— Нетерпение юности… — вздохнула леди Дервич. — Именно так я и сказала Кларе. Но она так и не рассказала мне, что на нее нашло. Действительно, что же побудило ее выйти на террасу именно с Аддерли?! Подозреваю, дело совсем не в нем.

— Как это не в нем, когда именно он едва не раздел ее на террасе?! — возмутился Лонгмор.

— Не совсем так, — запротестовала Софи. — Он всего лишь спустил ее декольте на дюйм-другой и смял деликатные складки лифа. — Лонгмор еще больше помрачнел, а Софи продолжала: — Видите ли, миледи, корсаж был с большим вырезом и собран спереди узкими складками. Мы вышили его мускусными розами — с бутонами, стеблями и листьями. Такой же узор шел по подолу. Я посоветовала леди Кларе надеть брошь с изумрудами, чтобы оттенить вышитые растения. Мы прикололи ее довольно низко… вот здесь. — Она показала на ложбинку между грудями. — И это позволяло увидеть край ее сорочки — пикантное зрелище, конечно же. Однако осмелюсь сказать…

— А я осмелюсь сказать, что леди Дервич уже прочитала бесконечно подробные детали туалета Клары в «Спектакл», — вмешался Лонгмор. — Как все мы.

— Я просто указываю, что туалет леди Клары мог находиться, на взгляд ее брата, в большем беспорядке, чем на самом деле, — сказала Софи.

— Какая разница — в большем или меньшем?! — разозлился граф. — Она была наедине с ним! Он расшнуровал ее корсет и спустил платье с плеч, а потом сделал вид, будто галантно пытается скрыть то, что скрыть невозможно.

— Но если бы он действительно был галантным, то не понадобилось бы ничего скрывать, — резонно заметила леди Дервич. — Естественно, я ничего подобного ей не сказала, чтобы не расстраивать девочку. Но она и без меня все поняла. Именно это и побудило ее броситься в такую авантюру. Она передала слова этой мерзкой особы Бартрам, которые та бросила ей в лицо… или достаточно прозрачно намекнула. Клара сказала, что с нее достаточно унижений! Терпеть новые из-за человека, который ее презирает? Невыносимо! Я пыталась урезонить ее. Но вы же знаете, как близко к сердцу принимает она подобные вещи. Бабушка смогла бы убедить Клару, у нее это всегда хорошо получалось. Но я с таким же успехом могла говорить с дымовой трубой. Не знаю, как можно все уладить. Она не верит, что это возможно. Так что мне остается только бояться за нее.

Глава 9

«Хэмптон-Корт — королевский дворец, воздвигнутый в тринадцати милях от Лондона кардиналом Уолси и подаренный им своему повелителю Генриху Восьмому… Окрестности дворца вполне достойны внимания посетителей и вполне доступны».

Кранли. «Картинки Лондона», 1834

Целую вечность спустя Лонгмор попытался вывести Софи из дворца тем же путем, которым они пришли. Она же медлила, глазея на окна, узкие коридоры и закрытые двери, глазея так упорно, словно пыталась прожечь их взглядом.

— Вы остались бы тут на ночь, если бы я позволил, — проворчал граф.

— Я всего лишь пытаюсь узнать как можно больше, — оправдывалась Софи. — Знаете, нелегко будет убедить вашу сестру вернуться в Лондон. Для этого нам нужно понять ее мотивы.

Но он больше не хотел ничего понимать! Откровения леди Дервич, дополнившие речи Софи, довели его до белого каления. Ему хотелось побыстрее выбраться отсюда! И он больше не жалел, что оставил Аддерли в живых. Смерть была бы для него слишком хороша! Его следовало избить в кровь так, чтобы навеки попортить смазливую физиономию. Пусть мучается до конца дней своих, как мучил Клару.

— Не желаю ничего слышать, — заявил граф. — Женщины обычно говорят о чувствах. Не самая моя любимая тема. Полезнее поговорить со слугами и дворцовыми служителями. Похоже, Клара была не слишком откровенна. Даже с леди Дервич. Но Дейвис говорила с садовником о местных гостиницах, и он рекомендовал «Эшерс Беар-инн». Нужно ехать.

— Знаю.

— Ну и…

— Иду-иду…

— Почему же вы медлите.

— Я думаю.

— Нельзя ли думать и идти одновременно? — в раздражении проговорил Лонгмор.

— Вы всегда так нетерпеливы? — улыбнулась Софи.

— Не всегда, но сейчас чрезвычайно. Потому что мы уже и так потеряли несколько часов.

— Не больше, чем ваша сестра. Она ведь не могла никуда ехать в бурю. И провела ночь в гостинице. А вы же сами сказали, что ее лошади нужен отдых.

— Но у нее день форы! — напомнил Гарри.

— Вряд ли она могла отправиться в путь в таком состоянии. Слишком была расстроена.

— Зато я не расстроен! И даже будь я расстроен, все равно отправился бы… куда-нибудь.

— Вы чрезвычайно расстроены. — Софи сокрушенно покачала головой. — Наверное, тем, что мы с леди Дервич сказали о Кларе? И теперь вы хотите кого-нибудь убить. Или ударить. Но мы не можем позволить себе драться, потому что, если вас арестуют…

— Не арестуют!

