Он бросил трубку и отправился спать.

Глава 9

- Как насчет шампанского, Джорджи? - спросил Лес Стрейнджлав и поманил рукой официанта. - Только - обычного. На представительских что-то экономить стали.

По приглашению Леса, они обедали в ресторане "Лепон де ля Тур". Лес этот ресторан обожал, а вот Джорджина считала, что слава этого заведения непомерно преувеличена, под стать ценам. Сама она предпочитала рестораны попроще.

С Лесом её несколько лет назад познакомил Дуглас. По большому счету, он ей нравился. В свои пятьдесят пять лет Лес считался одним из наиболее преуспевающих дельцов в сфере рекламного бизнеса. Наивная улыбка придавала его облику неповторимое очарование, а сочетание с бронзовым загаром, не сходившим круглый год, до сих пор позволяло назвать его красивым.

Несмотря на то, что родители увезли Леса из Перта в пятилетнем возрасте, после чего он долгие годы проживал в лондонском Ист-Энде, австралийский акцент сохранился у него во всей красе. Лес вовремя сообразил, что для блистательного развития карьеры и победы над конкурентами в британском рекламном бизнесе одного лишь юношеского очарования и синих глаз недостаточно. И вот тогда он и начал брать уроки дикции у престарелого забулдыги-австралийца, с которым познакомился в одном из пабов. А одевался с тех пор исключительно в костюме от Р.М.Уильямса, модного австралийского дизайнера. Затем, побывав двадцать лет назад в Сиднее, Лес приобрел там по случаю картонный ящик, битком забитый старинными гравюрами и картинами первых австралийских переселенцев. Лес любовно заключил их в рамки и развесил по стенам своего особняка в Мур-Парке, фешенебельном лондонском пригороде. Каждый посетитель удостаивался экскурсии по этому "родовому музею". Тыча в очередную картину, Лес говорил: "Это лачуга, которую возвел мой прапрадед, который отбывал там каторгу. А по этому двору я носился, ещё будучи сопливым мальчуганом". Все это звучало весьма убедительно и производило сильное впечатление.

Лес обладал редким качеством: он умел убеждать, не навязываясь. Для агентства "Маклейрдс" он был поистине незаменим. Его девиз гласил: "Самая блистательная работа не спасет скверных отношений, но прекрасные отношения компенсируют и самую скверную работу". За свою долгую карьеру Лес многократно убеждал всех в правдивости этого лозунга.

- Просто не знаю, Джорджи, как тебя благодарить за то, что ты попридержала статью про Блейкхерста, - сказал он. - Даже не представляешь, какое облегчение я испытал в субботу вечером, когда раскрыл свежий выпуск "Санди Трибьюн".

- Лес, я сказала вам тогда по телефону, и повторяю теперь: дружеские отношения тут ни причем. Просто для публикации у нас не хватило доказательств. Но работа продолжается, и, если фактов у нас будет достаточно, я дам этой статье ход.

- Да, да, конечно, - закивал Лес. - Я только хочу подчеркнуть, что очень тебе признателен. Настолько, что мои друзья решили преподнести тебе подарок. В любое время, как только сможешь улучить минутку, заскочи в "Тиффани" - тебя там ждут. В отдельной комнатке можешь выбрать все, что душе угодно. В разумных пределах, само собой разумеется.

Джорджине показалось, что она ослышалась.

- Господи, Лес, я просто своим ушам не верю! - вскричала она. - Вы что, подкупить меня хотите?

- Спокойно, Джорджи, не возмущайся. Это не подкуп, а искреннее выражение благодарности.

- Но меня совершенно не за что благодарить. Я придержала эту статью вовсе не ради вас, да и выгораживать кого бы то ни было не собираюсь. Кстати говоря, у Блейкхерста нет никаких улик против Дугласа, да и быть не может. Дуглас чист как стеклышко. Да, я готова продемонстрировать вам, насколько близко мы подошли к тому, чтобы опубликовать материал о похождениях вашего дружка.

Джорджина раскрыла сумку, извлекла из неё свернутые в трубочку гранки и вручила Лесу.

- На вашем месте, я бы разворачивала их осторожнее, - предупредила она. - Кто-нибудь может увидеть.

Лес кинул взгляд на гранки. Это были отпечатанные в цвете четыре полосы "Санди Трибьюн".

На верхней и них во всю страницу была напечатана фотография Блейкхерста с его возлюбленной. Броский заголовок гласил:

"ТЩАТЕЛЬНО ОБЕРЕГАЕМАЯ

ТАЙНА СЕКСУАЛЬНОЙ ЖИЗНИ

ОДНОГО ИЗ ВЕДУЩИХ МИНИСТРОВ КАБИНЕТА"

Далее размещались фотографии министра с женой, другие снимки любовницы, фотографии их тайного любовного гнездышка, а также дома, в котором Блейкхерст проживал с семьей.

- Ты не посмеешь... не сможешь... - сдавленно забормотал Стрейнджлав, и вдруг захрипел, закашлялся и начал синеть. Эпилептический припадок, быстро сообразила Джорджина.

Но по-настоящему она встревожилась лишь тогда, когда глаза Леса начали вылезать из орбит.

- Может, вызвать врача, Лес? - с ужасом спросила она. И тут же, не дожидаясь ответа, позвала: - Официант! Срочно вызовите врача! Этому человеку плохо. Скорее!

