Она не могла стать его любовницей. А если все-таки станет — погубит магазин. Что же до замужества…

Да это просто смешно! Будь он даже настолько безумен и безрассуден, чтобы сделать ей предложение, она все равно не сможет его принять. Общество все еще бурлило из-за брака Марселины. А еще один мезальянс навсегда прикончит «Мэзон Нуар». И вражескую армию возглавит леди Уорфорд.

У Марселины, по крайней мере, хватило ума влюбиться в сироту.

А Фэрфаксы? Все они дружно объединятся против нее. Даже леди Клара. Одно дело — симпатизировать модистке или горничной, совсем другое — принять эту особу в свою семью.

Кроме того… А что если возникнет весьма щекотливый вопрос о ее, Софи, предках?

Нет, это абсурдно и безнадежно! И у нее нет времени даже мечтать о подобном безумии. У нее уже имелся план. И вовсе не безумный. Оставалось лишь довести его до конца.

Глава 16

«Маркиз Хертфорд пригласил изысканное общество собраться в следующий понедельник на первый в этом сезоне праздник в его особняке на Риджентс-парк. Насколько нам известно, было разослано пятьсот приглашений».

«Корт джорнал». 13 июня 1835 года. Суббота.

«Фоксиз Морнинг Спектакл».

15 июня понедельник.

«В свете недавнего инцидента на ежегодной летней выставке в Британском музее можно только с удивлением покачать головой, узнав о привычке вышеуказанного джентльмена так упорствовать — он совершает одну глупость за другой. Этот лорд завоевал — честно или нечестно, предоставляем судить читателям, — руку первой красавицы Лондона, бриллианта чистой воды, в чем даже самые ожесточенные женоненавистники не могут ей отказать. Эта знатная модная леди, девушка несравненной красоты и грации, должна была бы, как нам казалось, пробудить чувство беспредельной преданности в любом мужском сердце, не ожесточенном годами распутства и разврата, а также грубым пренебрежением общепринятыми правилами и обязательствами. Известно, что растрата когда-то немалого фамильного состояния, оставленного джентльмену любящим отцом, сделала его почти нищим. Верно и то, что Лондон уже много лет не становился свидетелем столь постыдного небрежения и неуважения к тому неписаному закону, который хотя и позволяет джентльмену игнорировать требования кредиторов, но все же требует отдавать друзьям долги чести. Для того чтобы найти подобный вопиющий случай, мы должны вернуться в 1816 год, когда Бо Браммел покинул эти берега под покровом ночи, оставив друзей выплачивать тридцать тысяч фунтов совместно взятого кредита, не говоря уже о тех суммах, что одолжили ему различные люди, не считавшиеся его друзьями.

В этот момент мы не знаем, что и думать. Можем только пересказать читателям очередной инцидент. В воскресенье вечером вышеуказанный джентльмен был замечен в тихом уголке отеля “Брансуик”. Конечно, нет ничего необычного в том, что компании джентльменов часто наслаждаются прекрасными ужинами этого отеля. Однако единственной компаньонкой этого джентльмена была молодая французская вдова, которую часто видят рядом с братом невесты этого джентльмена».

«Мэзон Нуар».

День вторника.

— Нет-нет! — воскликнула Марселина. — О чем ты только думаешь, Софи?! Леди Кларе необходимо надеть белое. А ты будешь в голубом.

— Мне казалось, что ты сшила сливовое специально для этого бала, — ответила Софи, пожав плечами.

— Это было до того, как я увидела оба платья вместе, а тебя — рядом с леди Кларой, — возразил Марселина. — Нет-нет, никакого сливового. Об этом и речи быть не может. Слишком резкий контраст. — Она указала на два манекена в упомянутых платьях.

Всего манекенов было двенадцать, и Леони не одобряла такого мотовства. Зато манекены были великолепны и производили огромное впечатление на заказчиц. У Даудни было только два, да и те можно было назвать старой рухлядью.

— Разумеется, контраст велик, — ответила Софи. — Я неотразимая молодая вдова. А леди Клара — незамужняя молодая леди.

— Да, знаю, — кивнула Марселина. — Но если леди Клара наденет белое, а ты — сливовое, разница покажется чересчур огромной. И многие получат повод усомниться в твоей добродетели. Одно дело — быть неотразимой. Это волнует. И совсем другое — женщиной нестрогих правил. А таких «свет» судит и выносит приговор.

Герцогиня повернулась к брату леди Клары.

— Взываю к вам, лорд Лонгмор.

Граф поспешно отступил и пробормотал:

— Нет-нет, благодарю. Когда речь заходит о дамских нарядах, я отказываюсь вступать в споры.

Лорд Лонгмор с сестрой, а также Марселина и Софи стояли у примерочной на втором этаже. В эти дни у «Мэзон Нуар» заказчиц было великое множество. До конца сезона осталось десять дней, а высшему обществу нравилось заканчивать сезон роскошными балами, так сказать, заключительными аккордами. Хозяева приемов состязались в том, кто устроит самый шикарный праздник. Женщины же боролись за право считаться самой нарядной, и их состязание было таким же упорным и яростным, как любая война.

