Еще два бокала шампанского спустя Джорджина наконец сменила гнев на милость.

- Но с одним условием, - сказала она. - Я выпускаю "Санди Трибьюн", и я определяю всю её издательскую политику. Если мне снова будут вставлять палки в колеса, я уйду. Давайте назначим срок два месяца. Если к тому времени вы не разрубите этот узел, я увольняюсь. И, поверьте, Дуглас, я слов на ветер не бросаю.

Немного помолчав, она продолжила:

- Да, вот ещё что. Тревор Стивенс прозрачно намекал, что не прочь бы заполучить меня главредом "Санди Глоуб". Наверно, я тогда завтра позвоню ему и скажу, чтобы он на меня не рассчитывал. Пока, во всяком случае.

- Господи, да как ты только подумать могла, чтобы перейти к этому убожеству! - взорвался Холлоуэй. - За последние полгода они потеряли больше читателей, чем партия тори - своих сторонников на последних выборах. Нет, ты сегодня же перезвони Стивенсу и откажись наотрез.

Он протянул руку к стакану с водой и как бы ненароком посмотрел на часы. Джорджину это взбесило.

- Да, Дуглас, - ледяным тоном провозгласила она. - Уже почти девять. Бекки вас ждет, и я вас сейчас отпущу. Но сначала взгляните на это. - С этими словами она раскрыла черный кожаный атташе-кейс и извлекла из него папку с документами.

Холлоуэй озадаченно нахмурился.

- Ты же говорила, что у тебя два вопроса, а мы уже разобрались с обоими, - недовольно прогудел он.

- Первый вопрос состоял в том, что вы разбираетесь с Шарон, а в противном случае я увольняюсь. - Возможно, для вас, Дуглас, здесь и впрямь две проблемы, но для меня это одно и то же. А второй вопрос заключается вот в чем. - Она вручила ему папку. - Это мой план перехода на ежедневный выпуск, причем пример покажет именно "Санди". Я произвела все расчеты. Просмотрите первые странички, на большее вас все равно не хватит.

Холлоуэй пробежал глазами титульный лист.

ПЕРЕХОД "ТРИБЬЮН" НА ЕЖЕДНЕВНЫЙ ВЫПУСК.

ПЛАН.

На второй странице были отпечатаны лишь четыре ключевых вывода:

- издательские расходы снижаются на 25%;

- тираж и годовой доход вырастают на 6%;

- доход от рекламы увеличивается на 10%;

- общая прибыль вырастает на 20%.

На третьей странице была изображена схема управленческого аппарата. В верхнем прямоугольнике значилось: главный редактор - Джорджина Харрисон. Шарон в схеме не фигурировала вовсе.

Холлоуэй закрыл папку и вложил её в свой кейс.

- Что ж, с виду впечатляет. Завтра я покажу это финансовому директору, чтобы проверил все расчеты.

- С расчетами все в порядке, - сухо сказала Джорджина.

- И что-то я не заметил, какой пост ты отводишь Шарон, - с улыбкой произнес Дуглас.

- В моей схеме место для Шарон не предусмотрено, - отрезала Джорджина. - Кардинальные перемены требуют жестких решений, Дуглас. Вы сами меня этому учили.

Дуглас Холлоуэй привстал, церемонно поцеловал её и на прощание попросил пообещать, что завтра утром она соберет персонал и официально объявит, что никуда не уходит, а остается на своем посту.

- По правде говоря, - заметил он, словно спохватившись, - Шарон в последнее время заботит меня. Похоже, у неё начался серьезный жизненный кризис. То ли за ускользающей юностью гонится, то ли ещё за чем. Ты видела, в чем она заявилась на заседание Совета директоров?

Впервые за весь вечер Джорджина позволила себе улыбнуться.

После ухода Дугласа, Джорджина жестом попросила подать счет, но затем передумала и заказала ещё бокал шампанского. Похоже, встреча удалась. Все прошло по намеченному плану. Дуглас заглотал её наживку вместе с крючком. Она прекрасно понимала, что предложенный ею документ по всем статьям превосходит вариант, который на следующий день собиралась представить Шарон. Как по заявленным результатам, так и по тщательности проработки. Что бы ни случилось потом, в этой битве она одержала верх. И отступать теперь не имела права. Никакой пощады сопернице!

Однако больше всего Джорджину радовало, что, пожалуй, впервые за последних семь лет она не уступила Дугласу и поддалась на его излюбленную уловку "как ты могла... после всего, что я для тебя сделал?" И тем не менее её разозлило, что Дуглас снова пустил в ход этот избитый прием. Но ещё больше разозлила её собственная реакция: видя Дугласа насквозь, она все же почувствовала себя виноватой. Это был чувствительный щелчок по её самолюбию.

В лучшие дни Джорджине удавалось убедить себя, что заслуга Дугласа в её стремительной карьере не столь уж велика. Что она сама всего добилась. В худшие дни она сознавала, что обязана Дугласу всем.

Он далеко не впервые пользовался этим приемом, всякий раз нанося ей удары ниже пояса. На мгновение Джорджину обуял безотчетный ужас - она вдруг вновь ощутила себя пациенткой психиатрической клиники; той самой, из которой её вытащил Дуглас.

Третий бокал шампанского уже не казался ей столь притягательным. Джорджина оставила на столе банкноту достоинством в двадцать фунтов, встала и решительно направилась к выходу.