Посиневший Стрейнджлав уже начал сползать со стула, когда от одного из соседних столов к нему бросился прилично одетый мужчина в смокинге.

- Я доктор, - сказал он. - Во всяком случае, был когда-то.

Он уложил Леса на пол, ослабил галстук, расстегнул воротничок сорочки, раскрыл рот пострадавшего и заглянул в него. Затем запустил внутрь пальцы и что-то извлек.

- Он просто подавился кусочком хлеба, - возвестил бывший врач. Однако, похоже, что он перенес настоящий шок. - Посидите спокойно и дышите глубже, - посоветовал он Лесу, который по-прежнему судорожно сжимал обеими руками цветные газетные гранки.

Миниатюрная женщина в огромном, не по росту, черном кожаном пидажке, поднимавшаяся с ней в лифте, показалась Джорджине смутно знакомой. На мгновение она призадумалась, пытаясь вспомнить, где её видела. Ничего примечательного во внешности женщины не было: вьющиеся, плохо подстриженные темные волосы, почти полное отсутствие макияжа, лицо, настолько не ухоженное, что его обладательнице можно было дать любой возраст, от тридцати пяти до сорока пяти лет.

- Господи, это лифт ползет, как черепаха, - со вздохом сказала Джорджина. - А вы, кажется, Майра Прескотт, да? Я читала вашу статью в журнале "Я" про удочерение румынской девочки-сиротки. Изумительно написано. Как дела сейчас у этой малютки? Ей ведь, кажется, операцию собирались делать?

Журнал "Я" появился лишь несколько месяцев назад. Его выпускала "Дейли Геральд", дружественная "Трибьюн" газета.

Майра благодарно улыбнулась и избавилась от пиджака.

- Жарко здесь, - сказала она. - А чертов лифт, по-моему, на каждом этаже останавливается. - С Таней, лапочкой моей, все в порядке. Мне отовсюду присылают деньги для операции на сердце, которая ей необходима. Ужасно трудно ждать, пока врачи наконец сочтут, что она готова к операции. Я прикладываю все силы, чтобы удочерить бедняжку, но власти полагают, что мать-одиночка, которая зарабатывает восемьдесят пять тысяч фунтов в год и живет в большом доме в Айлингтоне - не самый подходящий вариант для девочки. Это просто кошмар какой-то. Мне порой кажется, что я при жизни в геенну огненную угодила.

Лифт остановился на этаже, где располагалась редакция Джорджины. Она вышла, но Майра Прескотт, к её удивлению, последовала за ней, хотя журнал "Я" был несколькими этажами выше.

- Да, просто возмутительно, - продолжила Джорджина. - Можно подумать, что девочке лучше жить в ужасном приюте, где о ней и позаботиться толком некому. Надеюсь, вы об этом тоже напишете?

- Я бы написала, - дрогнувшим голосом ответила Майра, - но, боюсь, что никогда не сумею удочерить её. - Она вынула из сумочки бумажную салфетку и промокнула глаза. И тут Джорджина впервые увидела, какие они у неё темные, почти черные, как будто зрачки расширены до предела.

- Если хотите, я могу вам помочь, - предложила Джорджина. - Например, сама обращусь к властям через свою газету.

- Боже мой, Джорджина, я была бы вам безмерно благодарна! - пылко воскликнула Майра. - Ведь мы женщины, должны всячески помогать друг дружке.

- Позвоните мы, и выработаем общий план действий, - сказала Джорджина.

Они распрощались, Майра помахала ей вслед, и Джорджина с удивлением отметила, что руки этой странной женщины обметала багровая нервная сыпь.

* * *

Шесть кварталов, отделявших его от юридической конторы, Дуглас решил преодолеть пешком. Стоял прекрасный летний вечер, и после жаркого дня над Сити в розоватой дымке медленно ползли лучи предзакатного солнца.

Джулиан Стоквелл встретил Дугласа в холле, и в кабинет адвоката они прошли вдвоем.

- Времени у меня в обрез, Джулиан, - сказал Дуглас. - Через полчаса за мной заедет мой шофер. К девяти меня ждут в ресторане. Я хотел только кое в чем удостовериться. Скажите, вы уже обсуждали со своими финансистами условия оформления офшорной компании в Делавэре?

Стоквелл возглавлял лондонский филиал известной американской юридической ассоциации "Джонсон Квестинг".

- Да, все в порядке, - сказал он. - Я лично беседовал с доверенными лицами из "Роузбад, инкорпорейтед". Вклад "Трибьюн" составляет три миллиона фунтов стерлингов акциями, и один миллион - наличными, под высокий процент. Все обстоит как нельзя лучше.

Еще до женитьбы на Келли Дуглас обратился к своим юристам за советом. Да, верно, любил он её беззаветно, однако после двух разводов, обошедшихся ему в сумму со многими нулями, он решил подстраховаться, чтобы в случае очередных семейных неурядиц не лишиться всего того, что заработал непосильным трудом. Тогда, конечно, сама мысль о том, что они с Келли могут развестись, казалась невозможной, и все же здравый смысл подсказывал Дугласу, что рисковать всем состоянием не стоит.

И вот теперь, когда невозможное становилось вполне реальным, Дуглас был рад, что успел принять меры предосторожности. Конечно, он не будет несправедлив к Келли и должным образом о ней позаботится, однако ободрать себя как липку не позволит. А в том, что брошенная и оскорбленная Келли будет сражаться за каждое пенни, он не сомневался.