В четверг должен был состояться ежегодный бал у леди Бартрам, мечтавшей бросить тень — как можно более густую и мрачную — на любое мероприятие, завершавшее сезон (включая и вчерашний праздник маркиза Хертфорда на Ридженс-парк, а также сегодняшний бал с ужином у герцога и герцогини Олбани и празднество на свежем воздухе у герцога и герцогини Нортумберленд в Сайон-Хаусе в пятницу).

Стремление затмить всех и являлось очевидной причиной, по которой леди Бартрам пригласила не только главных участников скандала, связанного с Аддерли, но и пару, крайне редко появлявшуюся в списках гостей — герцога и герцогиню Кливдон.

Когда высший свет узнал, что леди Клара Фэрфакс, а также ее предполагаемая соперница за внимание лорда Аддерли мадам де Вернон покровительствуют «Мэзон Нуар», множество знатных дам отказались от своих модисток и поспешили приехать в дом 56 по Сент-Джеймс-стрит; вне всякого сомнения, они надеялись увидеть обеих женщин, а если повезет, то и посмотреть, как те стараются выцарапать друг другу глаза. Стоит ли упоминать о том, как жаждали они встретиться и с ослепительной герцогиней Кливдон?

Но это были второстепенные мотивы; главным же являлось стремление затмить всех дам, в том числе и парижскую сенсацию мадам де Вернон. А для достижения этой цели, похоже, следовало сшить платье именно в «Мэзон Нуар», пусть даже это означало попасть в список врагов маркизы Уорфорд.

Ликующая Леони, отдав должное своей сестре Софи, сумевшей привлечь множество завидных заказчиц, заметно смягчилась и больше никого не донимала по поводу счетов. И сегодня Леони, воспользовавшись присутствием Софи в «Мэзон Нуар», решила посетить торговцев полотном. В тканях она разбиралась так же хорошо, как и в цифрах. Но Марселина по-прежнему оставалась признанным гением по части новых моделей, и поэтому, будь здесь Леони, она непременно сказала бы:

— Софи, конечно, ты должна надеть голубое. Разве Марселина не считает, что так нужно?

Леди Клара, все это время изучавшая платья, теперь высказала свое мнение:

— Вы будете божественны в голубом. Идеальный оттенок для ваших глаз. И игра бриллиантов будет достаточно эффектна.

— Бриллиантов? — переспросил Лонгмор.

— Конечно, — кивнула леди Клара. — Мадам должна быть усыпана бриллиантами, чтобы возбудить аппетиты некоего джентльмена.

Темные глаза впились в лицо Софи. Она не видела Лонгмора с утра понедельника и сейчас ей почему-то казалось, что он смотрел на нее… как-то насмешливо.

Возможно, он вовсе не влюблен в нее. Возможно, то был момент безумия, а потом он пришел в себя после страстной ночи. Влюбленный мужчина должен выглядеть хотя бы немного встревоженным. Должен испытывать мучения любви, как выражался в своем письме лорд Аддерли.

Но, видимо, глупо ожидать, что человек вроде лорда Лонгмора будет терзаться из-за такого пустяка, как влюбленность. Не настолько он чувствителен. Никто не может обвинить его в излишней сентиментальности. Он не эмоционален. Его нельзя назвать тонкой натурой.

Но именно это она в нем и любила. И еще многое другое.

«Все это не важно, не важно, не важно…» — мысленно твердила Софи. Ей следовало взять себя в руки и выйти из этой встречи с достоинством, сохранив душевное равновесие.

— Сейчас мадам де Вернон нельзя быть осмотрительной и благоразумной, — заметила Софи.

— Да-да, на балу леди Бартрам не место благоразумию, — закивала леди Клара, не замечая обмена взглядами между братом и одной из модисток. — Женщины опустошат свои шкатулки с драгоценностями. Явятся на бал как рождественские елки.

— Но не вы, леди Клара, — сказала Марселина. — Вы всегда носите скромные драгоценности. Ваша красота не нуждается в украшениях, как и бальное платье. По-настоящему красивое платье вовсе не требует множества драгоценностей. И помните: мы хотим подчеркнуть вашу чистоту и невинность.

— А заодно сделать вид, что и я обладаю таковыми, — добавила Софи.

Лонгмор подошел к манекенам и стал изучать голубое платье.

— Почему вы возражаете? Голубой подчеркнет цвет ваших глаз, ваших божественных глаз… Или глупец Аддерли провозгласил божественными ваши губы и душу?

— Я вся божественна! Все мое существо! — заявила Софи.

— Неужели лорд Аддерли действительно так сказал?! — оживилась леди Клара.

— Он все изложил в письменном виде, — пояснил Лонгмор. — Разве мадам тебе не рассказывала?