По настоянию Дугласа Холлоуэя, стекла в его "Бентли-турбо"* (* дорогой легковой автомобиль компании "Роллс-Ройс") были затемненные, и теперь, когда Джон, его шофер, подруливал к боковому входу в "Террейс", это было как нельзя более кстати. Бекки, невидимая снаружи, уютно расположилась на заднем сиденье, обложенном фирменными пакетами из "Хэрродса"*

(* один из самых дорогих и фешенебельных универмагов в Лондоне) и "Харви Николза".

Дуглас устроился рядом с ней, захлопнул дверцу и взял Бекки за руку.

- Привет, малышка, - проворковал он и погладил её по раздувшемуся животику. Никаких движений его пальцы не ощутили, только тепло, однако одна лишь мысль о том, что любимая женщина вынашивает его ребенка, окрыляла Дугласа.

А Бекки он любил, страстно и безоглядно.

Эта элегантная, гибкая как пантера женщина и беременность переносила играючи. Если бы не округлившаяся талия, никто бы и не заподозрил её состояния.

Нежная и теплая выпуклость под рукой Дугласа разительно отличалась от плоской, как стиральная доска, живота Келли, его жены, которая, чтобы оставаться в форме, ежедневно делала сотню сгибов-разгибов. При одной мысли о Келли, которая ждала его сейчас дома, отчужденная и разгневанная, на душе у Дугласа заскребли кошки.

Размеры пузика Бекки окончательно уверили его - больше тянуть нельзя. В самое ближайшее время он должен известить Келли о своем уходе. В противном случае досужие журналисты из конкурирующих изданий наверняка пронюхают о его тайне и раструбят о ней.

Глава 2

На следующее утро Джорджина и Шарон подкатили к "Трибьюн-тауэр" одновременно, хотя и с противоположных направлений. Джорджину шофер подвез со стороны Ноттинг-Хилла* (*бедный район на западе Лондона), где располагалась её квартира. Джорджина как обычно, устроилась на переднем сиденье темно-синего, в тон её глаз, "ягуара". Шарон приехала с запада, из Фулема* (*исторический район Лондона), где у неё был собственный дом. В отличие от Джорджины, она сидела сзади и, едва докуривая очередную сигарету, тут же принималась за следующую. Водителю категорически возбранялось даже заговаривать с ней.

Обе женщины были со всех сторон обложены свежими выпусками газет и без конца общались по мобильным телефонам со своими службами новостей. На ходу раздавая задания журналистам.

- Майкл, можем мы подкопаться к депутату-гомику, который вчера добровольно ушел в отставку из парламента? - спросила Джорджина, поглядывая в статью, которую только что выдрала из утреннего выпуска "Гардиан"* (*ежедневная газета либерального направления). - Очень уж загадочны обстоятельства, связанные с его отставкой. Не исключено, что дело пахнет жареным, тем более, что у него жена и трое детей.

- Похоже, от жены он ушел ещё пару лет назад, - поведал ей Майк. - Мы уже достали адрес его дружка, и я только что отрядил туда Стоупа.

- Только поосторожнее, - предупредила его Джорджина. - Если его родственники в курсе дела, то нам особенно разгуляться негде. Раз он оставил жену, то о супружеской измене речи уже быть не может. Ну, ладно, через десять минут я подъеду, тогда поговорим подробнее.

- Алленби, мать твою! - завопила Шарон в свой мобильник. - Сколько наших людей занимаются этим педерастом из парламента?

- Со вчерашнего вечера у его дверей постоянно дежурит наш фотограф, нервозно ответил ей редактор отдела новостей.

- Я хочу знать про этого гребаного хрена все! - Шарон так орала, что её слышала вся редакция. - Когда он чихает, и когда задницу чешет. Педерасты все одинаковые. Наведите справки во всех притонах: в Хампстед-Хите* (*популярный лесопарк на севере Лондона), в Клапам-Коммоне, во всех барах и забегаловках, где тусуются голубые. Распустите слух, что мы заплатим кучу денег за информацию о мальчиках внаем. Я хочу знать, кого он трахал, как часто и каким способом. Нужно вывести эту свинью на чистую воду!

У обеих женщин было кое-что общее! И та и другая пробивалась наверх из самых низов. Карьера Шарон началась очень рано. Уже в шестнадцать лет, сразу по окончании школы, она устроилась в редакцию местной газеты. Поначалу роль ей досталась довольно скромная: репортажи для колонок красоты и выгодных покупок. Однако прошло не так много времени, и её перевели в престижный отдел новостей. Ради сенсационного репортажа Шарон была готова на все. И журналистка из неё вышла блистательная; она отличалась не только непревзойденным нюхом на сенсацию, но и врожденным чутьем на источник информации.

В ранней молодости, ещё не успев пристраститься к спиртному и табаку, Шарон была совершенно неотразима. Снаружи, во всяком случае. Очаровать и выведать самые сокровенные тайны ей удавалось одинаково легко, что у сварливой старушенции, что у начинающего честолюбивого политика.

В отделе новостей её готовы были на руках носить, и ласково прозвали "баллистической ракетой". На Шарон обратили внимание, и вскоре она уже делала себе громкое имя в газетах национального масштаба. Любимым коньком её был секс, в особенности - сексуальные извращения.