течение получаса выслушивала отповедь Дугласа, который бичевал её самыми хлесткими словами, не стесняясь в выражениях.

- Большего позора история журналистики не знала! - вновь и вновь кричал он. - Ты опозорила "Трибьюн" и обесчестила нашу профессию. Не говоря уж о том, что нам придется выплачивать рекордную в истории сумму в качестве покрытия морального ущерба.

Наконец Шарон осмелилась приподнять голову и тихим голосом промолвила:

- Дуглас, я согласна с каждым вашим словом. И мне остается принять единственное решение, сколь болезненным оно бы для меня ни было. Я вынуждена уволить человека, который виноват во всей этой ужасной истории.

- Какого ещё "человека"? - завопил Дуглас. - Виновата ты, кто же еще? Ты - главный редактор, и вся полнота ответственности лежит на тебе.

- Конечно, в целом за газету отвечаю я, - поспешно согласилась Шарон. - Но я всегда полагалась на надежность и ответственность своего руководящего звена. Этот материал раздобыл Алленби, и именно он своей подписью заверил подлинность всех изложенных в статье фактов. Он должен уйти.

Дуглас Холлоуэй в течение всей бессонной ночи обдумывал, что должен предпринять после такого провала. Учитывая неясность финансовых перспектив по итогам года, ему было бы крайне невыгодно признавать столь явную некомпетентность главного редактора "Дейли Трибьюн". Им необходим был козел отпущения, и Дуглас знал, что в этом отношении может положиться на Шарон. Если понадобится, она не только найдет жертвенного агнца, но и собственноручно перережет ему глотку.

Еще до полудня, когда адвокаты Эджертона выдвинули иск против "Трибьюн", Алленби был официально уволен и выдворен из здания "Трибьюн" в сопровождении двоих дюжих охранников. Шарон лично зачитала ему приказ об увольнении. Вся процедура заняла не больше двух минут.

Избавившись от Алленби, Шарон уселась за стол; её колотила крупная дрожь. Еще не пробило двенадцать, а она уже выкурила полторы пачки "мальборо". Весь стол был завален пеплом. На мгновение Шарон подумала, что это похоже на кремированные останки Алленби.

В дверь осторожно постучали, и вошел Феретти. Вид Шарон поверг его в ужас, и он, быстро приблизившись, обнял её. Шарон от умиления едва не расплакалась, однако минуту спустя, когда она отстранилась, Феретти с изумлением увидел, что глаза её горят от бешенства.

- Мы должны прикончить эту стерву! - прошипела Шарон. - Никогда не прощу ей такого унижения!

- Что делать, босс? - спросил Феретти, выпрямляясь и молодецки щелкая каблуками.

Шарон откинулась на спинку кресла. Лучи полуденного солнца ярко освещали её кабинет, а один озорной лучик высвечивал глубокую борозду между пышными грудями Шарон.

- Тебе удалось что-нибудь выяснить в цветочном магазине? - недобрым голосом спросила она.

- Нет, - Феретти с сожалением покачал головой. - Так долго ни архивы не хранят. Я попытал счастья в службе доставки, но и у нх хранятся лишь более свежие данные. Пока я в полном тупике.

- Так найди другой способ, бездельник хренов! - взорвалась Шарон. Или в два счета вылетишь отсюда следом за Алленби.

Карсон предпочел держаться в стороне от обсуждения скандала с Эджертоном. Его даже (что было крайне нехарактерно) не оказалось на месте вечером, когда Дуглас позвонил ему, чтобы выработать дальнейший курс действий.

Карсона куда больше интересовало, кто именно помог Дугласу подготовить финансовые выкладки для разработки бизнес-плана по слиянию с телекомпанией "Фостерс". И ему понадобился всего один час на то, чтобы это установить.

Карсон прибыл на службу в 8:15 утра и сразу же вызвал к себе начальника отдела информационных технологий.

- Вопрос, который я собираюсь с вами обсудить, Джо, крайне щекотливый, - начал он. - Более того, он - абсолютно конфиденциальный. В курсе дела лишь двое - исполнительный директор и я. Насколько вам известно, мистер Дуглас улетел на два дня в Нью-Йорк, и он очень просил меня разобраться во всем до его возвращения.

Джо Уинтер был глубоко польщен. Он был уверен, что Карсон вызвал его для того, чтобы задать нахлобучку за сбой, который случился пару дней назад при перекачке информации из редакции в типографию.

- Я все понимаю, мистер Карсон, - торжественно произнес он. - Я весь в вашем распоряжении.

- Когда я закончу, вы сами поймете, почему ни одна живая душа не должна знать об этом, - сказал Карсон. - Вы доложите непосредственно мне, а я сообщу результаты исполнительному директору. Итак, теперь о сути дела. У нас имеются веские основания полагать, что из финансового управления была допущена утечка информации секретного характера в пользу некой посторонней фирмы. - Уинтер в ужасе закатил глаза. - Некое не установленное пока лицо подготовило отчет, в который вошли данные о финансовом состоянии группы "Трибьюн", а также все подробности о наших обязательствах и задолженностях. Возможно ли установить, кто этот человек?

Уинтер выглядел так, словно гора упала с его плеч.

- Нет ничего проще, мистер Карсон. Лишь финансовый директор и несколько его ближайших помощников имеют доступ к этой информации. Я могу извлечь из компьютера данные за последних несколько недель и точно определить, кто именно и когда запрашивал данную информацию. Если, конечно, речь не идет о компьютерном взломе и несанкционированном доступе к нашим сетям.

- Начните с людей, которые имеют официальный доступ, - посоветовал Карсон. - Я убежден, что утечку допустил кто-то из своих.

Еще до девяти утра Уинтер вернулся в его кабинет с компьютерной распечаткой. Вид у него был сияющий.