Она встала перед графом, вынудив его остановиться, и схватила за лацканы сюртука.

— Выслушайте меня! Я позабочусь о решении проблем вашей сестры, ясно?!

— Вы? — Лонгмор презрительно ухмыльнулся. — Теперь не верю. Я был глуп, решив, что это возможно. Негодяй намеренно скомпрометировал мою сестру. Это была вовсе не похоть, черт его побери, а хладнокровное…

— Мы о нем позаботимся, — перебила Софи.

— Вы — женщина! Хозяйка магазина! Какого же черта вы вообразили, будто что-то можете?!

— Вы понятия не имеете, на что я способна, — отрезала Софи.

— Солгать — да. Сыграть роль — да. Шпионить — да. Но я ни за что не поверю…

— Вы избалованный аристократический болван! И ничего обо мне не знаете. Не знаете, что мне пришлось пережить. Дитя вы малое! Младенец! Капризный, так и не повзрослевший малыш, огромный ребенок, который бьет людей, когда не может настоять на своем. Вы… уфффф!

Он обнял ее за талию — и рывком привлек к себе.

— Значит, ребенок?

Софи стала вырываться, но это было все равно, что драться с кирпичной стеной. Граф же наклонил голову и нашел губами ее губы. Когда же она вспомнила о необходимости отстраниться, было слишком поздно, потому что он уже ее целовал. Еще более исступленно, чем прежде, и она чувствовала этот поцелуй всей своей сутью.

Софи сжала кулаки. Она могла это сделать — могла сопротивляться! И она заставила себя ударить его — раз за разом била кулачками в грудь… Увы, жалкие усилия. Вряд ли он чувствовал ее удары.

Но она-то прекрасно чувствовала его горячие губы. И чувствовала его огромное мускулистое тело… а также его запах, действовавший на нее подобно опиуму, убивший ее волю к сопротивлению и способность мыслить.

Она сдалась. Расплавилась на его груди. Губы ее приоткрылись, а поцелуй становился все более страстным, жгучим и опасным. И все исчезло, оставались лишь ощущения, которым не было названия, хотя они и заставляли ее сердце колотиться все сильнее. И ощущения эти перемещались все ниже — туда, где им не полагалось быть. Но все же они охватывали ее все сильнее, пробуждая голод, пробуждая непреодолимое влечение…

Наконец кулаки ее разжались, и пальцы вцепились в плечи графа, потому что иначе она просто упала бы и…

Он подтолкнул ее к стене, все еще держа в плену поцелуя, и она, трепеща, прислонилась к холодным кирпичам, но все тело ее по-прежнему было восхитительно теплым. Граф тоже оперся о стену, и Софи вдруг почувствовала, что наклон его головы изменился. Теперь его поцелуй стал еще более жарким, а губы, казалось, обжигали.

Внезапно, она услышала какой-то звук… Далеко ли? Ах, не имеет значения! Но звук стал громче. И кто-то откашлялся.

Софи распахнула глаза, и в тот же момент Лонгмор отстранился. Почти не поднимая головы, он обернулся на шум.

— Прошу простить, ваша милость, — раздался чей-то голос.

Граф нахмурился и проворчал:

— Не видите, что я занят?

— Да, ваша милость, но…

— Ааааа! — Софи толкнула Лонгмора в грудь. — Будьте вы прокляты! — Она снова его толкнула и прошипела: — Проваливайте…

Лонгмор сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. После чего так же медленно отступил на несколько шагов. Он был ужасно возбужден и никак не мог прийти в нормальное состояние. Но это еще полбеды. Гораздо труднее стало думать, потому что голова приятно отяжелела. Чуть прищурившись, он рассматривал виновницу своего нынешнего смятения. Софи была слегка растрепана. Шляпа же сбилась набок, губы распухли, а глаза широко распахнулись. О, она была прелестна!

— Я просто прощался с вами, — проговорил граф хрипловатым голосом.

— Это вы называете прощанием?

— Я оставляю вас здесь. С ее милостью. Можете часами обмениваться с ней мнениями о высоких чувствах.

Софи рывком развязала бант под подбородком, размахнулась и ударила его шляпой. Сначала в грудь, потом по руке, потом снова в грудь. И гордо удалилась. Шляпка, свисавшая с пальцев, ударялась о юбку, а бедра изящно покачивались.

— Без меня вы заблудитесь! — крикнул ей вслед граф.

— Сомневаюсь! — бросила она, не оборачиваясь.

Лонгмор пожал плечами и стал поправлять свою шляпу. И тут заметил, что дворцовый служитель был все еще здесь — стоял в нескольких шагах от него с абсолютно бесстрастным видом.

— Вы что-то хотели? — спросил Лонгмор.

Служитель глянул в сторону окна. Сквозь волнистое стекло виднелась темная фигура.

— Леди Флинтон весьма строга, милорд, — как бы извиняясь, пояснил служитель. — Очень расстраивается из-за того, что называет «аморальным поведением». Велела мне положить этому конец.

Лонгмор приподнял шляпу и поклонился фигуре в окне. После чего пошел следом за Софи. Как он и ожидал, она свернула не туда. Он нашел ее в Часовом дворе. Похлопывая шляпкой по юбке, она осматривала астрономические часы.